Вчера я молилась. Я просила у Николая Чудотворца, чтобы что-нибудь изменилось в наших отношениях – пусть [это будет не любовь – что-нибудь другое. – вымарано], но я не могу жить [без тепла. – вымарано]. В душе моей холод и тьма.
½ 10‐го вечера.
Сегодня целый день проторчала в театре.
Завтра генеральная 5 картин.
Что-то будет. Надо собрать все силы.
Беспокоит горло. Очень осипла.
12 часов ночи.
Какое-то хорошее чувство удовлетворенья.
Со всех сторон – похвалы, почти восторженные383. Я нарочно не ходила в антрактах в публику – боялась увидать Вас., но чувствовала
его в зале.
В «Лесе»384 я услышала знакомое покашливанье, и что-то на минуту остановилось и замерло в моей душе, но потом напрягла волю и опять зажила картиной.
Сейчас чувство такой приятной-приятной усталости. С 10 часов утра до 9 вечера я была в театре.
[Строка вымарана.]
3 часа дня.
Сегодня узнала от Кореневой, что Вас. пришел только к «Лесу».
Лучших у меня картин он, значит, не видел.
Ну, что же делать – не везет.
Целый свободный день, и я не знаю, куда себя девать.
12 часов ночи.
Сегодня странный тревожный день.
Утром на репетиции «Лазурного»385– я страдала, глубоко и серьезно, и было мне тяжело невыразимо. Чувствовала, что всему конец – [все в прошлом. Остались одни воспоминания. – вымарано].
После репетиции – осталась ждать Костю [К. С. Станиславского], и если бы он не ободрил меня – я бы измучилась. Говорила с ним так просто, хорошо.
Туманно спутанно [говорила. – зачеркнуто] рассказывала ему о своих сомненьях, колебаньях, а он говорил большие хорошие слова – о своей вере в меня.
«Откровенно Вам говорю, что если я примирился с тем, что Гзовской не будет386, то только [потому что Вы в театре. – зачеркнуто] благодаря Вам.
Вы – тот материал, из которого что-то можно сделать». [Вся цитата подчеркнута карандашом, очевидно, позже. Также на этих страницах красным карандашом отметки на полях и в тексте, а вверху листов обозначено]: Костя.
Вечер.
[Слово вымарано.] Я начинаю любить Костю [К. С. Станиславского]. В конце концов – он один остается. [Два слова вымарано.] Лужский становится попросту пошлым – он один, как Бог надо всеми.
Сегодня свободный вечер – не знаю, куда себя девать. На душе такая темь, такая пустота. Роль опять остановилась на мертвой точке387.
Грустно-грустно.
Сегодня чувствую себя бодрее. Самое ужасное во мне то, что я труслива. Бывают минуты, когда я чувствую себя смелее – и тогда становлюсь интересней, талантливей.
Боюсь, как бы трусость моя не погубила меня.
Надо быть смелой.
Вчера была генеральная.
Играла хуже, чем прошлый раз.
Настроение бодрое.
Работать хочется.
21 [сентября 1908 г.]. Воскресенье
Вчера много-много думала о Вас.
Звонили колокола, мерцал огонек перед иконой, и тихие грустные воспоминания [больно теснились, томили душу. – вымарано].
Послезавтра генеральная.
Через 6 дней спектакль.
Не верится.
У Вас. – плеврит.
Думаю о нем – мало.
11 часов ночи.
У меня очень гадко на душе.
Играла сегодня отвратительно.
Нина Николаевна [Литовцева] была в театре.
Я – не актриса.
[Часть двух листов оборвана, но, похоже, ни на одной из сторон не было записей.]
Как сон промелькнули последние дни: [генеральная, спектакль, тот [нрзб.] после генеральной. – зачеркнуто]. Все еще не могу прийти в себя: сейчас сижу больная, и беспорядочно плывут воспоминания последних событий.
Глубоко внутрь души своей заглядываю с трепетом – ищу покоя и радости удовлетворения – а там, страшно сказать, пусто. Пусто…
Я не счастлива своим успехом388…
Я равнодушна [слушаю. – зачеркнуто] к восторженным похвалам – я только на минуту вспыхиваю трепетом и опять вся ухожу в эту странную хрустальную грусть, в эту [тихую. – вымарано] безнадежную тоску [по тому, что ушло и не вернется. – вымарано].
Никогда больше…
Когда после генеральной мы сидели в ресторане и я смотрела совсем близко на это прекрасное лицо – [уже не мое. – вымарано], рыдала душа моя в безысходном отчаянии и рвалась к нему, и любила его с дикой болью.
И вот опять – [им одним. – зачеркнуто] одной мыслью полна я вся, одним желаньем, одним стремленьем.
Отодвинулась сцена, работа, успех – он один [любимый. – вымарано], [слово вымарано] один он со мной всегда-всегда [три слова вымарано].
Что же делать?
10 октября [1908 г.]. Пятница
Я не могу писать, как [бывало. – зачеркнуто] прежде, все, сказанное словами, как-то теряет свою значимость и становится пустым и ненужным.
Вот теперь: трепещет душа [моя. – вымарано]. Тысячью [ощущений. – зачеркнуто] настроений, таких тонких, таких хрупких, о которых нельзя говорить.
И [только. – вымарано] песня новой любви звучит как [тихая. – вымарано] грустная [весенняя. – вымарано] весна.
[Рвется душа от неясного трепетного страдания. – вымарано.]
15 октября [1908 г.]. Среда
То, что было вчера, бывает один раз в жизни. Это утро – солнечное, радостное, трепетное.
[Более поздняя приписка]: Юбилей389.
Вчера заходил на «Птицу» Вас. И я совсем ясно почувствовала, что не люблю его… [Сегодня умерло что-то во мне… – вымарано.] Пусто внутри меня, и [грустно. – зачеркнуто] тоскливо порой… Так тоскливо, что не хочется жить…
А вокруг все [так. – зачеркнуто] радостно, так хорошо… На мне – «надежда театра», широкий светлый путь передо мной… Надо только работать… [Только. – вымарано] работать… Такое простое понятное слово… Так легко это сказать – работать.
[Да ведь. – вымарано] нет силы во мне, нет вдохновенья…
Внутри меня – пустота, тупое равнодушие…
Душа моя ничем не согрета, и неоткуда взять мне этой солнечной энергии, с которой человек все победить может, все преодолеть.
Хочется мне ласки, тепла – а вокруг [холодные, пустые. – зачеркнуто] лица с приветливыми улыбками и пустой душой…
И это новое затеплившееся чувство во мне не находит отклика и [тихо. – вымарано] тоскует [порой. – вымарано]… Так просит душа [ласки. – зачеркнуто] хоть немножечко тепла, хоть самую чуточку…