Понедельник. 15 ноября 1982 г.

«…Траурный митинг открывает Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю. В. Андропов.

Слово предоставляется члену Политбюро ЦК КПСС, министру обороны СССР Маршалу Советского Союза Д. Ф. Устинову.

Выступает президент Академии наук СССР А. П. Александров.

Говорит шлифовщик Московского завода счетно-аналитических машин В. В. Пушкарев.

Выступает первый секретарь Днепродзержинского горкома Компартии Украины А. Ф. Гордиенко.

Митинг окончен. Руководители Коммунистической партии и Советского государства спускаются с трибуны Мавзолея, подходят к постаменту с гробом Л. И. Брежнева. Процессия направляется к Кремлевской стене.

12 часов 45 минут. Гроб с телом покойного медленно опускают в могилу.

Под звуки Государственного гимна СССР гремят орудийные залпы. В эти же минуты артиллерийский салют производится в столицах союзных республик, в городах-героях Ленинграде, Волгограде, Одессе, Севастополе, Новороссийске, Керчи, Туле, в крепости-герое Бресте, а также в городах Калининграде, Львове, Ростове-на-Дону, Куйбышеве, Свердловске, Новосибирске, Чите, Хабаровске, Владивостоке, Североморске, Днепропетровске, Запорожье и Днепродзержинске.

В траурной скорби замерла вся страна. На пять минут остановилась работа предприятий и организаций. На фабриках и заводах, на железных дорогах, судах морского и речного флота был дан трехминутный салют гудками.

Руководители Коммунистической партии и Советского государства вновь поднимаются на трибуну Мавзолея.

Чеканя шаг, перед Мавзолеем проходят части войск Московского гарнизона. Они отдают последнюю воинскую почесть руководителю партии и государства, Председателю Совета Обороны СССР, Маршалу Советского Союза.

Жизнь и деятельность Леонида Ильича Брежнева будет всегда вдохновляющим примером верного служения Коммунистической партии и советскому народу…»

На нашей станции, как и на всей Рижской линии, в день похорон Генсека всё было именно так, как писали в газетах и как я помнил по своему прошлому-будущему. Три минуты, не переставая, гудели стоящие на рельсах локомотивы, им вторили расположенные поблизости заводы и фабрики. Полностью прекратилась работа на горке, в депо, на путях, в парке формирования. Люди, поодиночке и группами, стояли, сняв шапки, никто даже перекурить не пытался, хотя, безусловно, мог. Что ни говори, а действительно — вместе с Брежневым из жизни страны уходила эпоха. Впоследствии разные щелкопёры и борзописцы обзовут её эпохой застоя, а как по мне, так это был совсем не застой, а подлинный пик могущества великой державы, когда казалось: ещё немного, и это могущество станет необратимым…

Увы, ничего этого не случилось, надежды оказались напрасными. В середине 80-х под лживую трескотню лживых пророков к власти в стране пришли неумехи с завышенным самомнением и всего за шесть лет умудрились пролюбить всё, что создавалось потом и кровью нескольких поколений. Народ? Народ, как обычно, «безмолвствовал», подло обманутый, убаюканный чуждыми мантрами о будущем процветании…

— Всё. Похоронили. Пошли работать, — бросил Кузьмич, когда гудение стихло и над «Подмосковной», как, наверное, и над всей страной, на неуловимо короткий миг застыла гулкая тишина.

Работы было и вправду много.

Из-за сегодняшних похоронных мероприятий сортировка простаивала почти три часа, и за это время в парке формирования скопилось большое количество поездов и вагонов. Их требовалось срочно осмотреть и принять. Поэтому-то к станционной бригаде и прикомандировали ещё троих: Василия Кузьмича, меня и Захара Овчинкина — нашего штатного приёмщика и осмотрщика.

Обязанности простые: провести наружный осмотр вагонов на предмет брака и коммерческих неисправностей, проверить наличие и сохранность грузов, оформить соответствующие акты, определить исправность пломб, запорных устройств, сливных приборов и загрузочных люков.

Мне доверили самую «ответственную» часть — заносить результаты осмотра в специальный журнал и одновременно учиться у профессионалов нюансам работы.

