– Ты же не знаешь, какую мерзость предлагал мне этот удод! И это мне, Берюрье! Как будто я похож на такого! Разве по мне не видать, что я – нормальный мужчина?! Что мои нравы заодно с природой, а не против, а? Я тебя спрашиваю!

– Успокойся! Что он тебе сказал?

– Это настолько гадко, что я не осмеливаюсь повторить это даже тебе, Сан-А, хоть ты – мой друг до гроба!

Поняв, что мне так и не удастся ничего вытянуть из этой псины, я склоняюсь над врачом.

– Что случилось, доктор?

– Я хотел сделать ему акупунктуру, – лепечет несчастный.

– Ты слышишь? – визжит Толстяк. – И он еще осмеливается повторять это! Подумать только, что у японцев такие замашки! Чего стоит один их флаг – красный кружок на белом фоне! С ними все ясно! Это даже не эмблема, это целая программа!

Я спешу объяснить Толстяку, что такое акупунктура. Он слушает, фыркает, произносит «Ну, ладно!», а затем взрывается снова:

– Я плачу тубибу не за что, чтобы он вгонял мне иглы под шкуру! Убери отсюда этого поганца! Я лучше приму аспирин.

Теперь остается самое сложное – успокоить тубиба и помешать ему обратиться за помощью к нашим японским коллегам. Я сочиняю для него роман о нервном расстройстве Берю и сую ему пригоршню долларов. Он прихлопывается и, наконец, причитая, убирается восвояси. Через секунду за дверью раздается дикий вопль.

Без своих диоптрий несчастный передвигался наощупь. и вошел в лифт, не заметив, что его кабина находилась этажом ниже.

В целом он отделался сломанной ногой, вывихнутым плечом, расплющенным носом и оторванным ухом. Могло быть и хуже!

Я говорю Толстяку о последствиях его нетерпимости но он в ответ лишь пожимает плечами:

– Мне сразу не понравилась его рожа! Красивый фланелевый пиджак (как ни странно, до сих пор белый) бесстрастно подчеркивает желтизну моего ангелочка. Прямо-таки, белоснежная лилия с золотыми тычинками!

– Куда пойдем? – справляется любезный поросенок.

– Сначала к библиотекарю, к которому мне посоветовали обратиться, а потом махнем в Кавазаки, по адресу парня, распотрошившего себя в самолете.

– Что мы забыли у библиотекаря?

– Дать ему расшифровать адрес на конверте... Собирайся и не ломай себе голову, остальное я беру на себя!

Книжный магазин являет собой маленькую лавочку с витринами, где выставлены редкие издания. Нас встречает крупный, убеленный сединами старик в европейском костюме, но со странным колпаком из черного шелка на голове. Он не говорит по-французски, но трекает несколько фраз по-английски. Я показываю ему конверт и спрашиваю, не может ли он перевести нам текст.

Он берет в руку наш бумажный прямоугольник, напяливает на нос очки с толстенными стеклами, смотрит, затем вооружается лупой, и когда я уже задаюсь вопросом, сможет ли он обойтись без большого телескопа токийской обсерватории, он вдруг вскрикивает и роняет лупу, швыряет конверт на лакированный столик так, как будто тот обжег ему пальцы, и мчится в подсобку.

– Ты только посмотри, – говорю я Толстяку, – ну и реакция у нашего книжного червя!

– Ты же знаешь, что у поноса свои причуды, – философски замечает мой друг.

Мы томимся в ожидании не менее десяти минут, а старой библиотечной крысы все нет. Я начинаю волноваться: Наверное, чтото случилось: старикана-япошку аж передернуло после того, как он ознакомился с текстом на конверте. Я зову его:

– Hello! Sir, please!17

Но в ответ – тишина. Тогда я захожу в подсобку: никого.

Следующая дверь ведет в комнату. Я продвигаюсь вперед, продолжая звать хозяина. И вдруг мои слова застывают в горле.

Старый торговец книгами сидит на подушках в строгом костюме. Он только что сделал себе харакири. Та же самая церемония, что накануне в самолете: кинжал с обернутой в белый платок рукояткой.

Его кровь стекает на подушки и образует на полу лужу. Старик еще жив, но лучше бы он был мертв. Его пергаментное лицо исказила предсмертная конвульсия, глаза уже закатились.

Толстяк у меня за спиной застывает от удивления.

– Что это он сделал?! И он – тоже!

– И он тоже. Берю. Пойдем, а то я потеряю дар речи.

Прежде чем выйти из магазина, я забираю роковой конверт.

На улице все спокойно. Воздух пахнет геранью, прохожие наслаждаются жизнью.

Мы проходим сотню метров, не проронив ни слова, затем останавливаемся и обмениваемся долгим взглядом, полным взаимной тревоги.

– Все это происходит наяву или же нам снится кошмарный сон?

– Этот старый бумазей с ума что ли спятил?

– На это нам надо будет дать ответ, Толстяк.

– Это на него нашло после того, как он прочитал конверт?

– Да.

Мы снова замолкаем. Увидев такси, я поднимаю руку.

– Куда едем? – вздыхает мой друг.

Вместо ответа я сажусь в пеструху.

– Агентство Франс-Пресс, – бросаю я водителю – Вы знаете, где это?

Он утвердительно отвечает по-японски и жмет на газ.