Наконец, лифт явился. Пустой. Может быть, кто-то с ночной гулянки вернуться соизволил? Вообще-то я читаю очень быстро, поэтому когда я вломился в приемный зал, у меня было жуткое желание надрать вредной Аньке уши. «…принята поражающая мужское воображение Новикова Кассандра… заострено внимание… слабая сообразительность». Это уже не бунт, это, знаете ли, за гранью добра и зла!
Увы, уши вредной Аньки, как и все остальные части её тела, благополучно убыли из приёмного зала. На экране осталась заполненная форма об увольнении. Я скрипнул зубами, сердито пробормотал: «Везет же некоторым… кто рано встаёт», – и направился обратно. У меня же Кассандра в ванной… Да и не стал бы я догонять вредину свою. Крамольница, понимаешь… Шпионки, бунтовщицы, хулиганки, осведомительницы… Чего там ещё не хватает мне для полного счастья? Обыска с утра пораньше, чур меня…
Дома меня встретил запах готовящейся яичницы. Кассандра орудовала на кухне, будучи облаченной в мой передник и свою рубашку, едва прикрывавшую аппетитный зад. Я хмуро уставился на эту картину, оценивая как отреагировала бы на подобное зрелище «бывший секретарь».
Гостья весело помахала мне рукой, приглашая присоединиться к приготовлению завтрака.
– Простите, если вас расстраивает мой вид, мне надо поддерживать репутацию глупой и непутёвой девки без царя в голове, на случай внезапного визита моих друзей из ВКОПа, – пояснила она, но, не увидев ответной реакции с моей стороны, тут же переспросила: – У вас что-то нехорошее случилось?
– Анна уволилась пятнадцать минут назад. А перед этим сочинила самый ехидный отчёт, который я только видел за всё время своей работы, – выдавил я из себя. – Не документ, а сочинение на тему «Как Старобогатов Кассандру Новикову охмурял». Давайте помогу.
Мы в молчании разложили яичницу по тарелкам и принялись есть. Я готовлю лучше, но и блюдо, приготовленное руками вжившейся в образ шпионки, было вполне съедобно. Слишком много невозможных новостей и бесполезной суеты, а ведь день ещё и не начинался толком… Мне жутко захотелось остаться одному. Даже стройные загорелые ноги Новиковой К.А., экипированные голографическим педикюром, не вызывали у меня никаких положительных эмоций. Ну или почти не вызывали.
– Я скоро вернусь туда, откуда явилась, – мягко сказала Кассандра. Видимо решила, что теперь её очередь меня утешать. – Может быть, Анна вернётся?
– Сомневаюсь… Вы говорили еще о какой-то просьбе ко мне? Чем могу?
– Водка. Или что-то равное по силе воздействия на слабый женский организм. У вас есть какой-нибудь напиток покрепче? По моей легенде я от потрясения, вызванного смертью Илюши, отправившись выполнять его последнюю волю, в дороге невообразимо нализалась, разбила коммуникатор, и решительно ничего больше не помню толком. Так… смутные воспоминания. Рыдала, отмывалась, потом спала где-то в незнакомом месте, покормили меня люди добрые. Потом снова выпила. Соблазнять пыталась кого-то, вроде как вас, а может и не вас, – Кассандра развела руками. – А может, вы меня соблазнить пытались? Не помню – и всё тут… Стоит мне выпить хотя бы рюмку под релаксин13, и события нескольких последних дней перемешивается у меня в голове до невозможности, никакие считыватели памяти в этой каше разобраться не могут, пробовала однажды на спор – выиграла. А трезвые воспоминания пусть себе разглядывают. Хотя может и пронесёт на сей раз, Ильи ведь нет уже… Может, они его хотя бы мёртвого в покое оставят…
Несмотря на все сегодняшние неприятности, я посмотрел на свою гостью с нескрываемым уважением, покопался в шкафах и нашёл початую в незапамятные времена пыльную бутыль виски «Jameson». Кассандра быстро оделась, я вызвал ей машину. Забираясь в электромобиль, она так здорово изображала подгулявшую даму, что я невольно посмотрел на бутыль в её руке и покачал головой. На прощание она неловко обняла меня за шею и звонко чмокнула в щёку, после чего отхлебнула из бутылки довольно приличный глоток.
Я расплатился с водителем, и машина уехала.
