У Игоря дома их встретили улыбающиеся лица и запах свежей выпечки. Нелюдимый Юра почему-то сразу почувствовал невероятную близость с этими незнакомыми людьми. Отец Игоря был спокоен и добродушен, как часто бывают люди, которым все дается легко, мать Игоря производила впечатление женщины, которая так часто принимает гостей, что каждое ее движение, каждая фраза и улыбка были отработаны до мелочей и попадали точно в цель, не вызывая чувства наигранности, а наоборот, даря гостю ощущение особого отношения. Юру провели в гостиную, Игорь тут же присел на пол рядом с большой бежевой лежанкой, в которой была его британская короткошерстная кошка Черри со своими котятами. Юре показалось, что это имя ей не подходит, как не подходил этой семье и их глянцевый, будто с выставки или обложки, дом. Как будто прочитав его мысли, Игорь сказал, что имя на «ч» было условием клуба. И начал рассказывать о родословной кошки, о ее выставках и призах. А потом, будто вспомнил что-то, резко встал и потащил Юру в свою комнату, где из ящика такого же белоснежного и глянцевого, как и все вокруг, письменного стола извлек практически новенький смартфон и, благодушно улыбаясь, протянул его Юре. А тот не знал, как отблагодарить своего нового знакомого, он так разволновался, что почти не слушал, что говорил Игорь по поводу возможностей этого устройства, так что дома ему пришлось самому разбираться, как и что работает. Юре казалось, что все это сон или фильм, ведь если бы это было реальностью, он бы никогда не стал принимать чью-то помощь, ни есть у чужих людей, ни говорить о себе, но во сне… во сне-то все можно. Он медленно вошел в комнату, где подали ужин, это была просторная столовая, Юра ступал осторожно по белому глянцевому полу, будто боялся, что от любого неловкого движения вся эта невиданная декорация рассыплется, и кто-то сверху грозно скажет: «Стоп – снято!» У стола на десять персон с черной мраморной столешницей в белых прожилках он остановился, замешкался и неуверенно опустился на кожаный стул, его взгляд приковала картина, она стояла на зеркальном прилавке и напоминала работу Пита Мондриана «Серое дерево», но Юре казалось, что это не дерево, а сеточка сосудов, в которых застыла кровь, как в его собственных жилах. Наконец его окружили домочадцы, и все вокруг стало казаться уже не таким холодным и неуютным. Юра постепенно начал оттаивать, он съел с аппетитом теплый салат с ростбифом, сибаса с овощами, первый раз после смерти матери почувствовал себя в кругу семьи, ему казалось, что наступил Новый год или Рождество, или еще какой-то праздник. Но когда подошел черед десерта, и мама Игоря внесла торт со словами, что она будто предвидела, что будут гости, и испекла торт «Наполеон», тут Юра вспомнил про полуголодного, несчастного, сломленного горем отца, и ему отчего-то стало очень стыдно за свою нечаянную радость, за смех, за сытый обед, и когда ему на тарелку положили большой кусок «Наполеона», он спросил:

– А можно я возьму этот кусочек с собой, а то я наелся, а попробовать ваш торт хочется?

– Конечно, конечно, – защебетала мама Игоря и быстро нашла пластиковую коробочку, куда аккуратно упаковала лакомство.

Юра вышел на улицу страшно разгоряченным, все, что происходило после встречи с Игорем, его разволновало. Этот смартфон, который оттягивал нагрудный карман его рубашки, обильный ужин и, конечно, пластиковая коробочка с тортом, которую он торопился преподнести отцу. Как ему было досадно, что он не может ничего сделать для единственного родного человека в его жизни, не может заставить его взять себя в руки и бросить пить, тем самым прекратить медленно себя убивать, а начать работать, как раньше, и тогда все в их жизни можно еще было бы поправить, вернуть самые простые семейные радости, заботу, поддержку, уют. И Юре так стало жаль себя, своего отца, и он был очень рад, что на улице разыгралась непогода, дул ветер, шел сильный дождь, и никто из прохожих, идущих ему навстречу, не мог догадаться, что его лицо мокрое не только от дождя.

