Однако на севере хунну не были окончательно побеждены, и У-ди, в конце своего царствования, получил свое варово поражение[36] (хотя и намного менее сокрушительное). Молодой китайский командир по имени Ли Лин предложил возглавить поход в Верхнюю Монголию. Взяв с собой 5000 пехотинцев, он выступил из Китая через Цзюянь в северном течении Этцигола; тридцать дней он шел прямо на север, в направлении Онгкина. Дойдя до горы Сюнь-цзы – очевидно, поблизости от современной горы Тюпчи, – увидел, что окружен 80 000 хунну, чьи конные лучники начали тревожить его малочисленное войско. Тогда он начал отступать к китайской границе, постоянно преследуемый конницей кочевников. «За один день китайская армия выпустила 500 000 стрел и истощила все свои запасы. Она бросила подводы и пошла пешком. Еще оставалось больше 3000 человек. Простые солдаты вооружились дышлами от подвод и размахивали ими. У командиров были лишь кинжалы длиной в один фут». Отступающая колонна не дошла до китайской границы полусотни километров, когда произошла драма. «Они подошли к ущелью. Шанью перекрыл выходы из него и, поднявшись на вершину горы, приказал скатывать вниз каменные глыбы. Командиры и солдаты погибли в большом количестве. Двигаться дальше было невозможно». Наступила ночь. Воспользовавшись наступившей темнотой, Ли Лин попытался ворваться в ряды хунну, чтобы убить шаньюя. Это ему не удалось. Началась паника. Всего четыреста китайцев сумели прорваться и добраться до границы с Китаем. Все остальные попали в плен, включая и самого Ли Лина. Получив эти известия, император У-ди пришел в ярость, а историк Сыма Цянь, попытавшийся защитить репутацию отважного Ли Лина, был сурово наказан. Разгром Ли Лина заставил Китай на некоторое время отказаться тактики «ответных рейдов» во Внешнюю Монголию. Однако это моральное поражение (поскольку речь, в сущности, шла о незначительном отряде) не создало угрозы укрепленной границе Ганьсу[37].

Следует отметить, что мы располагаем относящимися к этой эпохе хуннскими предметами, происходящими из Забайкалья. По этому поводу мы уже упоминали недавние находки, сделанные в захоронениях Дерестуйска, возле Троицкосавска, сибирские бронзовые бляхи которых датируются по китайским монетам, чеканившимся с 118 г. до н. э., и в читинских могильниках, также датируемых, по мнению Мерхарта, II–I вв. до н. э. Забайкалье составляло тыловые области страны хунну, откуда по осени их орды атаковали излучину Ордоса, отбирая у тамошних жителей их припасы.

В течение следующего периода хунну и Китай, не совершая прямых нападений на Великую стену или Монголию, боролись за обладание северными оазисами Тарима, то есть контроль над Шелковым путем. В 77 г. до н. э. царь Лоуланя в Лобноре восстал, в сговоре с хунну, против китайского сюзеренитета, был обезглавлен, а в Исуне была устроена китайская колония. При ханьском императоре Сюань-ди (73–49 до н. э.) китайская экспансия в бассейне Тарима получила решающий импульс. «Хани, – заявил монарх, – имеют собственный кодекс – кодекс завоевателей!» В 71 г. до н. э. китайский военачальник Чан Хуэй выступил помочь против хунну уйсуням долины реки Или. В 67 г. до н. э. царство Турфан (Цзюй-шэ), вассал хунну, было ликвидировано китайским полководцем Чжен Ки. В 65 г. до н. э. другой китайский полководец – Фон Фон-шэ – сверг царя Яркенда и привел оазис к покорности. Правда, на следующий год китайский гарнизон был выведен из Турфанского царства, которое сразу же вновь попало в вассальную зависимость от хунну, но в 60 г. до н. э. Чжен Ки снова его оккупировал. Организовав крупный военный лагерь Цюй-ли, на юге Карашара, Чжен Ки в качестве протектора Тарима обосновался в Ву-лэй, месте между Карашаром и Кучой, откуда контролировал весь регион.

