Рейхенау прождал несколько десятков секунд, но так и не дождавшись хотя бы короткой отмашки, шумно вздохнул и, придвинувшись последний раз так, чтобы касаться своим бедром чужого, осторожно приобнял Клюге за плечи. Тот, показательно вздрогнув, остался сидеть смирно, буравя все еще мутноватым взглядом соседнюю стену.
— Я просто хочу сказать, что это подозрительно, — наконец произнес Дольф, следом прочищая горло. Голос его прозвучал как-то сдавленно. Повисла очередная пауза. — Ты все еще обижаешься?
— А можно считать за обиду желание расхреначить тебе морду? — шикнул в ответ Клюге, поворачиваясь и поджимая губы. Рейхенау изогнул бровь и, сдержав снисходительную улыбку, коротко коснулся их в почти невинном поцелуе. Захотелось отвернуться, но шея будто застыла. По спутавшимся на затылке волосам потрепали. — Подозрительно, значит?
— В первый раз, когда вы встретились, он знал, что ты со мной? — После медленного кивка продолжил: — А потом меня упоминал? — Жест повторился. — Хорошо.
Дольф покачал головой и, в задумчивости пожевав нижнюю губу, сместил взгляд куда-то за спину, с несколько секунд рассматривая стену и кроватную спинку, а затем, шевельнув желваками, еще раз кивнул. Со вздохом произнес, укладывая ладонь Клюге на талию:
— Прости за цирк в самом начале. Я был зол, нужно было… Остудить пыл.
— И поэтому решил сорваться на мне?
— Не делай вид, что тебе не понравилось. — Он коротко усмехнулся и, потянувшись за телефоном, изогнул бровь. — Могу повторить, если…
— Нет. — Клаус слишком резко схватил его за запястье, мельком глядя на однотонную заставку блокировочного экрана. — Потом. Ну, не в смысле вечером, может, завтра, а вообще… Знаешь, я не позволю тебе больше так делать. Вот.
Он, сведя руки на груди и резко поднявшись, нервно прошелся до комода и уже был готов идти на кухню, как заметил небольшую плоскую пластмассовую каплю. Дольф, тоже встав, остановился за спиной и, подхватив непонятную штуку, ненадолго нажал на верхнюю кнопку, тут же отжимая ее обратно. Короткой вибрации внизу хватило, чтобы кристально ясно все понять.
— Если вдруг захочешь попользоваться сам. Но лучше через приложение — возможностей больше, — прошептал Рейхенау, склоняясь к самому уху. Вверх по спине побежали мурашки, но Клюге, выпрямившись, только показательно раздраженно фыркнул. — Я не выкидывал коробку, так что можешь почитать описание. Оно довольно занятное.
Клаус промолчал, дождался стука пластмассы о комод и шагнул в гостиную, тут же вставая по обратную сторону стульев у тумбы и придвигая тарелку с давно остывшей говядиной. Разлитое по бокалам виски должно было стать завершением ужина, но оказалось во рту уже сейчас, обжигая язык и небо. Почти залпом.
Дольф, прикрыв дверь в спальню, со вздохом опустился на стул, беря в руки лежащие по обе стороны вилку и нож, и, прокашлявшись, явно хотел что-то сказать, но передумал, задумчивым взглядом проходясь по сгорбленной фигуре напротив.
— Я могу еще раз извиниться, если тебе от этого легче станет.
— Не утруждайся. — Клюге, так и не посмотрев на него, зубами сдернул с вилки кусок мяса.
— Клаус, — Рейхенау отложил приборы, так и не прикоснувшись к еде, — я просто хочу, чтобы ты рассказывал мне о подобном. И я сейчас не только о Манне. Отношения — это все-таки работа для двоих.
— Отношения? — Клаус, нервно усмехаясь от неожиданности, подавился и едва не закашлялся. Дольф чуть напрягся, выпрямился, почесывая бровь и опуская взгляд в столешницу.
— Ну… я… — он прочистил горло, — пытаюсь быть перспективным, скажем. Не загордись только. Я могу передумать. В любой момент. Все, эту тему больше не продолжаем.
Желваки на его лице заходили ходуном, а Клюге, сдержав улыбку, покачал головой, подливая еще виски. Было что-то забавное в том, как засмущался Рейхенау. Не одному ему сегодня краснеть.
— Еще насчет Манна… — вновь заговорил он, отпивая алкоголь и даже не морщась, — если столкнешься с ним еще раз — сообщи, хорошо?
— Ладно, но зачем? Думаю, он второй раз на такое не напорется.
— Ты плохо его знаешь.
— А ты, выходит, хорошо?
— Не сказал бы, что прямо-таки хорошо, но достаточно. Мы работали вместе какое-то время.
— Вместе — это…
— Как конгломерат. — Дольф смерил его осуждающим взглядом и вновь приложился к виски. — Герман не в моем вкусе.