Не стану скрывать, я испытал серьезное облегчение, когда транспорт с Кассандрой на борту скрылся за поворотом.
Надо сказать, преданность Кассандры покойному Архонту произвела на меня впечатление едва ли не более сильное, чем вчерашние блокноты. Может, так и выглядит настоящая любовь? Если ты знаешь за собой целую кучу недостатков, ошибок молодости и пытаешься всё это обратить на пользу тому, кого любишь. Не пытаешься понять, почему твой любимый человек вытворяет непонятное, а уж тем более его осуждать за это – просто веришь, что надо так и никак иначе.
И мне стало ужасно жаль Анечку. Она тоже когда-то верила мне и в меня… А я что мог ей дать в ответ? Только свой многолетний опыт… И наблюдать в очередной раз, как на моих глазах зарождается, расцветает и гибнет то, ради чего только и стоит жить… Я взялся за коммуникатор, попытался ещё раз перечитать хулиганский отчёт, но у меня ничего не вышло. «Доступ к запрашиваемому документу ограничен или документ удалён», – сообщило мне бездушное устройство, голосом очень похожим на Анин.
Видимо, неприятности проводили Кассандру и решили остаться со мной. Первым делом я решил попытаться открыть прошлые отчёты – всё получилось, значит, коммуникатор исправен и с доступом в ЭХ всё обстоит нормально. Может быть, Анечка одумалась и решила всё исправить? Насколько я помню, в таком случае сообщается, что документ редактируется, предлагается же при этом открыть сохранённую копию. Собрание наше могло только изъять документ из публичного доступа, но я-то авторизован как Архонт… И кто из наших стал бы столь оперативно перечитывать ещё не утверждённый отчёт?
Значит, Кассандра опасалась не зря. Это ВКОП, больше некому… Но что там такого секретного могла написать несчастная моя Анюта? Я попытался связаться с ней, но безуспешно… Ладно, мы люди не гордые, можем и прогуляться, благо тут недалеко. Если она не оставила коммуникатор дома, а сама ушла куда-нибудь, и если разговаривать со мной захочет. Вроде бы я ничем её не обидел, но всё-таки…
А если обидел? Неспроста же она такой отчёт настрогала… Тогда мириться надо, в конце-концов, она всё, о чём я вчера просил, выполнила, повредничала, конечно, для порядка, но помогла. И если она уходит от меня, то подарить ей что-нибудь на прощание надо. Традиция у меня такая. Только вот что дарить? В деньгах у неё нужды не будет – выходное пособие у секретаря Архонта с пятнадцатилетним стажем немаленькое, да и не такой она человек. В любви к золоту-брильянтам она мною не замечена, кроме кулона я у неё никаких украшений за всё время не наблюдал. Гардероб дамы самостоятельно обновлять любят, с запахами угадывать – не мой профиль, я в парфюмерных магазинах только чихать умею…
Я решил срезать путь через двор и наткнулся на зоомагазин. Несмотря на ранний час, двери были открыты… Друга ей надо подарить, вот что! Пусть даже четвероногого. Несмотря на всю утреннюю кутерьму, я уже ощущал подступающее, как ощущение беды во сне, одиночество. И Ане моей предстояло пережить то же самое…
В магазине было шумно, судя по количеству галдящих птиц его смело можно было переименовать в орнитологический. Хозяин чистил клетки и насыпал корм. Попугай или ворон в качестве прощального подарка меня совершенно не устраивали. Сова? А что, они красивые и умные. Но не то… Нужен кто-то ласковый и уютный, а тут вон какие когти. В дальнем углу магазина весело кублились в вольере умилительные щеночки. Я подошёл ближе. Вот эти могли бы подойти.
Тёмно-серого кота я заметил не сразу. Он сидел в клетке совершенно один, забившись в угол и так бы и остался незамеченным, если бы не открытое окно. Дунул ветерок, окно попыталось захлопнуться, а отражённое солнце осветило печальные глаза цвета молодой травы, пушистые бакенбарды, и я понял, что это именно тот, кого я искал. Анечка любила кошек, кулон опять же соответствующий. «Житейские воззрения кота Мурра» Гофмана, например, она прочитала только в той части, где повествование велось от имени кота. Хозяин охотно объяснил, что беднягу не успели, купить пока он был в нежном возрасте, а связываться с подростком особого желания никто не проявлял. Даже имени у него не было.