Ева давно ждала этого дня. Отчетный концерт, который устраивали в их танцевальном коллективе каждый год, в этот раз был особенным. Во-первых, ее перевели в старшую группу, и это она считала большой ответственностью, а во-вторых, у Евы были сольные выходы в трех номерах. Последние несколько месяцев она провела в изнуряющих тренировках, пока все ее сверстники ходили в кино или по магазинам, она снова и снова оттачивала движения в танцевальном зале и даже попросила папу устроить маленькую балетную студию прямо в их квартире. Он сделал одну стену в кабинете Натали полностью зеркальной и прикрепил к ней балетный станок, чтобы Ева каждый день могла заниматься растяжкой. И вот, наконец, день, когда ее труды будут вознаграждены, настал. Поэтому пришла она заранее, может быть, даже слишком. Ребята еще не собрались, зато была тетя Валя, так звали довольно пожилую женщину-костюмера. Почему все звали ее тетей, никто не знал, может быть, потому что она была добродушной, вечно хлопочущей, по-матерински внимательной с каждым без исключения. Ева поздоровалась с ней и попросила костюмы первого отделения, но тетя Валя сидела, задумавшись, и не сразу отреагировала на просьбу. Ее худое лицо, покрытое глубокими морщинами, было печальным, а руки, лежавшие на коленях, слегка подрагивали.

– Тетя Валя, у вас все в порядке?

– Ах, Ева, я тебя не заметила, у меня все нормально, просто устала, нужно уже уходить на покой, но на кого же я оставлю все это хозяйство, как же вы без меня, – глубоко вздохнув, произнесла тетя Валя. – Ты сегодня что-то рано, волнуешься, наверное, первый раз со старшенькими, – она повернулась к рейлам с вешалками и начала разыскивать нужные костюмы. Ева смотрела ей в спину и видела, с каким трудом тете Вале удается дотянуться до верхних полок, как сложно перетаскивать отпариватель в другой угол костюмерной, как не слушаются ее атласные ленты, которые она пытается собрать в маленькую коробочку. Девушка размышляла, как же помочь этой милой женщине, которая за столько лет, проведенных в коллективе, стала ей близким человеком.

– Ева, как хорошо, что ты уже пришла, мне нужно тебе что-то сказать, – весело окликнул ее молодой человек, маня пальцем и заговорщически улыбаясь.

Это был ее новый партнер, Александр, он был старше Евы на два года, как и все в этой группе. Она так волновалась, что теперь танцует со взрослыми, и очень боялась их подвести, сделать что-то не так, ошибиться в танце.

– Дорогая моя партнерша, сегодня после концерта в гримерке мы будем отметить начало лета, так как ты теперь часть нашей группы, мы решили пригласить тебя.

Ева была вне себя от радости. Но, сохранив невозмутимое лицо, сказала:

– Я подумаю, – и быстро зашла в раздевалку, ничем не выдавая своей радости, кроме блестящих от счастья и волнения глаз.

Она не знала, смогут ли на концерт попасть Игорь и Юра, потому что десять билетов, которые ей полагались, она раздала еще две недели назад, а в это время они были еще не знакомы. Зато среди приглашенных был Паша, он ходил на все ее концерты, дарил ей цветы, а потом вместе с ее мамой, Ланой, мамой Ланы и другими знакомыми шел в ресторан, и, по всей вероятности, представлял себя Евиным парнем. Ева несколько раз прокручивала в голове, что она скажет Паше, и как будет вести себя он, ей не хотелось, чтобы продолжалась эта неловкая ситуация, и она надеялась вернуть все в привычное русло. И как же она была раздосадована, когда с первыми звуками музыки выйдя на сцену, увидела в зрительном зале между мамой и Ланой пустое кресло, на котором должен был сидеть Паша. Ева не верила своим глазам, как такое могло произойти, может, он опаздывает, может, еще придет. Настроение было испорчено, девушка кое-как дотанцевала до конца танец и, уже убегая за кулисы, наступила Саше на ногу, она извиняющим взглядом посмотрела на партнера, но тот только ободряюще улыбнулся.