«А разве невозможно слиянье уютного с безумным?»
«Не знаю, вряд ли… Ну, [хуже] я для Вас…
Аличка, с таким темпераментом… ну, куда я с Вами?!»347
Милый, а быть может, будь у него столько же темперамента, силы и молодости, сколько во мне, я не любила бы его так сильно.
23 сентября [1907 г.]. Воскресенье
5 часов.
Сегодня у Адашева – концерт348. Будут читать все наши. Вас. будет. Хочется пойти, но вряд ли удастся, билетов, кажется, уже нет.
Милый мой!
Вчера, кажется, у него приводили в порядок квартиру – оклеивали, обивали диван. Скоро можно уже приходить к нему (под видом Адашевской ученицы). Страшно только очень. В этом же доме живут Званцев и Вишневский. Можно легко нарваться.
«Будем сидеть, говорить, пить чай… и так, чтобы я не смел до вас дотронуться…»
Господи, Господи, ну есть ли другой такой человек на всем земном шаре!..
Он мне сам говорит, что глушит себя, боится, хочет быть осторожным.
Тогда он мне сказал: «Даже если бы мое чувство к вам разрослось до такой степени, что я не в силах был бы жить так, как я живу, захотел бросить все, начать новую жизнь, – я сумел бы сказать себе „нельзя“, потому что у меня есть долг.
Вот почему я стараюсь заглушать в себе мое чувство к вам, ослаблять его»349.
Милый, родной, необыкновенный.
12 часов
ночи.
К Адашеву не попала. Досадно ужасно.
Увижу ли его хоть завтра…
Боже мой, Боже мой – ведь я всегда, всегда думаю о нем…
Он очень некрасивый последнее время, лицо испитое350, желтое…
[Иногда. – зачеркнуто] Господи, так хочется порой броситься к нему, обнять его крепко, целовать без конца [это родное лицо. – зачеркнуто] эту родную голову…
Бывают минуты, когда я едва владею собой – все начинает кружиться перед глазами, подкашиваются ноги, трудно становится говорить…
[За все время. – зачеркнуто.]
7 часов.
Сегодня видала его одну минутку – успела только спросить про концерт. Сейчас мечусь вся…
Так хочется к нему…
Не спросила его, будет ли он сегодня вечером в театре; все-таки позднее сбегаю на минутку. Не могу… Так страшно хочется увидать это дорогое лицо…
___
Последнее время я много думаю о себе как об актрисе…
Мысли мрачные…
Я робею так, что ноги на сцене двигаются с трудом…
Это – мучительно.
Оттого я неизящна, неловка…
Я не буду большой актрисой…
Это ужасно!
25 сентября [1907 г.]. Вторник
Вчера опять долго гуляли с Вас. Вечер теплый, небо звездное, темное… Там и сям листья кружатся желтые… Грустно и тихо в воздухе…
Осень…
Идем рука об руку, крепко и бодро…
Народу ни души…
Шаги раздаются отчетливо, громко…
Порой разговор обрывается на полуслове, [и мы. – вымарано] идем, крепко прижавшись друг к другу, молчим…
Молчанье выразительнее и сильнее слова…
В эти минуты я чувствую себя большой…
Небо темное опрокинулось мягко, любовно, ветерок – [такой. – вымарано] тихий.
Буду заниматься с ним – [дефект текста].
Сам предложил вчера…
Господи, Господи, в сущности, я необыкновенно счастлива.
10 часов.
Хотел позвонить по телефону сегодня и не звонил…
Дождь идет, погода мрачная, скучная…
Гулять нельзя.
26 сентября [1907 г.]. Среда
11 часов ночи.
Тяжелый день сегодня.
Сейчас голова болит очень, на лоб давит что-то.
Господи, хоть бы захворать [надолго].
Прости меня, Царь Небесный…
Но ведь я ужасно страдаю, мучительно, нестерпимо.
Когда Фанни [Ф. К. Татаринова] сказала сегодня – «у Вас премилое лицо, но [корпус никуда. – вымарано] вам надо изменить свою отвратительную [фрагмент листа вырван] – все поехало у [дефект текста]», кровь прилила к [дефект текста] захотелось крикнуть громко, так, чтобы все содрогнулись от этого крика, отозвались бы на него351.
Какие гадкие нечуткие люди.
Добила-таки меня.
Я ревела, как безумная.
1 час ночи. После репетиции 11 и 12 картин.
Вас. видала мельком перед началом 11 картины. Гов[орит] – болен совсем: кашель, насморк, хотя вид свежий, лучше, чем всегда.
Грустно мне.
Плакать хочется…
Утро.
Вероятно, долго не увижу Вас.
Все время он не занят в театре, а так приходить вряд ли будет, [раз. – вымарано] если болен.
Грустно, грустно…
А небо ясное, воздух светлый, теплый…
Уехать, уехать…
12 часов ночи.
Сейчас немного поболтали с Вас.
Как противно, что все знают, все смотрят, подглядывают…
Все время надо быть начеку…
Это ужасно…
Когда мы ходим или сидим в буфете с Вас. и если подходит кто-нибудь из актеров, я готова провалиться сквозь землю, и всегда виновато улыбаюсь, и вид глупый…
Ужасно…
Эти свиданья и разговоры в театре мучительны…
И ему, наверное, неприятно.
Надо выдумать как-то иначе.
29 [сентября 1907 г.]. Суббота
Сумерки…
[«Я люблю сумерки…» – зачеркнуто.]
«Час старых воспоминаний, сказок».
В эти минуты хорошо думается… хорошо грезится…
1 час ночи.
Были с Ракитиным на «Прекрасной Елене»352.
Удовольствия получила мало, хотя все-таки не жалко вечера – сидеть дома или в театре было бы, наверно, томительнее. Скучно в театре последнее время, такая тоска – сил прямо нет.
4 часа.
Сегодня вечером генеральная 4 акта.
Думаю, Вас. придет. Пойду.
2 октября [1907 г.]. Вторник
Утро.
Ужасно, ужасно, ужасно…
Едва сдерживаюсь от слез.
Адашев – будь бы кто другой…
Когда дверь захлопнулась и я очутилась одна на лестнице, разом словно рухнуло что-то внутри…
Такая была боль…
Я шла домой тупая…
Как я мечтала об этом дне, как страстно ждала его…
И вот я с ним, одна, у него…
И что же… Сразу, как вошла, так почувствовала – не то, не то…
Чинно уселись на разных концах стола, осторожно стали говорить, из боязни, что каждую минуту может показаться горничная…
Все время трепет, волненье, страх…
Да, [далеко. – зачеркнуто] не то, что в Петербурге…
Украдкой прижмется ко мне, поцелует, а я стою тихо, боюсь даже ответить на ласку.
Мука…
Нет, больше никогда, ни ногой туда…
Лучше не надо совсем.
Сегодня генеральная353 наших картин. Пошла было в театр, но потом вернулась. Совсем больная…
И Вас. болен… Тоскливо.
Завтра день придется высидеть.
Если бы я могла пойти к нему, сидеть с ним, ухаживать за ним…
Ведь он совсем один теперь…
Милый, милый мой.
Сейчас мне ясно представилось, что когда вернется Нина Николаевна [Литовцева] – он будет любить ее…
