Возражения? Возражений не было.
Девчонки поднялись. Я несколько раз кивнул, словно бы задавая ритм, и бодро ударил по струнам:
Помнишь, Женька, лучшие дни,
Сладкий дым родной стороны,
Облака и белый причал,
Плеск речной волны. Е-е-е-е.
А по Волге вверх теплоход,
А по Волге вниз теплоход,
Кто-то ждал, а кто-то встречал
Дальние огни. Е-е-е-е…
Первые десять тактов Жанна и Света просто стояли бок о бок, взявшись за руки, и тихонько раскачивались, пытаясь поймать «волну», а затем ка-ак пошли… Три шага вправо. Хлопок. Три влево. Ещё раз. Потом поворот. Ха! И по новой. Синхронно…
А по Волге вверх теплоход,
А по Волге вниз теплоход,
Кто-то ждал, а кто-то встречал
Дальние огни…
Нет, всё-таки не зря они танцам учились. Вроде простые движения, а смотрится — просто блеск!
Помнишь, ты сказала сквозь грусть —
Я уеду и не вернусь
К тем зовущим ярким огням,
Что горят во мгле. Е-е-е-е.
В бренчание моей гитары стали вплетаться аккорды, выдаваемые инструментом Матвея. Сашка в запале принялся отстукивать ритм ладонями по столешнице, а подпевать и вытягивать высокие ноты мне начала помогать Аурелия.
А по Волге вверх теплоход,
А по Волге вниз теплоход,
А на нём гуляет народ
С ночи до утра…
Да, компания — это круто! А хорошая компания — круто вдвойне.
— Класс! — выдохнул Сашка, когда песенка «Божьей коровки» закончилась и я прекратил петь.
Судя по раскрасневшимся, счастливым лицам девчонок, они были в полном восторге. Парни не отставали.
— Давай ещё что-нибудь! — предложил сходу Матвей.
— Ещё, говоришь? Да без вопросов!..
Следующие полтора часа я без всякого отдыха выдавал шлягер за шлягером. Матвей активно подыгрывал мне на гитаре, Сашка, словно заправский ударник, стучал по столу, тумбочке и сломанному модерону, Аурелия подпевала, Жанна и Света вовсю отжигали танцами «на пятачке». Это было не просто весело. Это было почти нереально. Мне почему-то казалось, что всё это уже когда-то происходило, но когда именно — я отчего-то не помнил. Словно это было со мной в другой жизни, в другом времени и с совершенно другими людьми. Единственное, что связывало их между собой — это ощущение полного и почти абсолютного счастья…
В комнате откуда-то вдруг появился чайник. Отложив гитары и сгрудившись вокруг небольшого стола, мы пили чай, заваренный прямо в эмалированных кружках, ели чьё-то печенье, болтали, перебивая друг друга, рассказывали смешные истории, а потом Сашка взглянул на часы и хлопнул себя по лбу:
— Чёрт! Я же домой к одиннадцати обещал, а сейчас уже без пяти…
Увы. Всё хорошее когда-нибудь да заканчивается.
— Ну что, тогда на сегодня всё? — обвёл всех глазами Матвей.
— А давайте и завтра тоже порепетируем! — предложила Светлана.
Все были только за.
— Расходимся? — приподнялся со стула Сашка.
— А может… на посошок? — Матвей посмотрел на меня и указал на гитару.
— Ладно. Давайте.
Я взял инструмент в руки и мысленно выдохнул.
Хотелось завершить вечер чем-нибудь не особенно грустным, но в то же время и… ностальгическим что ли? Пусть мои нынешние друзья не помнят, да и не могут помнить чужого будущего, но я-то ведь знаю, какая песня нравилась Жанне в нашем пока ещё не свершившемся прошлом…
Осень пришла в Москву.
Дождь придавил листву,
Башней тучу проткнув,
Моет Останкино.
Люди спешат в метро,
Я ж через лужи вброд
В бар, где бармен нальёт
В тонкий стакан вина [1].
В помещении было на удивление тихо. Я словно бы наяву слышал, как моросит за окном мелкий дождик, как раскрывают зонты прохожие, как проносятся по лужам автомобили, как отряхивает мокрую шерсть дворовый пёс, случайно заскочивший в чей-то подъезд…
Дождь на Тверской-Ямской,
В Филях и на Щёлковско́й.
Дождь завладел Москвой,
Словно Наполеон.
Птиц перелётных клин —
Это прощальный свинг.
В баре бармен своим
В долг наливает ром.
Я пел и, не отрываясь, смотрел на Жанну.
Возможно, мне это просто чудилось, но в глазах моей бывшей-будущей блестели слёзы. О чём она думала, что вспоминала?..
Московская осень, московская осень.
Последние листья клён нехотя сбросит.
И память меня, словно ветер, уносит
В другую такую же точно московскую осень.
Не знаю, что будет с нами дальше, и не хочу ничего загадывать. Будущее, как и прошлое, определить невозможно. Они всегда сливаются в памяти. Реально лишь настоящее, в котором мы просто живём, совершаем ошибки и отвечаем за них полной мерой…
И память меня, словно ветер, уносит
В другую такую же точно московскую осень…
* * *
Увы, снова собраться той же компанией сегодня не получилось. Прямо с утра меня вызвали к начальнику дистанции и объявили, что отправляют в командировку, и не куда-нибудь, а в Ленинград.
Зачем?
Сопровождать спецпоезд.
Оказывается, по какой-то инструкции в бригаду сопровождения требовалось включать специалистов разного профиля. А так как в состав именно этого поезда входила выправочно-подбивочно-рихтовочная машина ВПР-1200, то без путейцев обойтись никак не могли. Правда, из меня настоящий специалист-путеец, мягко говоря, так себе, но, как достаточно быстро выяснилось, это было совершенно неважно. Железнодорожную «супермашину» перегоняли в Питер по разнарядке после опытной эксплуатации на Московском узле. Её сопровождали трое инженеров с завода-изготовителя. Остальные члены бригады служили своего рода балластом и выполняли исключительно представительские функции по типу: едем делиться опытом, но если не надо, можем и в стороне постоять, сами как-нибудь справитесь.
Словом, в подобную поездную бригаду включали, как правило, «наименее ценных» членов коллектива — чаще всего молодых и здоровых, потому что старые и опытные по командировкам ездили неохотно. Семья, дом, дача, машина… какие тут нафиг поездки? Пусть этим молодёжь занимается, ей это и вправду полезно…
Против командировки я особо не возражал. Жаль, конечно, что с Жанной сегодня не встречусь, но ведь это не навсегда. Вернусь в субботу, наверстаем по полной за все пропущенные дни, часы и минуты. Вчера, когда провожал её до метро, мы останавливались, наверное, раз десять и начинали играться в такие тесные обнимашки, что под конец чуть было вообще не сорвался, тем более что, по ощущениям, дама уже и сама была готова на большее.
Даже не предполагал, что меня будет так колбасить от женщины, с которой прожил без малого тридцать лет и у которой от меня двое детей. Впрочем, сама Жанна об этом, естественно, не догадывалась. Здесь ей всего шестнадцать, и, возможно, что связывать свою жизнь с таким охламоном как я, прячущимся от милиции и подозреваемым в двух убийствах, станет с её стороны не самым лучшим решением…
То, что ехать будет не скучно, я понял, когда узнал, что в эту командировку определили и Сашку Лебедева. В бригаде он должен был представлять дистанцию связи. Это логично. Ведь помимо ВПР-1200 и тепловоза в поезде имелся вагон-лаборатория СЦБ, в котором мы, собственно, и обитали весь путь от Москвы до Питера.
