Сказать, что в среду вечером я произвёл фурор, значит ничего не сказать. Два с половиной часа без перерыва надрывать связки и мучить гитарные струны — это вам не лопатой наяривать. «Лопатой и ломом каждый сумеет, а ты попробуй вот так, как Дюха — пальца́ми», — заявил Семёныч, когда я окончательно выдохся. За это время народу в бытовке прибавилось: трижды отправляли «гонца» за добавкой, и всякий раз он возвращался не только с бухлом, но и с гостями. Тем не менее, напиться всё-таки не напились, поэтому слушали меня с неослабевающим интересом. Аркаша Северный, Новиков, Токарев, Розенбаум… после них я потихонечку перешел на ещё не спетые «афганские» песни и военно-патриотический репертуар группы «Любэ», затем вспомнил ещё кое-что, потом ещё…

Словом, моё сольное выступление прошло на ура, и уже на следующий день я полной мерой ощутил, что значит слава. Пусть даже в пределах одной железнодорожной станции.

На меня ходили смотреть как на диковинку. Поодиночке и группами. Поводы — самые разные, но, в основном, просто поинтересоваться, когда буду «выступать» в следующий раз.

После обеда в мастерскую заглянул ТЧГ (главный инженер депо), спросил, смогу ли я сделать какую-то «ерунду» на наших станках? Блин, можно подумать, в их мастерских инструмент хуже и такую фигню они сделать не могут…

Еще через час появился начальник нашей дистанции. Этот зачем-то целых пятнадцать минут рассказывал, как круто он отдохнул этим летом в Крыму.

Я, конечно, поддакивал, что, мол, да, Крым — это круто, а сам уже мысленно клял себя за невоздержанность и гордыню. Зачем, спрашивается, влез со всеми этими песнями под гитару? Ведь для меня сейчас главное — не высовываться. Должен ховаться от всех и сидеть тише воды, ниже травы. А тут вдруг как будто специально всё сделал, чтобы обо мне узнало как можно больше народа. Да ещё и песни, которые пел, советским канонам ну совершенно не соответствовали. Я не я буду, если ими не заинтересуются хотя бы на уровне местного первого отдела. И тогда мне останется только молиться какому-нибудь Всемирному Вольтметру, чтобы на этом всё и затормозилось…

От невесёлых мыслей меня отвлекли зашедшие к концу дня Жора с Захаром.

Первым начал Захар:

— Андрюха! Ты комсомолец?!

— Да.

— Давай не расставаться никогда! — заржал Жора.

Так и знал, что он продолжит именно так. Эта нехитрая песенка[2] уже лет пятнадцать звучала «из каждого советского утюга».

— Чего хотели-то? — буркнул я, снимая спецовку.

— Собирайся, поедем на Рижский.

— Зачем?

— На комсомольское собрание отделения дороги пойдём, — веско обронил Жора.

Я вытаращился на него, словно на сумасшедшего.

— Вам что, делать нечего? Пятница же, какие нафиг собрания?

Парни переглянулись и снова заржали.

— Ничего-то ты, Дюха, не понимаешь. У нас их только по пятницам и проводят. Потому что в ДК, а после собрания там дискотека, буфет и бильярд. Сечёшь фишку?

— Секу. Чего же не сечь-то? — почесал я в затылке.

Неожиданно вспомнился старый анекдот про Ленина и дискотеку.

Действительно, всё по канону: сначала революция, а сразу за ней танцы-шманцы, они важнее.

Честно сказать, никаких иллюзий по поводу нынешних комсомольских вожаков я не испытывал. Если старые партийные кадры ещё пытались не только верить, но и соответствовать идеалам и кодексам строителей коммунизма, то молодые использовали главенствующую идеологию исключительно как трамплин для собственного карьерного роста. Предельный цинизм, чванство и почти абсолютная безответственность — именно это стало визитной карточкой большинства комсомольских секретарей, начиная от местных бюро и заканчивая обкомами и ЦК. Именно эти «кузницы будущих лидеров» выпестовали потом «успешных предпринимателей» 90-х, умудрившихся хапнуть львиную долю общенародной собственности и не терзающихся ни угрызениями совести, ни теми моральными принципами, к которым ещё недавно сами же призывали с высоких трибун. «Никаких идеалов, только личный успех» легко трансформировалось в их сознании в сакраментальное «Ничего личного, только бизнес»…

— Ну так чего? Поехали? — уставился на меня Жора.

