«И вот он у отчего дома. Встречается со своим отцом. Он дошел до крайней степени отчаяния. Нищий и оборванный, он забыл о гордости и упал на колени, почувствовав невероятное облегчение. Потому что его приняли. Именно этот момент притчи художник изобразил на картине», – закончила свой рассказ Галина Ивановна.

– Я бы никогда не вернулся, если бы ушел, умер, но не вернулся, – сказал Паша и крепко сжал Евину руку.

– Что? – удивленно спросила девушка и как-то испуганно посмотрела на Пашу. – Ты это к чему? – добавила она, хотя все поняла, но ей отчего-то стало не по себе и очень хотелось, чтобы он ее разубедил.

Но Паша вместо ответа заглянул Еве прямо в глаза и неожиданно для них обоих спросил:

– Ты будешь моей девушкой? Я хочу, чтобы мы были не просто друзьями, ты мне нравишься уже много лет, – он что-то сказал еще, но Ева была так ошарашена, что ничего уже не слышала. Она стояла, смотрела на него и молчала, они не заметили, как остались одни в зале, пауза затянулась, юноша опустил глаза в пол и, плотно сжав губы, ждал ответа.

– Паша, нет, ты всегда был для меня другом, лучшим другом, прости, я не знаю, что еще сказать.

– А ничего не надо говорить, я все понял, мне надо домой, – не сказав больше ни слова, он быстро вышел из зала.

После занятий Еву забрал семейный водитель, погруженная в свои мысли, она ехала молча, лишенная привычной лучезарной радости, такая притихшая, что даже Сергей Иванович несколько раз встревоженно посмотрел на нее в зеркало заднего вида.

И вот, наконец, Ева переступила порог своей квартиры и почувствовала огромное облегчение. Она очень любила возвращаться домой, здесь ее ждал не только впечатляющий модный интерьер, здесь жили любящие ее домочадцы, и в этом месте она по-настоящему ощущала тепло семейного очага. Жила Ева на двадцать пятом этаже, в квартире с видовыми окнами в пол, а виды из них были необыкновенными. Из спален можно было любоваться Финским заливом, большими пассажирскими лайнерами размером с огромные многоэтажные дома, которые ночью покрывались тысячами огней. С двух сторон эту композицию фланкировали два совершенно фантастических объекта: башня Лахта-центра, напоминающая ракету на стартовой площадке, а с другой стороны – стадион, похожий на летающую тарелку пришельцев. Башню было видно из любой точки города, поэтому Еве казалось, что это своеобразный маяк, который всегда указывает на место, где ее ждут. Из окон большой и малой гостиной виден был старый город. Сверкали на солнце, а иногда утопали в тумане шпили Адмиралтейства и Петропавловской крепости, купола Казанского и Исаакиевского собора, нежным кружевом угадывался силуэт Смольного. А самым впечатляющим зрелищем ночного пейзажа была телевизионная башня. Ее установили в 1963 году, и на тот момент она считалась самым высоким сооружением Европы, немного превышала высоту Эйфелевой башни и до 2017 года являлась высочайшим инженерным сооружением города, но потом построили небоскреб «Лахта-центр», и это первенство досталась ему. В темное время суток телебашня сияла яркими огоньками, как стройная новогодняя елка. Каждый раз, когда Ева замечала, что огоньки начинали переливаться, она замирала у окна, как завороженная, будто видела это в первый раз. Вообще Еве было свойственно никогда не пресыщаться красотой, а любоваться ей снова и снова – будь то картина в альбоме, прелестная брошь, приколотая к платью ее матери, или веточка сирени, уютно устроившаяся в вазе на обеденном столе. Вот и сейчас, войдя в столовую, она обомлела – стол из массива сосны, выкрашенный в белый цвет и патинированный золотом, читался белым китом на фоне темных окон, за которыми уже засыпал город. В центе стола возвышался букет персиковых роз, которые в сочетании с бледно-голубой обивкой обеденных стульев дарили то же чарующее сочетание цветов, что и копия фрески Фра Анжелико «Обручение Марии», стоящая на каминной полке у противоположной стены.