Так Китай отнял у хунну контроль над Шелковым путем. Если те реагировали столь слабо, то потому, что начиная с 60 г. до н. э. были ослаблены целой серией гражданских войн. Два претендента, Хуханье и Чжэ-Чжэ, оспаривали титул шаньюя. В 51 г. до н. э. Хуханье лично прибыл к чанъаньскому двору просить помощи у императора Сюань-ди и принести присягу на верность. С 49 г. до н. э., благодаря покровительству Китая, он стал брать верх над своим соперником и в 43 г. до н. э. обосновался победителем в родовых кочевьях Орхона. В 33 г. до н. э. этот одомашненный хунну вернулся ко двору Сына Неба в Чанъани и получил наивысшую награду, о которой мечтали все варвары: руку китайской принцессы.

Что касается проигравшего, Чжэ-Чжэ покинул старую Монголию, ставшую клиентом Китая, и отправился на запад искать удачи на территории нынешнего Русского Туркестана (44 г. до н. э.). По дороге он победил илийских уйсуней, подчинил себе и собрал вместе обитавших в степях Приаралья илийских ху-цзэ, даже напал на жителей Согдианы (Кан-цзю), имевших неосторожность прийти к нему на помощь, и обосновался в степях между Чу и Таласа. Это был зародыш великой империи западных хунну. Но китайцы не оставили ему времени укрепить ее. В 36 г. до н. э. полководец Чэн Тан, совершив поразительный по дерзости рейд, дошел до Чу, застал Чжэ-Чжэ врасплох и обезглавил его (36–35 до н. э.). После этой неожиданной драмы мы теряем из виду хуннские элементы, последовавшие за Чжэ-Чжэ в его походе к Аралу. Эти западные хунну не оставили в истории следа, поскольку не контактировали ни с одним большим цивилизованным народом, который мог бы сохранить для нас сведения о них, как Китай о восточных хунну. Лишь в конце IV в. н. э., примерно в 370–375 гг., когда их потомки перейдут через Волгу и Дон, чтобы вторгнуться в Европу, мы снова встретим хунну Баламира и Аттилы в нашей классической истории.

Исход западных хунну и устранение восточных от таримских дел обеспечили Китайской империи гегемонию в Центральной Азии. Это положение едва не разрушили гражданские войны, сопровождавшие в Китае падение династии Ранняя Хань (8–25 н. э.). Хуннские шаньюи воспользовались ими, чтобы отобрать у китайцев протекторат над Турфаном (10 г. н. э.) и возобновить набеги на границе. В могиле одного из вождей хунну этого времени экспедиция Козлова[38] в Ноин-Уле возле Урги обнаружила предметы, дающие нам представление о хуннской культуре: ткани со стилизованными анималистскими мотивами, характерными для искусства сибирско-сарматских степей и Алтая, а также заимствования, сделанные одновременно у Китая и греко-римского Крыма (китайский лак, датированный 2 г. н. э., и греческая ткань из Босфора Киммерийского).

Когда на китайский престол вступила (25 г. н. э.) Вторая династия Хань, называемая Поздняя Хань, встал вопрос о восстановлении китайского протектората над Таримом. Большим везением для китайцев стало то, что именно в это время между хунну начались раздоры. Восемь южных хуннских орд под предводительством своего вождя Би в 48 г. подняли мятеж против шаньюя Пуну и подчинились Китаю. Китайский император Гуан У-ди расселил их как федератов во Внутренней Монголии, на южной окраине Гоби, по линии укрепленных границ Ганьсу и Шаньси. Так было основано царство южных хунну, которые, пока Китай оставался сильным, были верны империи, дожидаясь возможности стать ее разрушителями, когда она придет в упадок (IV в.). Стуация, полностью аналогичная той, что сложилась у германских племен – федератов Рима – вдоль римского лимеса[39].

На то время единственными врагами Китая оставались северные хунну, жившие в древнем хуннском царстве на Орхоне, во Внешней Монголии. Чтобы взять их в клещи, китайский губернатор области Ляотун Ци Юн около 49 г. поднял против них две соседние орды: ухуаней с бассейна верхнего течения Ляохэ в Маньчжурии, и сяньбийцев, очевидно монгольского происхождения, которые кочевали севернее, возле Большого Хингана и реки Нонни. Ослабленные расколом с южными хунну и фланговым ударом сяньбийцев и ухуаней, северные хунну перестали представлять опасность.