– А ты бы разве согласился, скажи я прямо? – Рейхенау осклабился, пододвигая ближе забытый в стороне бокал. – В прошлый раз ты предпочел уснуть на лестнице.
– Да я просто там прилег! – Клюге нахохлился, но вино отпил, тут же нехотя улыбаясь – то оказалось просто невероятным на вкус. – Все, забирай, больше не буду, а то вылакаю всю бутылку.
Как бы не хотелось признавать, но Дольф был прав – скажи он все подробности заранее, Клаус бы ни за что сюда не поехал. Ладно пообщаться с Вальтером – его он видел, да и при первой встрече все, помимо злосчастной лестницы, прошло вроде как нормально, но внуки… Во-первых, Клюге совершенно не умел общаться с детьми, во-вторых, жутко боялся, что все испортит привычкой выражаться в подходящих и не очень моментах.
Рейхенау же, казалось, был абсолютно спокоен на этот счет, и частичку этого спокойствия удалось от него перенять. Хотя, может, дело было в алкоголе.
– Ты уже вытащил печенье? – заметил Клаус, прочистив горло. – Начинку выкладываю я?
– Да. Если хочешь, можешь сделать все как настоящий кондитер, у меня где-то были инструменты, но я бы на твоем месте не заморачивался и выложил все ложкой.
– Ну раз сам великий повар говорит, что лучше не заморачиваться…
– У меня в руках нож, Клаус, ты уверен, что хочешь продолжать язвить?
Показательно фыркнув, Клюге подошел ближе к противню и на несколько секунд завис, понимая, что по сути понятия не имеет, что именно дальше делать. Пришлось пересиливать гордость и спрашивать. Удалось даже не заляпаться кремом. В награду Клаус налил еще вина, пообещав себе, что больше к нему как минимум до вечера не притронется.
С сервировкой стола проблем не возникло. Да и занимался ею в основном Дольф, в то время как Клаус стоял в стороне, исподтишка любуясь размеренными, выверенными годами движениями. Помимо того, что пришлось готовить самостоятельно, на тарелках возникли целый ряд фруктов, предназначенных, как подсказала интуиция, для детей, и несколько стеклянных бутылок с соком.
– Теперь могу провести тебе экскурсию, – улыбнулся Рейхенау, отряхивая руки от невидимых крошек. – С чего хочешь начать?
– Со спальни. – В голове звучало не так пошло. Да Клюге и не знал, что тут еще есть, так что вариант был только один.
– О как. Я, честно сказать, думал ею закончить.
Дольф усмехнулся и, приглашающе махнув, зашагал к лестнице. Следом за чуть помедлившим Клаусом подскочила и Брауни, радостно гавкнувшая, когда ей позволили вместе со всеми зайти в нужную комнату, оказавшуюся буквально-таки самой первой на втором этаже.
Клюге, шагнув через невысокий порожек первым, так и замер возле двери, вертя головой, словно ребенок в парке аттракционов. Он не сказал бы, что спальня какая-то гигантская, но и маленькой она не была: вытянутая, светлая, с высоким потолком и большущим ковром, на котором умещались и широкая кровать, и низенькая тахта со сложенной стопкой каких-то вещей, и две тумбочки с явно дизайнерскими лампами. В небольшом углублении на противоположной стене находился телевизор, а под ним – вытянутая полка с искусственными цветами и небрежно оставленными книгами; по правую сторону, в еще одном углублении, стеклянная дверь, за которой виднелся исключительно белый гардероб со стройными рядами костюмов на вешалках. Клаус сделал первый шаг вперед. Брауни забежала следом, укладываясь на крупном сером лежаке с забавным узором лап. Рейхенау зашел самым последним.
Двигаться было как-то неловко, точно все тело погрузили в ванну из киселя, но Клюге, не желая этого показывать, слишком нагло уселся на толстое стеганое одеяло, вытягивая ноги. Дольф, неясно хмыкнув, остановился рядом, чуть ероша чужие волосы на затылке, и, коснувшись щеки, поспешил открыть окно. Не одному ему душновато стало, значит.
– Я думал, у тебя тут какое-нибудь гротескное рококо, – весело усмехнулся Клаус, поглаживая сваленные по какой-то слишком уж замороченной системе подушки в шелковых наволочках. – Но кровать классная – огромная, с такой точно не упадешь во сне. Тебе одному-то тут уютно спать?
– Какой ненавязчивый намек. – Рейхенау сдержанно улыбнулся, шевеля бровями и подходя ближе. Клюге инстинктивно подался назад, когда сверху нависли, упираясь руками по бокам. – Когда много работаешь, Клаус, о таких вещах не задумываешься. – Щеки мимолетно коснулся кончик носа, а лицо обдало горячим дыханием. В этот раз хотелось двинуться исключительно вперед. – Просто приходишь, ложишься и спишь. Некогда ворочаться и вздыхать об одиночестве, как наивная девчонка.