Тут на кухне что-то зазвенело, как будто упала серебряная ложечка, и в столовой появилась Наталья Сергеевна, точнее Натали, так как обычное имя никак не вязалось с ее утонченным образом. На ней было кремовое платье с кружевными манжетами, золотистые волосы, убранные в низкий хвост, перетянутый атласной лентой, удлиненное лицо и тонкие пальцы вкупе с изящными манерами были явными признаками аристократических корней. Как и все люди подобного склада, двигалась она очень плавно, говорила мало и только если ей действительно было что сказать. Она медленно поставила на стол этажерку с сэндвичами, ягодами и пирожными и, внимательно посмотрев на Еву своими умными голубыми, почти прозрачными глазами, произнесла:

– Ты выглядишь взволнованной, на то есть причина?

– Пожалуй, есть, Паша предложил мне стать его девушкой.

– Ну что ж, этого стоило ожидать. Ты взрослеешь, Ева, и становишься красивой девушкой. А вы так давно дружите с Пашей, удивительно, что он не сделал этого раньше, – пожимая плечами, добавила Натали.

– Да, мы слишком давно дружим, чтобы я внезапно смогла его полюбить.

– А тебе кажется, что любовь – это непременно вспышка?

– Конечно, мне кажется, что если сразу не почувствовал волнующего притяжения, то уже и не почувствуешь.

– То, что ты описываешь, скорее, похоже на страсть, подобные пылкие чувства, возможно, приятны, но едва ли могут служить основой для прочных и долгих отношений. К тому же такая пылкость часто застит глаза и может привести к плачевным последствиям.

– Но только такую любовь воспевают в романах, посвящают ей стихи и песни, я бы хотела пережить нечто подобное, – мечтательно откидываясь на спинку стула, произнесла Ева.

– В твоем возрасте это не удивительно, но со временем ты поймешь, что такая любовь не награда, а испытание.

Не успела Натали договорить, как их беседу прервал телефонный звонок. Это был Паша. Ева очень удивилась, так как думала, что он какое-то время будет обижаться на нее, отмалчиваться, ну уж точно не позвонит через пару часов после их разговора.

– Слушаю, – ответила Ева весело, как будто ничего не произошло.

– Звоню, чтобы попрощаться, думаю, в этом городе меня уже ничто не держит, – с жаром произнес Паша.

– Паша, что все это значит, ты где? – испуганно спросила Ева.

– Это не важно, вам меня все равно не найти.

– Подожди, не делай глупостей! – прокричала Ева.

Но Паша уже положил трубку.

– Мамочка, что же теперь будет, Паша сбежал из дома, это может закончиться плохо. Я во всем виновата! – в ужасе прижимая ладони к лицу, взволновано сказала Ева.

Натали несколько секунд молчала, а потом быстро пошла к домашнему телефону.

– Звони ему домой, что-то здесь не так, я хорошо знаю Павла. Поднимет трубку мама, попроси его к телефону.

– Мама, он же сбежал, как он может подойти к телефону?

– Не волнуйся, все равно его родители быстрее смогут его найти, чем мы, звони.

Ева нашла Пашин домашний номер в записной книжке телефона, быстро набрала его. Через несколько секунд услышала спокойный голос Валентины Ивановны, Пашиной мамы.

– Алло, слушаю.

– Валентина Ивановна, это Ева, можно поговорить с Пашей, – очень быстро, взволнованно, забывши поздороваться, затараторила девушка.

– Здравствуй, Ева, рада тебя слышать, Паша только сел к столу ужинать, сейчас позову, – подчеркнуто вежливо сказала женщина и более резким голосом добавила в сторону, – Паша, иди к телефону, Ева звонит.

Тут разговор прервался, и Ева услышала только гудки, которые вторили ударам ее сердца, неистово бьющегося в груди.

«Как он мог? Это что был шантаж? Чего он собирался этим добиться?» Эти мысли одна за другой проносились в ее голове.

– Мама, зачем он так со мной, врун?!

– Успокойся, Ева, выпей водички, – спокойно сказала Натали. – Думаю, он просто не смог пережить отказа, запутался и представил себе, как бы ты пожалела, если бы он исчез.

– Почему ты его защищаешь? Он разволновался, он запутался… Он что, мечется по комнате со слезами на глазах? Нет, он сел ужинать! Это возмутительно! – не унималась девушка, разгневанная поступком друга.