Пришлось приводить себя в чувство щипками за запястье, а то так и останется с половиной кабачка. Выслушивай потом комментарии о собственной бесполезности.

– Часто ты готовишь? – прервал он затянувшуюся тишину. Голос звучал предательски хрипло – не так, как при простуде, а… слишком уж характерно.

– Ну, – Рейхенау чуть нахмурился, задумываясь, – достаточно. Не всегда есть время, но по возможности стараюсь. Одно из немногих моих хобби, скажем.

– А какие еще есть? – Клаус, сгрузив нарезанное в тарелку, принялся ждать, пока разогреется залитая маслом сковорода на плите, попутно моя доску с ножом.

– Попозже узнаешь. – Дольф загадочно улыбнулся, убирая тесто в холодильник.

– Только не говори, что у тебя тут где-то красная комната.

– О, нет, это же мерзко. – Он поморщился, самостоятельно высыпая кабачки на сковороду и подавая Клюге вилку.

– Сказал человек, однажды выпоровший меня. – Тот машинально принялся мешать скворчащие кубики.

– Ремень – это другое. Тебя, видно, никогда стеком или флоггером не шлепали.

– И, надеюсь, никогда не будут.

– Ну, зарекаться не стоит…

– Дольф, серьезно, только заикнись еще об этом… Я этот флюгер отберу и сам тебя отхреначу.

– Флоггер, – поправил Рейхенау с довольной усмешкой и на пару секунд ткнулся носом в его плечо, упираясь основанием ладони в тумбу. – Настаивать не буду, но вещица занятная.

– И все-таки есть у тебя красная комната, так?

– У меня в спальне подсветка регулируется, и в теории я могу сделать ее красной… Но на этом все. Другой не имеется. – Он помолчал, задумчиво вглядываясь в сковороду, а потом, дернувшись, быстро зашагал к холодильнику. – Ты меня заболтал. Я забыл про чеснок.

Клаус украдкой улыбнулся, отходя от плиты и позволяя исправить оплошность, а потом, когда Рейхенау принялся стряхивать с пальцев прилипшую стружку, скользнул по его талии, прижимаясь ближе и толкая к тумбе так, чтобы чуть нависнуть сверху. Поцелуй получился бы куда длиннее и чувственнее, если бы не стрельнувшее масло: Клюге вздрогнул от неожиданности и громкости, отскочил, а Дольф, рассмеявшись, махнул на него рукой, принимаясь перемешивать кубики самостоятельно.

– Если это десерт, – спросил Клаус, стараясь угомонить готовое вот-вот выскочить из груди сердце, – то что ты подготовил на основное?

– Говяжий паприкаш. Готовится достаточно легко, даже ты справишься.

– Я не настолько хреновый повар.

– Значит, доверю тебе готовить лапшу на гарнир.

Рейхенау, увернувшись от шлепка по плечу, осклабился, не глядя понижая температуру на плите и продолжая перемешивать заметно подрумянившиеся кубики.

– Хорошо, тогда еще порежешь и пожаришь лук. Это тоже ответственная работа.

Он выставил вперед указательный палец и кивнул на оставленный в стороне не до конца очищенный лук. Клюге, вздохнув, принялся искать мусорное ведро, понимая, чего от него хотят. Зря только доску мыл.

Дольф тем временем, вывалив творожный сыр и кабачки в одну емкость, взялся за миксер. На пару минут стало так неожиданно шумно, что лежавшая до этого в стороне Брауни подскочила и подбежала ближе, чуть подпрыгивая и не решаясь ставить лапы на тумбу, чтобы рассмотреть, что же там такого происходит. Клаус и сам заинтересованно вытянул шею, отвлекаясь от рубки лука.

– И… что это такое будет?

– Начинка. Из теста делаются печенья, между которыми потом заливается крем. Он в принципе не обязателен, если ты хочешь сделать обычную закуску к пиву, потому что тесто после выпекания очень напоминает солоноватый крекер, но в ресторанах так, разумеется, не делают.

– Тебе бы курсы какие-нибудь вести, – смущенно хмыкнул Клюге. Менторский тон Дольфу тоже безумно шел. Особенно вкупе с нынешним внешним видом.

– Ну вот и веду. – Рейхенау тепло улыбнулся в ответ и, отключив миксер, повернул вентиль у раковины. – Как закончишь с луком – высыпай на сковороду, там все равно практически то же самое было. Я пока говядиной займусь.