— Поехали, — пожал я плечами. — Буфет и бильярд — это хорошо…

До Рижского вокзала мы доехали с ветерком, на мотрисе. Подбросили механики из депо, у них как раз смена закончилась. На метро вышло бы в несколько раз дольше, да и кроме того мне туда не очень-то и хотелось. Опасался пока разгуливать мимо милицейских постов даже с удостоверением железнодорожника. Вдруг остановят, начнут проверять, а там кто знает? Могут ведь не только меня прихватить. Прицепом со мной могут и Семёныча, и ПЧ, и даже начальника отделения к делу привлечь за самоуправство, превышение полномочий или даже мошенничество. Подводить никого не хочу, поэтому поверху по железке — вариант самый что ни на есть оптимальный.

Хотя выйти в город мне всё равно пришлось.

Дом культуры Рижского направления Московской железной дороги располагался недалеко от вокзала, на другой стороне Сущёвского вала. Место достаточно оживленное, что в нынешние времена, что через 30 лет. В 2000-х здесь построили Третье транспортное кольцо, в 1982-м имелась лишь Рижская эстакада, но она начиналась гораздо дальше.

Через Сущёвский вал мы переходили по обычному наземному переходу, под светофор. Слева шумел машинами Проспект Мира, справа ждали сигнала автомобили, едущие от Савёловского. У тротуара стояла машина ГАИ.

Проходя мимо, я невольно напрягся.

Гаишники на меня даже не обернулись.

Всё правильно. Кому нужен какой-то пацан в компании таких же как он обалдуев в путейских бушлатах? Правила не нарушают, идут себе потихоньку, ну и пускай идут. У милиции что, других дел нет? Конечно же, есть. Вон сколько автомобилей на улицах, за ними сейчас глаз да глаз. Всё-таки пятница, вечер, граждане уже начинают расслабляться, а пьяные за рулём страшнее любого грабителя…

В клуб нас пустили без разговоров, по удостоверениям. Охрана на входе — бабулька-вахтёрша и двое дружинников с красными повязками на рукавах.

— Контактники с окружной, — пояснил Захар, заметив мой заинтересованный взгляд.

Ну да, действительно, обычные работяги, а не какие-нибудь чоповцы или полиция, как в будущем. Чтобы не пускать в ДК чужаков и поддерживать порядок внутри, двух дружинников более чем достаточно.

Комсомольского билета у меня не было, но его никто и не спрашивал.

В зал заседаний заходили поодиночке и группами, рассаживались, кто где хочет, и кворум определяли на глазок, а не по спискам. Собрание началось, когда набралось больше ползала, и длилось около часа. Могло бы и дольше, но так как отчетно-выборным оно не являлось, всё свелось к обсуждению «текущих вопросов»: смерти Брежнева, «восшествию на престол» нового Генерального секретаря и предстоящему вскоре событию — 50-й годовщине комсомольской организации Рижского направления. О том, что этот праздник надо отметить ударным трудом, проголосовали единогласно. За то, чтобы поддержать текущую политику партии — тоже. На этом духоподъёмном моменте мероприятие завершилось, народ потянулся на первый этаж, где уже начал работать буфет, а в соседнем зале настраивали аппаратуру для дискотеки.

В буфете, помимо привычных сосисок, консервированного горошка, сметаны и яиц в майонезе, давали дефицитные бутерброды с копчёной колбасой, бужениной и красной рыбой. Всё относительно дёшево. А вот на горячительные напитки цены были абсолютно конские. Два рубля за полстакана сухого вина и пять за рюмку коньяка — это конечно перебор. Хотя, включение максимальной ресторанной наценки — это, скорее всего, просто один из способов борьбы с пьянством в общественном месте.

— Эх, жалко! — вздохнул по этому поводу Жора. — Надо было с собой взять.

— Это точно, — согласился Захар…

На дискотеке, даже на первый взгляд, людей было в два раза больше, чем на собрании. Если я правильно понял, молодежь МПС разбавили прикомандированные к отделению практиканты-МИИТовцы, благо, сам институт дислоцировался неподалеку, всего четыре трамвайные остановки. Некоторые девицы-студентки были вполне ничего, и если бы не мои недавние «успехи» по соблазнению женского пола, я, вероятно, мог бы и здесь попробовать закадрить какую-нибудь посимпатичнее. Жаль, но, помня о прошлом, в новые авантюры ввязываться не хотелось. Их результат мог оказаться совсем не таким, на который рассчитываешь.