— В какой день? — не понял Клюге.

— В день, когда один весьма настырный мужчина решил, что непременно выбьет у меня согласие на интервью. Притвиц, кажется. Крайне неприятный человек.

— Мой начальник. — Клаус хмыкнул, поглядывая на мигающий огонечек диктофона.

— Сочувствую. — Рейхенау мягко улыбнулся, чуть склоняя голову.

— Мне придется отдать ему расшифровку нашего разговора.

— И? Вы что же, считаете, я не способен сказать того же ему в лицо?

— Думаю, Вы на многое способны, — скорее себе произнес Клюге, с третьей попытки разблокировав телефон. Первые два вопроса он помнил наизусть. Слишком очевидные и заезженные. — Итак, — он прочистил горло, — как думаете, чему Вы обязаны своим успехом? И тяжело ли было в самом начале? Можете ответить в любой последовательности.

— Труду и упорству. Я обязан труду и упорству. Как и все. — Дольф сделал неясный пасс рукой, в который раз осматривая Клауса сверху вниз. — А тяжело бывает каждому. Хотите более развернуто?

Вообще-то, Клюге хотелось только уйти, чтобы наконец спрятаться от этого настырного, наглого взгляда, от которого за ребрами щемило от какого-то первобытного страха. Точно он, безоружный человек, стоял перед голодным, готовым броситься в любой момент волком с окровавленной пастью.

В ответ только кивнул. Рейхенау понимающего улыбнулся — в этот раз шире, на пару секунд обнажая ровные белые зубы.

— Хорошо. — Он споро облизал поджатые губы и сменил позу на еще более вальяжную. — Будет Вам лекция. Итак, — за коротким шумным выдохом последовала очередная улыбка, — все начинают с нуля, без навыков, и только потом, в процессе, учатся. Можно читать книги, ходить на семинары или слепым котенком тыкаться наугад, а можно сделать самое очевидное, легкое, не требующее никаких затрат и усилий — спросить. Спросить у тех, кто умнее, опытнее, кто точно не откажет. Будучи учениками за школьной партой, мы спрашиваем, если нам непонятна тема, будучи ребенком — идем к родителям за советом. В чем же тут разница? Почему люди до зубовного скрежета боятся прибегнуть к этому потом, оставив позади ясли и диплом о среднем образовании?

— Вы это у меня спрашиваете? — смущенный затянувшейся паузой, заговорил Клюге. Дольф мотнул головой.

— Это риторический вопрос. — Он сделал еще один глоток воды. — В общем-то… я спрашивал, получал ответы, применял полученные знания на практике и, — он нарисовал указательным пальцем в воздухе неровный круг, — теперь здесь. Этому я и обязан своим успехом.

— Спасибо за развернутый ответ. — Клаус чуть промотал ленту. — Тяжело ли было справляться с провалами в самом начале карьеры? Первые два Ваших стартапа прогорели, если не ошибаюсь.

— Да, верно. — Дольф кивнул с промелькнувшим на мгновение каким-то уязвленным видом. — Но что случается, когда мы впервые садимся на велосипед? Мы падаем. Возможно, даже несколько раз. Так и здесь. Самое главное — нужно всегда осознавать, что без падений не бывает взлетов. Я бы этого сам не понял, если бы один человек, попадавший в похожую ситуацию, не сказал мне: знаешь, я так рад, что потерпел ту неудачу, потому что без нее не достиг бы успеха в новой области. Золотые слова. Ведь вера — это необходимость в любом деле. Если есть вера, то неважно, сколько крахов придется потерпеть — вы всегда будете уверены в том, что в следующий, следующий за следующим и так далее раз все обязательно получится. По вере вашей да будет вам.

— Это из библии?

— Евангелие от Матфея. Стих не вспомню.

— А Вы веруете? В Иисуса, я имею в виду.

— Нет и да. Я агностик. Если он есть — хорошо, если нет — что ж… — Дольф развел руками. Клаус кивнул, глотнул воды и перешел к следующему вопросу, в очередной раз косо глянув на диктофон.

— Как Вы относитесь к тому, что Вас пророчат на первое место Форбс по Европе в следующем пятилетии?

— Ну что Вы, всегда найдется еврей побогаче.

Рейхенау вновь чуть усмехнулся и тоже отпил, меняя позу. Клюге неотрывно проследил за тем, как мысок его лакированной туфли уперся в край столика, и как натянулась ткань брюк на внутренней части бедра. Захотелось срочно смутиться, но щеки, вопреки всему, так и остались бледными.

