В теленовостях во всех странах только об этом и стали говорить. В той французской семье, где папа в прошлый раз чуть не подавился рогаликом, в этот день он проделал это гораздо успешнее. Он так закашлялся, что мама с испугу все-таки уронила блюдце из-под варенья, а потом стала хлопать папу по спине. Еще бы, на экране стали показывать такое! Перепуганный диктор просто закатывался в истерике:

– С'est fantastique! Bateau de guerre – lе porte-avions a disparu! Incroyable!

(Фантастика! Военный корабль – авианосец испарился! Невероятно!)

Вместо диктора появились кадры громадного авианосца, который был окутан сине-зеленым свечением и весь дрожал, качаясь на океанских волнах. Затем он стал кренится набок, сначала медленно, а потом все быстрее. По палубе огромного корабля, как игрушечные, стали скатываться боевые самолеты, а экипаж спускал в море шлюпки и надувные лодки. Авианосец качнулся в другую сторону, и несколько истребителей свалились в воду. Люди, как муравьи в горящем муравейнике, бегали по палубе и потом стали спускаться по канатам прямо в воду. Через минуту на палубе никого не осталось и громадное судно, словно рыба, пойманная на крючок, стало вытягиваться из воды. Корабль поднимался, раскачиваясь и мерцая в странном сиянии. И вдруг его как будто втянуло пылесосом в небесную воронку, и он исчез.

В этот момент мама так хлопнула папу по спине, что рогалик выскочил у него изо рта и ударился в голубой экран.

– Папа! Мама! Я тоже хочу себе такой кораблик! – закричал их пятилетний сын, и мама всплеснула руками.

Внезапно в телевизоре опять появился диктор и начал глотать воздух, а затем закричал так, словно с ним приключился припадок:

– Oh! Non! C’est impossible! Regardes-vous la Tour Eiffel! (О! Нет! Это невозможно! Посмотрите на Эйфелеву башню!)

И тут уже папа с мамой бросились к окну. Высокая и ажурная, как нефтяная вышка, Эйфелева башня дрожала. Вся окутанная сине-зелеными бликами она вдруг стала раскачиваться и поворачиваться вдоль своей оси. Так продолжалось минут пять и вдруг знаменитая парижская башня, символ и гордость французской столицы, стала приподниматься. Было видно, как падают лифты и рвутся кабели, идущие к антеннам наверху. Затем раздался звук пробки, вылетающей из бутылки шампанского, и башня исчезла в небесах. Папа и мама обессиленно опустились на пол. К ним подошел их сын и заявил, как ни в чем небывало:

– А у меня уже есть такая башня! – и показал родителям пластиковый сувенир, который он выудил из кучи игрушек…

Посмотрим теперь, что творилось на другой стороне Атлантического Океана. Там, в центре Нью-Йорка, с американского папы свалилась-таки на пол ковбойская шляпа, а он сам поперхнулся сигарным дымом. И было от чего! Он смотрел репортаж, в котором с острова Пасхи один за другим улетели в облака все знаменитые истуканы. Каждый из них покрывался синим светом, потом издавал легкий чпок, и очередная каменная голова улетала вверх.

По острову бегали растерянные аборигены, и их набедренные повязки возмущенно развевались на ветру. Еще бы, веками они поклонялись этим изваяниям и приносили им подарки и угощения. Теперь же эти идолы, все, один за другим, бессовестным образом исчезли! Аборигены трясли копьями и гремели амулетами на шеях. Их набедренные повязки тоже подпрыгивали в такт. И вдруг стали исчезать и они. Сначала копья, затем амулеты, а потом и набедренная одежда. Все это уносилось в небо с легким свистом и пропадало в зеленоватой с голубым воронке, которая спустилась прямо из облаков. Из нее прямо в землю упирался голубой луч и шарил по острову. И всасывал предметы. Аборигены остались совсем голыми и, стыдливо прикрываясь ладошками, они бросились врассыпную.

Американский папа сидел, разинув рот, а рядом с ним сидел точно так же его сын. Они переглянулись, и родитель переключил программу, а там было еще хлеще!

– We just get breaking news from Moscow. 5 military jets vanished above Siberia region! (Мы только что получили новости из Москвы. Пять военных кораблей испарились над сибирским регионом!) – тревожно верещала журналистка, и ее волосы были растрёпаны. Она была так напугана, что даже забывала поправлять прическу.

– Wow! – сказали хором отец и сын и опять посмотрели друг на друга.

