Если не продолжать дальше, а понять причину, по которой Николай Белов не успел к дорогому сердцу человеку, то причиной той был Яшка Дыбень – человек «на осведомлении» по важным для исполнения службы вопросам!

Яшка – глаза хитрые, цыганские. Как всегда, засален и неопрятен, в одеже, дурно пахшей, был сродни сказочному дьячку, знавшему о других такое, чего иные даже не нюхали. После непродолжительного разговора, не забыв выклянчить на оплату рюмашки, Дыбень «вспомнил» разговор портовых о голландском шкипере по имени Кунрад, приютившем у себя на корабле некоего недавно прибывшего в город австрияка, а после добавил, что о других шкиперах ничего такого не ведает, но шкипер тот облюбовал трактир на Троицкой площади.

Возможно, на упомянутом Яшкой корабле и правда притаилась важная для Белова личность – с бумагами, содержащими государственные тайны. В подробности Николая не посвящали, его роль сводилась лишь к розыску подобных личностей.

Узнали о тех бумагах, когда один графский отпрыск, изрядно набравшись, проговорился «верному» приятелю о шантаже со стороны торгового представителя из Австрии и переданных этому торговому представителю (под нажимом) бумагах отца, имеющих «некоторое отношение к внешней политике». «Приятель», не будь глупцом, донес, куда полагается. Отпрыска тотчас задержали и допросили. Во время допроса прояснилось, что когда-то на чужбине, где отпрыск постигал азы заморских наук, австрияк спас его от серьезных неприятностей. Напился тогда отпрыск с другим студентом и на улице кинулся защищать симпатичную барышню от преградившего ей путь грубияна. Пустил отпрыск грубияну кровь что петуху и барышню спас, но оказался грубиян сынком тамошнего вельможи. Схватила под белы рученьки отпрыска невесть откуда возникшая охрана поверженного, а тут и господин торговый представитель выскочил, как черт из табакерки. Решил вопрос как уважаемый в том городе человек. Естественно, неприятности с отпрыском случились не просто так, и звучная должность была «благодетелю» отпрыска только ширмой.

Еще после пары несильных оплеух отпрыск распустил красные нюни и дал примерное описание своего шантажиста. Облегчала положение особая примета «торгового представителя» – большая родинка на лбу. Сразу после допроса руководство Тайной канцелярии наказало «с особым рвением отыскать и австрияка и бумаги и доставить лично в руки при любых обстоятельствах». Следствием наказа явился прибежавший ошпаренным гусем майор Либергофф. Начальник Белова поручил своему подчиненному безотлагательно, но с допустимой осторожностью (дело иностранца касаемо, а Ушаков, если чего, так спросит, что костей не соберешь) перетряхнуть всех осведомителей и портовых и выяснить, кто мог слышать про обладателя родинки. По выяснении, а еще лучше по обнаружении тащить оного «обладателя» на аркане в Петропавловскую крепость.

Или звезды в тот день сошлись для Белова в правильном танце, или еще что-то нашло свое верное место в мозаичном полотне Судьбы, но шкипер оказался в названном Яшкой питейном заведении.

Голландец, в куртке-бостроге, коротких зеленых штанах и синих чулках, рассеянно слушал назойливого русского купца, слегка постукивая по полу башмаками с квадратными пряжками. Широкополая шляпа лежала на самом краю стола и могла свалиться на пол, потому что раскрасневшийся купец давил окладистой бородой (и охота ему по сто рублей пошлины в год уплачивать), наседал на шкипера, беспорядочно размахивая руками. При этом шкипер так сильно втянул голову в плечи, что едва не макал свою реденькую бородку в пузатую кружку.

Шкипер изъяснялся по-русски с незаметным акцентом, а из обрывков фраз, долетавших до Белова, было понятно, что товар купца на голландский борт не берут. Купец негодовал, пытался быть убедительнее, но шкипер осторожно отодвинул от себя купеческие «грабли», уже изволившие взять иностранную персону за грудки и, оставив на столе несколько монет, но забыв шляпу, выбежал из трактира. Купец презрительно сплюнул в сторону исчезнувшей на глазах спины шкипера. Николай спешно направился следом за голландцем.