Я, конечно, старался. Строчил, не переставая, стараясь запомнить детали и тонкости. Приноровиться к темпу Кузьмича и Захара удалось часа через полтора. Тем более что и сами они перестали спешить, поняв, что вполне успевают, поэтому и гнать уже ни к чему.

Ещё через час мы, наконец, определились с отцепами, которые следует отогнать в перегруз или на дополнительную проверку.

— Давай-ка, Дюх, дуй сейчас к маневро́вому, а мы пока порешаем с дежурным, — приказал мне Кузьмич.

— И что мне там делать?

— Ты номера отцепов запомнил?

— Ага.

— Тогда как услышишь готовность, проконтролируешь, чтобы не промахнулись. А то в прошлый раз двое суток одну цистерну искали, её аж на Рижскую увезли. Полсортировочной без прогрессивки остались. Понял?

— Понял. Проконтролирую…

Маневровым ТЭМ2 сегодня управлял тот самый машинист, который катал отцепы неделю назад, в день моего появления на железке. Звали его Роман Игоревич. Крепкий мужик возрастом около сорока с бородкой а-ля «свободный художник». Помощника его я не знал, но, кажется, он был из таких же как я — новеньких и не особо умелых.

Выслушав, что я хочу, Роман Игоревич только рукой махнул: залезай, мол, в кабину, нечего понизу бегать.

В течение примерно часа я окончательно понял, что толку от меня практически никакого — машинист получал указания от диспетчера, а моё участие в процессе сводилось к тому, чтобы просто выскакивать при каждой сцепке наружу и наблюдать за сцепщиками. Скорее всего, Кузьмич отослал меня к машинистам лишь для того, чтобы я познакомился с маневровой работой не от путей, а прямо из кабины локомотива.

Если честно, мне такое знакомство понравилось. Пусть пульт управления тепловозом выглядел слегка архаичным, но всё равно — для новичка он казался довольно сложным набором из рычажков, тумблеров, кнопок и прочих управляющих механизмов. Чего стоил только один контро́ллер, по виду напоминающий настоящий самолетный штурвал, а не обычный рычаг управления мощностью…

Впрочем, и к оборудованию, и к недостаточному «прямому» обзору путей я привык достаточно быстро, а вот что показалось действительно интересным, так это подвешенный на правом переднем стекле портрет товарища Сталина.

Да, по прошлой жизни действительно помнилось, что в позденебрежневские времена подобная мода присутствовала среди водителей большегрузов — многие приклеивали фото генералиссимуса на лобовые стекла «лицом наружу», но чтобы это касалось и машинистов… нет, раньше я о таком не слыхал.

— Удивлён? — усмехнулся Роман Игоревич, заметив мой интерес.

— Да нет, — пожал я плечами. — Просто… слегка непривычно что ли.

— Это сейчас непривычно. А раньше было нормально, это я ещё пацаном помню… — машинист ненадолго умолк, а затем неожиданно рубанул воздух ладонью. — Надоел, понимаешь, весь этот бардак! Ну, может, хоть при Андропове порядка прибавится…

Я еле заметно вздохнул.

Эх, знал бы ты, дядя, что такое настоящий бардак…

Святые девяностые, блин!

Мать их за ногу…

[1] Министерство путей сообщения.

[2] Железнодорожная миниэлекстростанция.

[3] Грузовой вагон бункерного типа.

[4] старший дорожный мастер, начальник эксплуатационного участка дистанции пути

[5] Статья 33 пункт 4КЗоТ РСФСР — увольнение работника в связи с прогулом без уважительных причин

— Ты обещал! Да! Обещал! А теперь говоришь, что ничего не было!

— Да нет же! Ты всё не так поняла…

Александр Григорьевич, наверно, впервые в жизни пытался объяснить очевидное, но, как ни старался, у него это не получалось. Будучи три раза женат, он хорошо знал, что такое женская истерика, но даже не думал, что она может начаться по столь дурацкому поводу. Хотя, по большому счету, формальные поводы для истерик со стороны всегда выглядели нелогичными. Но чтобы понять их истинную подоплёку, требовалось проанализировать длинную цепочку событий и выявить громадное количество причинно-следственных связей, словно по волшебству возникающих в головах у наших прекрасных дам. Увы, подавляющему большинству представителей сильного пола на подобные подвиги не хватало ни сил, ни времени, ни желания.