И тут начался репортаж из Белого Дома. Президент принялся нервно успокаивать сограждан, и папа с сыном, чтобы снять напряжение, стали есть огромные гамбургеры.

В Белом Доме начался тихий контролируемый переполох. Кот Том, пудель Голли и кролик Заза сидели под низеньким столиком в приемной Овального Кабинета и смотрели на ноги. Ноги были обуты в разные ботинки и ходили туда-сюда. И разговаривали разными голосами. Иногда они торопливо пробегали к Кабинету, а иногда нерешительно переступали. Потом раскрывалась дверь, и в зависимости от быстроты, с какой переступали ботинки, раздавалась фраза:

– Разрешите, господин президент! – так говорили торопливые ботинки и исчезали за дверью.

Нерешительные же тихонько приоткрывали дверь, топтались на месте и спрашивали:

– Вы позволите? – а потом тоже скрывались в Кабинете.

Кот, кролик и собака следили за ботинками, как в теннисе следят за шариком, то есть крутили головами сюда и туда. Наконец все ботинки зашли или забежали в Кабинет, и в приемной осталось только две пары. Это были ботинки охранников. Первая пара прохаживалась вдоль приемной, а вторая подошла к креслу и один ботинок исчез. Это охранник уселся в кресло и закинул ногу на ногу. Первая пара обуви сказала одинокому ботинку:

– Президент сегодня явно не в своей тарелке.

Над одиноким ботинком шелестела газета, а потом рассеянный голос ответил:

– Да-да, скорее всего это летающие тарелки….

Звери переглянулись. Ого-го! В это время открылась дверь Кабинета и строгий голос позвал охранников внутрь. Все ботинки спешно протопали в открытую дверь, и она закрылась. Толстый Том вылез из-под столика и задумчиво стал лизать переднюю лапу.

– Что-то нехорошее с этими тарелками, – сказал он, а потом глубокомысленно добавил, – президент не в духе!

Кролик Заза, стуча лапами по паркету, так же выбрался из-под мебели и уставился круглыми глазами на кота. Смысл сказанного медленно доходил до него и вдруг дошел. Кролик испуганно подскочил на месте и стал раскачиваться как китайский болванчик:

– Катастрофа! У президента в доме летающие тарелки! Он поссорился с женой!

Последним из-под столика выбрался пудель и цокая когтями, как барашек копытцами, подбежал к Тому и Зазе.

– А генералы тогда зачем?

Кролик закатил глаза на самый затылок и, сложив лапы на груди, как драматическая актриса, томно и с надрывом сказал:

– Может быть они хотят их помирить?!

Толстый Том только посмотрел на кролика оценивающим взглядом и скривил морду так, как будто только что лизнул лимон.

– Ну, это вряд ли у них получится! – сказал он и стал прохаживаться по полу, выставив хвост трубой, – нет, тут что-то другое. Что-то стряслось в глобальном масштабе!

Нервы Зазы не выдержали. Он был очень впечатлительной натурой, и почти любая фраза выводила его из равновесия. А уж глобальный-то масштаб может заставить нервничать кого угодно, не только кролика.

Заза стал метаться, сидя на месте, и в истерике заламывать лапы.

– Я так и знал, я так и знал! Грядут, грядут годины лихолетья!

Толстый Том, не обращая внимания на впавшего в экстаз кролика, с таинственным видом подошел к пуделю Голли и через многозначительное мурлыканье проговорил:

– Надо активизировать информационный ресурс! Мур-р-р!

Пудель встал в аристократическую позу и, горделиво откинув кудрявый завиток на лбу, торжественно произнес:

– Не понял!

Толстый Том, досадливо махнув лапой на бестолковых партнеров, стал подбираться к двери Овального Кабинет. Она была закрыта, и ему пришлось мордой расширить небольшую щелку. Так, чтобы можно было просунуть голову. Это ему удалось, и он стал подслушивать. Моментально Голли вскочил к нему на толстую спину и тоже просунул голову внутрь. Кролик Заза некоторое время отходил от глобального потрясения, но затем также подбежал, гремя лапами, и запрыгнул на пуделя. Ему тоже не терпелось подслушать, но это не удалось. Потому что лапы толстого Тома не выдержали, и он плюхнулся на брюхо. Пирамида рассыпалась, и перепуганный кролик убежал за диван и стал подслушивать оттуда. А Голли, процокав когтистыми копытами, обиженно отскакал в сторону.