— Какой у тебя вообще вкус? — фыркнул Клаус, саркастично морщась. — Я имею в виду… ну, я выгляжу вот так, — он указал на свое лицо, в воздухе обводя контуры скул, — а тот парень…
— Когда ты прекратишь его упоминать? — Рейхенау цокнул, ерзая на стуле, и едва не рассмеялся.
— Когда ты скажешь, что с ним в итоге-то стало.
— Ничего. Пристроил к другому. — На несколько секунд повисла немая тишина. — Не делай такое лицо. У нас… так принято, Клаус.
— А меня тоже пристроят потом? — поинтересовался он с неоднозначной усмешкой. Настроение у него весьма поднялось за последние минуты. Даже уже почти незаметные ощущения внизу не доставляли дискомфорта.
— Если захочешь.
— Хочу. А можно уже прямо сейчас тогда?
— Ты настолько хочешь соскочить с темы? — Дольф сдержанно улыбнулся, но на дне его потемневших глаз блеснуло недовольство. — Так вот, Клаус, я повторю, что хотел бы, чтобы ты сообщал мне о подобных случаях. В ответ я постараюсь быть… сдержанней. Если ты, опять же, не попросишь об обратном.
— Я попрошу только по возможности не хреначить меня ремнем, если можно.
— Можно. А… — Рейхенау многозначительно посмотрел вниз, поднимаясь с опустевшей тарелкой в руках. Клюге заметно сдал в колючести, потирая покрывшуюся румянцем щеку.
— Про это пока не спрашивай.
— Зачем ты вообще ее заказал? — Смешок пришелся куда-то на ухо, а к спине прижалась крепкая грудь, чуть подталкивая к тумбе. — Хотел, чтобы мы…
— Заткнись, — резко оборвал Клаус, жмурясь. Фантазия у него и впрямь была слишком живой.
— Знаешь, это было бы даже забавно. — Дольф хохотнул и, как бы невзначай выдергивая рубашку из-под брюк, шепотом проговорил: — В смысле… за шорты с вином мне никто еще не отдавался. — И, не успел Клюге должным образом среагировать, прижал его ладони к столешнице, не давая развязать драку. — Жаль, что не сказал об этом раньше, столько подходящих моментов было.
— Еще что-нибудь скажешь — не будет больше ни одного, — огрызнулся Клаус, позволяя оторвать ладонь от тумбы и сместить ее вместе с чужой к животу, забраться под рубашку и провести вверх. — Думаю, лучше прекратить. После еды все-таки…
Закончить не дали, толкнув дальше и усилив напор. На ухо зашептали такие ужасные, пошлые вещи, что чудом удалось не подавиться воздухом. Клаус, игнорируя попеременную дрожь во всем теле, карябал по столешнице, стараясь не обращать внимание на руки, что то гладили по бедрам, то сжимали грудь, то хватали за горло, вынуждая задрать голову. Лишенная других ласк прелюдия длилась так долго, что в какой-то момент подумалось, что достаточно лишь пары резких движений по члену, чтобы кончить, но ладони, будто издеваясь, ни разу не спускались ниже ремня.
— По пятницу помнишь? — неожиданно спросил Дольф, не меняя тона, а оттого у вопроса за секунду появилось второе дно. Клюге тихо выдохнул, то ли соглашаясь, то ли выпуская стон. — Отлично. Я вышлю за тобой машину. Будь готов в нужное время, ехать недолго, но могут быть пробки. — Рейхенау окончательно сдернул с него рубашку, укладывая ту на тумбу, и коротко прижался губами к поблескивающему от выступивших капель пота плечу. — Мне надо в душ. Потом, если хочешь, допьем виски.
— Что? — Язык еле ворочался. Клаус, хмуря брови, следил за тем, как Дольф, по пути поддевая пуговицы, направляется к двери в спальню. — Ты не… ты что, оставишь меня прямо так? Серьезно?
— Ты же самостоятельный мальчик, — Рейхенау пожал плечами, по-чеширски усмехаясь, и, ненадолго скрывшись в темноте, бросил оттуда пульт, — вот и осваивай.
========== 20 ==========
Время до пятницы, казалось, растянулось в целые недели. И не то чтобы у Клауса не было работы – даже напротив, – просто после того насыщенного событиями дня все остальные на его фоне казались… нудными, монотонными, а оттого и бесконечно долгими. Клюге, желая отвлечься хоть на что-то, даже пересилил все еще оскорбленное чувство гордости и пригласил Рейхенау как-нибудь приехать, но тот, заставив дать торжественное обещание не напиваться в его отсутствие, укатил подписывать какой-то жутко важный договор в Польшу, предварительно обложив ее такими красноречивыми эпитетами, что Клаусу стало искренне жаль этих намечающихся бизнес-партнеров.