– Значит, не водил сюда никого? – Клюге хотел добавить иронии в голос, но потом шеи и дрогнувшего кадыка коснулись губы, и стало как-то не до того…
– Нет, это же мой дом. – Рейхенау чуть нахмурился, словно это было само собой разумеющееся. – Для секса есть отели.
– Но я же здесь.
– Да. Теперь. А где ты начинал, помнишь?
– Все еще пытаешься быть перспективным? – с улыбкой уточнил Клаус, и Дольф, будто бы смутившись, отвел взгляд, толкая его вперед, на кровать, и упираясь в нее локтем где-то за головой. – Зря так реагируешь. Это даже мило.
– Мило, что меня охомутал какой-то там журналист?
– Ну тебя. – Клюге фыркнул, с напускной обидой складывая руки на груди. Было что-то забавное в том, как насупился при этом вопросе Рейхенау. – Такая история же получилась, хоть книгу пиши или фильм снимай.
– Так сняли уже. – Он коснулся его губ в извиняющемся жесте. – Хрень полная вышла, кстати.
– И тем не менее ты посмотрел.
– Мне нечего было делать, пока я ждал самолет, а рядом с аэропортом был кинотеатр.
– У тебя что, нет личного джета? – Клаус театрально ахнул и сделал вид, что пытается встать. – Ну все, я тогда ухожу.
Дольф, хоть и разгадал притворство, тут же прижал его к кровати крепче, почти грубо хватая за бедро и вынуждая приподнять одну ногу. Клюге, вцепившись ему в волосы на затылке, запрокинул голову, позволяя оставлять все новые и новые засосы, и тихо застонал, когда ладонь с бедра сместилась на пах, а напор усилился. Стоило издать этот постыдный звук, как все это время смирно лежавшая овчарка подскочила и в одно мгновение оказалась рядом, предупреждающе гавкая. Подумала, видно, что ему тут больно.
– А вот этого я не просчитал, – хрипло рассмеялся Рейхенау, ненадолго отстранился и, взяв Брауни за ошейник, мягко направил ту к двери, попутно шепнув какую-то команду.
Клаус, подавшись вперед, не дал ему лечь обратно, притягивая за талию к себе и выдергивая рубашку из-под ремня свободной ладонью. Затем встал и, поддевая пуговицы, незаметно подтолкнул дальше. Дольф, рукою обвив плечи, прижался лбом к его, в перерывах между поцелуями помогая себя раздеть. Он и не заметил, как оказался слишком близко к окну, куда его в одно резкое движение грубо развернули, вынуждая мазнуть плохо гнущимися пальцами по подоконнику.
Лоб в этот раз оказался прижать к стеклу. Недовольство выразить не дали, до синяков сжав бедра и толкнувшись тазом так, что уже давно выпирающая ткань на пахе проехалась прямо по заднице, заставляя крупно вздрогнуть и дернуться, еще больше ухудшая свое положение.
– Достаточно, Клаус, – прошипел Рейхенау, пытаясь отстраниться, но лишь помогая этим Клюге. – Не заигрывайся.
– А тебе разве не нравится? – Он усмехнулся, перехватывая его под грудью и прижимая к себе. – Мне кажется, что очень. – Пальцы прошлись вдоль красноречиво топорщащейся ширинки. Дольф вновь вздрогнул, дернулся и все-таки вывернулся, упираясь поясницей в подоконник и тяжело дыша.
Челка свалилась ему на лоб, скрывая глаз, но одного было вполне достаточно, чтобы остудить пыл. Клаус сглотнул, нервно дернул щекой и, обобравшись, предпочел отступить на шаг, чтобы не оказаться в следующее мгновение прижатым к стеклу. Рейхенау скрипнул зубами, подаваясь вперед и вынуждая спиной дойти чуть ли не до кровати.
– Да ладно тебе, – спасовал Клюге, стукаясь об нее голенями. – Чего такого-то?
Воцарилась долгая тишина. Клаус почти видел, как снуют в голове Дольфа мысли: одна оскорбительнее другой. Но он ничего не говорил, буравя его взглядом и шевеля желваками. А потом, когда внутри уже поселилась стопроцентная уверенность в том, что сейчас толкнут на постель и хорошенько отомстят, Рейхенау шагнул ближе, аккуратно притягивая за талию и размеренно целуя. Ни укусов, ни оттягиваний губ, ничего. Обычный, почти нежный на фоне того мечущего молнии взгляда поцелуй. Тело будто бы онемело.