– А тесто когда? – Клаус, честно признаться, чувствовал себя не в своей тарелке, так плавая в рецептуре, хотя с другой стороны это давало прекрасную возможность подоставать Дольфа расспросами.

– Прошло минут десять, как я убрал, – он оглянулся на висящие над обеденным столом часы, – значит, еще столько же. Раскатаешь его потом сам, а то мяса много, долго провожусь.

– Ого, мне доверили тесто, какая честь.

Клюге важно нахохлился, высыпая лук и останавливаясь рядом с вытащившим первый кусок на доску Рейхенау. Тот, цокнув языком, несильно толкнулся и, дождавшись, пока на него обернуться, положил руки на плечи так, чтобы перемазанными пальцами не дотрагиваться до белоснежной рубашки, сначала касаясь губ совсем коротко, а затем увеличивая напор. Клаус, не удержавшись, скользнул ладонью по его спине, смещаясь вниз и поддевая ремень, а следом, осмелев, опустил ее на задницу, легонько сжимая. Возражений не последовало, но самый кончик языка больно прикусили, выказывая недовольство. Пришлось отступить.

– Не наглей.

Дольф фыркнул скорее для вида, вновь берясь за говядину. Клюге, не сдержав довольную улыбку, отвернулся к так и не включенной плите, краем глаза иногда поглядывая на то, как точно и резко нож рубит мясо на будто по линейке отмеренные куски. Вот это у Рейхенау глазомер. В дартс с ним играть точно не стоит.

Через десять минут было велено доставать тесто, подробно дана инструкция и чуть ли не вручена карта для поиска скалки и формочек. Клаус собирался расстелить пергамент, чтобы как по правилам, но Дольф мимолетно закатил глаза и стало ясно, что это лишнее. Но и мрамор столешниц жалко. Да и себя, которому придется это отмывать, – тоже.

Пергамент потребовался позже, когда Клюге выкладывал получившиеся кружочки на противень. Рейхенау тем временем включил плиту и, поджаривая лук в паприке и муке, переглядывался с сидящей прямо у ног Брауни – та учуяла мясо и теперь самыми масляными на свете глазами смотрела хозяину в лицо. Только Клаус успел подумать, что тот из принципа ничего не даст, как черствое сердце все же оттаяло, а в зубах у овчарки оказался небольшой кусок.

– Духовка уже разогрелась? – отвлек Клюге, отодвигая второй полностью заполненный противень.

– Да, возьми перчатки там сбоку, а то обожжешься. Таймер на пятнадцать минут. – Через недолгую паузу добавил: – Можешь пока осмотреться, мне еще долго тут возиться.

– Не боишься, что я что-нибудь сломаю? – усмехнулся Клаус, закрывая дверцу и крутя выступающий овал таймера.

– Не припомню ничего особо ценного. – Дольф пожал плечами, тыкая что-то на панели плиты.

– Ну, если обнаружишь разбитую вазу за сто тысяч денег, то это все Брауни.

– Придется усыплять. – Он откровенно расхохотался над тем, как у Клюге вытянулось лицо, и, отмахнувшись, вернулся к готовке.

Повторять дважды не нужно было. Клаус, выйдя из арок, очутился в вытянутом проходе с двумя уходящими вверх лестницами по бокам к еще одному ряду арок второго этажа. Клюге запрокинул голову, рассматривая большую люстру, впихнутую, кажется, только затем, чтобы хоть чем-то заполнить второй свет. Под ногами оказался какой-то вырисованный на паркете абстрактный рисунок, а справа, через очередные арки, проглядывалась гостиная.

Там, в светлом помещении, впустую работал электрический камин с зачем-то положенными рядом настоящими дровами, полукругом стояли повернутые к огромному телевизору диваны со множеством подушек, возвышались пышные бутоны цветов в наверняка дорогущей вазе на журнальном столике, и поблескивали на стеклах рамки реплик известных картин. Клаус с изумлением отметил, что концентрация Моне здесь просто зашкаливала, а затем испуганно вздрогнул, когда услышал позади цоканье. Это Брауни, не получив еще мяса, обиженно ушла в другую комнату и, мимоходом ткнувшись влажным носом ему в ладонь, улеглась на ковер у самого большого дивана, принявшись наблюдать за всем поблескивающими черными, издали похожими на пуговицы глазами.