Петербург погружался в ночной мрак, на улицах освещения было столько, что хоть глаз коли. Несколько раз мимо Белова прошли пьяные гвардейцы и проскрежетали плохо смазанными колесами кареты, развозившие господ с увеселительных мероприятий. Но силуэт шкипера Белов из виду не упускал, а «объект преследования» ни разу не осмотрелся…

Шкипер уверенно двигался к причалам. Скоро показались корабли. Они едва заметно качались на воде, отбрасывая горбатые призрачные тени. На причале шкипер остановился у высокого трехмачтовика. «Голландцам Государь благоволит (ведь торговые пути налаживают), а они этим пользуются, позволяют себе нехорошие игры», – думал Николай, наблюдая, как по опущенному с корабля трапу к шкиперу спускается закутанный в плащ человек с факелом в руке. Перебросившись парой неразборчивых фраз, шкипер и встречающий поднялись на корабль. Пока Белов решал, как попадет туда же, по затылку что-то ударило. Тупое и железное. С таким приложением силы, что треуголка слетела с головы на мостовую, а сознание полностью отключилось.

– Ко-ля Бело-о-ов… – кто-то звал его сквозь звон трещавшего по швам затылка.

Белов почувствовал запах пота и приоткрыл глаза: над ним навис мужчина в темно-зеленом заштопанном кафтане с почти отсутствующими медными пуговицами в петлях на обшлагах, в кюлотах, за которыми начинались давно не белые чулки, и разношенных ботфортах. Растрепанные черные волосы, подбородок с глубоким шрамом, тревожные огоньки во взгляде, большой нос… Знакомый профиль. Не может в одну ночь быть таких совпадений.

– Степа? – голос Белова хрипел.

– Признал, шельмец? – обрадовался большеносый. – Ну, не смотри так, не совсем опрятный я, не то что ты – свежий, в камзоле справном, новеньком.

Конечно, Белов его признал. Сколько питейных заведений они посетили с этим молодцем в гвардейском прошлом, в скольких драках участвовали!.. Не перечесть. Даже девушку одну любили, но она Степку не выбрала.

– Не чудится ли мне? – с сомнением спросил Николай.

– Не чудится, – Степан заключил Белова в крепкие объятия, – только тише говори, услышать могут: проник я сюда тайно, пока все спят… окромя вахтового.

Затылок Николая заныл сильнее, еще нестерпимее ныли связанные за спиной руки и предусмотрительно обездвиженные ноги.

– Где я? – спросил Белов, безнадежно подергав ногами и руками. – Не в раю, случаем?

– А ты все тот же, – прищурился Степан, – не без озорства.

– Без озорства иногда тошно, – признался Николай.

– Мы на корабле, следующем в Голландию, – сказал Степан. – Я узнал, что на горбу какого-то шпиона принесли. Когда к «шпиону» присмотрелся, глазам не поверил.

– Сам не ожидал такой «оказии», – вздохнул Николай. – Но у меня-то – обстоятельства, а ты как здесь очутился?

– «Обстоятельства»… не у тебя одного могут быть, – сглотнул вставший в горле ком Степан.

– Бывший гвардеец Преображенского полка подался в матросы? – с сомнением произнес Николай. – Не развяжет ли он меня, наконец?

– Неприятная история, – опустил глаза Степан, – проигрался в пух и прах, вот и закабалили. Плаваю теперь на судне иностранном, соленым воздухом дышу…

– Только воздухом свободы его не назовешь.

– Не рви душу, Коля.

– Помоги мне разобраться с одним делом. – Николай решил использовать выпавший ему шанс.

– Тем делом, что в вонючий трюм привело? – хмыкнул Степан.

– Если выберемся, могу помочь… – многозначительно сказал Николай.

– Как? – с недоверием посмотрел Степан. – Если вдруг вернусь, сразу под трибунал попаду.

– Постараюсь привести начальству нужные доводы… – сказал Николай с непонятной Степану уверенностью.

– Слышал о тебе… незадолго до своей «одиссеи», – поморщился Степан. – В политический сыск занесло?

– Было дело…

– Про «дело» и толкую, – сказал Степан с недоверием. – «Словом» и этим самым «делом», значит? По любому доносу, на дыбу?