— Как Вы пришли к первой идее? — Клаус сглотнул, дернул полы пиджака и постарался скопировать позу собеседника. Без внимания это не осталось. На секунду показалось, что Дольф и направление его собственного взгляда проследил, задумчиво проводя костяшкой указательного пальца по едва приоткрытым губам.

— После падения стены рынок, знаете, пустовал. — Он слишком резко глянул ему в глаза, успевая заметить в них испуг. Клюге подумалось, что это наверняка должно его развеселить, но Рейхенау лишь выпрямил спину и вернул лицу привычную надменность. — В то время можно было занимать любую нишу и вполне успешно ее монополизировать. Самой удобной и на тот момент дешевой я счел торговлю. Как теперь видно — зря. Но, как говорится, скупой платит дважды. Я же заплатил вообще трижды. — Он осклабился. — С покупками зарубежных брендов — это было позже — вышло получше, но сама сфера… на Кудамм {1} я не метил, а заморочки с дистрибьюторами не для меня. Часть акций той компании я, правда, сохранил, но это так, на мороженое.

— Вы про «митченглюк»? Неплохое такое мороженое получается. У них же маржа выше шестидесяти процентов. — Клаус махнул рукой. Лицо Дольф несколько изменилось. — Что? Вы вздернули брови, удивлены?

— Поражен, что Вы знакомы с такими терминами. — Он одобрительно улыбнулся, наклоняя голову вбок. — Вопросы закончились?

— Не надейтесь. — Вода в стакане кончилась. Попросить о новой не хватало духу. Клюге коротко глянул на экран. Осталось немного. — В последнее время Вы активно занимаетесь автоконцернами, но при этом начали инвестировать в строительство галерей, выставочных залов и прочего по схожей тематике. Дело в Вашей любви к искусству или в чем-то другом?

— В каком-то смысле да. — Рейхенау провел кончиком указательного пальца по подбородку, впервые за все интервью смотря в сторону, а не прямо на Клауса. Тот аж вздохнул свободнее. — Но и нет одновременно. В последнее время люди интересуются подобным, и это может приносить хороший доход. Так что именно это, пожалуй, основная причина.

— Деньги?

— Деньги, герр Клюге. Я бизнесмен, а не меценат.

Он впервые обратился к нему так, и Клаус, заметно вздрогнув, отчего-то откровенно смутился. Как будто неправильно, что его фамилия произносится именно этим голосом, что звук раздается именно из этого рта. Странно. Он дернул головой, прогоняя лишние мысли.

— Мы обсудили только работу. — Пришлось в который раз прочистить горло. Все-таки второй стакан воды бы не помешал. — А семья у Вас есть?

— Смотря что Вы имеете в виду под определением «семья».

— Жена, дети.

— Жены нет. Дети есть.

— О них ничего не известно, так… можете рассказать хоть что-нибудь? Пол, возраст, количество, имя?

— Один ребенок. Большего публике знать не нужно.

Клаус кивнул и, собравшись с силами, задал последние два вопроса, составленные Притвицем скорее из вежливости. Рейхенау, считав его незаинтересованность, ответил совсем коротко, а затем встал, прошелся до двери, опять что-то сказал секретарше и, вернувшись, протянул поднявшемуся Клюге руку. Ладонь у Дольфа оказалась сухой, крепкой, сжимающей совсем аккуратно. Рукопожатие вышло приятным. По направлению к костяшкам будто бы невзначай прошелся большой палец. Клаус предпочел оставить это без внимания, концентрируясь на чужом лице. Даже самая лучшая камера не могла бы ухватить россыпь некрупных шрамов на правом виске и лбу, а сетку возрастных морщин у глаз и расширенность пор и вовсе замыливала бы.

Разница в росте, на удивление, оказалась небольшая. Клюге думалось, что Дольф все-таки повыше, когда на деле едва ли дотягивал до метра восьмидесяти пяти.

— Спасибо за интервью, — наконец сказал он, пытаясь улыбнуться. — И за уделенное время.

— Пожалуйста. — Рейхенау вежливо склонил голову и краем глаза взглянул на дверь. — Я распорядился принести воды. Альберта оставит ее на столе у выхода, а то магазинов тут близко нет, а Вы последние минут десять только и делаете, что губы облизываете.