Ответная тишина мгновенно стала гнетущей. Клаус не знал, просто не мог видеть, что на его собственных коленях после сегодняшней прихоти Манна осталась россыпь темно-фиолетовых синяков, так отчетливо бросившихся Дольфу в глаза. Короткое прикосновение до них заставило вздрогнуть. Пальцы показались какими-то холодновато-влажными.
Когда вся одежда оказалась растолкана по разным углам комнаты, Рейхенау, в одно движение повернув его так, чтобы закинуть ноги на постель, откинул угол одеяла, жестом приказывая забраться под него. Клаус, хоть и очень хотелось спорить, понимал свои нынешние возможности владения речевым аппаратом и возражать не стал, послушно позволяя укрыть себя, точно маленького ребенка. Только сказки не хватало.
Дольф же, опять потратив несколько долгих секунд, чтобы найти выключатель, прикрыл дверь, оставляя небольшую щель и принялся копошиться в гостиной. Клюге, собрав подушку в своеобразные объятия, прислушался. Пару минут Рейхенау с чем-то провозился, погасил свет и там и тяжело вздохнул. Затем дважды скрипнул диван.
Клаус не помнил, было ли что-то потом. Опьянение и усталость взяли свое, погрузив его в глубокий, лишенный посторонних отвлекающих звуков неспокойный долгий сон.
========== 18 ==========
Разбудил его странно-знакомый запах и тихое бурление закипающего чайника. Клаус сел, выпрямился, сонно потер глаза и шумно втянул носом воздух, задумываясь. Мясом. Определенно так пахло мясом. Кивнув самому себе, повернулся. За окном солнце во всю поднималось выше. Часов, наверное, уже девять, если не десять. Не́чего больше разлеживаться.
На душ и чистку зубов ушло не более пятнадцати минут. На подбор одежды и то меньше. В итоге Клюге, поправляя задравшуюся футболку, шагнул в гостиную, где свежеприготовленной едой пахло еще ярче. Сразу заурчало в животе. Да уж, все-таки закусками с вечера обойтись не получилось, организм требовал нормальных порций.
Дольф, как раз перекладывающий что-то на тарелку, поднял на него взгляд и приветливо ощерился, следом потянувшись за кружкой. Удивительно, но выбрал верную. Клаус даже присвистнул, усаживаясь на стул напротив и задавая первый пришедший на ум вопрос:
— Ты что, всю ночь здесь провел?
— Да. И вот что скажу: диван у тебя хреновый. — Рейхенау, выставив вперед указательный палец, пододвинул ему тарелку. — Ты долго спал, а делать было особо нечего, так что решил заняться завтраком.
— Сам? То есть… вот этими вот руками? — Клюге по-детски изломил брови, едва касаясь чужой ладони. Дольф в шутку горделиво нахохлился, делая вид, что снимает невидимый котелок, и склонил голову. — Ну все, я сражен.
— Ты лучше попробуй и скажи, съедобно или нет. — Он облокотился о тумбу и, размешав сахар в кружке, ненадолго приложился к ее бортику. — А то духовка у тебя тоже так себе.
— Все-то тебя не устраивает. — Клаус весело улыбнулся, принимая из его рук вилку. — Дай угадаю: у тебя дома лучше, и это такой ненавязчивый способ пригласить меня к себе.
— Как замечательно, что ты сам к этому подвел. — Рейхенау осклабился в ответ. — Недавно как раз последнего нацистского орла вывезли, так что милости прошу.
— Я подумаю над этим предложением. — Клюге, поддев один из двух нарезанных небольших мясных рулетов, сунул кусок в рот и, еще не до конца прожевав, удивленно расширил глаза. — Там что, бекон? У меня ж не было.
— Я же говорю — делать было совсем нечего. Сходил и купил. — Дольф, забрав у него вилку, тоже взял кусочек.
— Прям сам сходил? Вот сам? Ножками?
— Ну что ты, тут аж метров пятьсот, пришлось вертолет вызывать. — Он снисходительно улыбнулся, цокнул языком и покачал головой. — Конечно сам, Клаус, не задавай глупых вопросов. Расскажи лучше, как у тебя еще моторчик не встал с таким количеством энергетиков? Или ты скрыл от меня отвалившиеся почки? Знаешь, мне важна целостность комплектации.
— Ну тебя. — Клюге показательно обиделся и, забрав тарелку, зашагал к дивану, в углу которого заметил брошенный пиджак. — Очень вкусно, кстати. Где научился готовить?
— В жизни. — Дольф, подхватив обе кружки, поплелся следом и, оставив их на столике, тоже уселся на диван, пододвигаясь так, чтобы упереться спиной в спинку. Клаус понимающе кивнул: у него-то поясницу обычно тянуло после долгой возни у плиты, а тут человек уже в возрасте. — Или ты думаешь, что я только в ресторанах и одной мраморной говядиной питаюсь?
— М-м-м… да? Будь у меня столько денег — я бы вообще не готовил. Зачем еще лишний раз заморачиваться, когда все сделают за тебя.
— Ну, так ты бы не смог удивить одного слишком сильно тяготеющего к алкоголю журналиста. — Рейхенау, скосив на него взгляд, расплылся в довольной улыбке. Клюге же, чувствуя, что краснеет, опустил глаза в тарелку. — А если серьезно: мне нравится готовить. Приятный же процесс: сосредотачиваешься, не думаешь лишнего и так далее. Один минус — посуду потом в мойку складываешь дольше, чем готовил в принципе.
— О, у тебя еще и мойка есть. Я-то дедовским способом — руками. — Клаус сунул в рот последний кусок и отложил тарелку в сторону, собираясь потянуться за кружкой, как его мягко взяли за запястье.
— Да? — Дольф повертел его ладонь, рассматривая тыльную и внутреннюю стороны, а затем неясно хмыкнул. — И не сказал бы.
И, так и не выпустив его руки, будто случайно сплел их пальцы, тоже придвигаясь за кружкой. Клюге замер. Было в этом что-то неправильное, но до жути приятное. Слишком резкий перепад в отношениях.
Рейхенау, заметив его взгляд, тихо усмехнулся и, высвободив ладонь, провел костяшками вдоль, немного отстраняясь. Захотелось срочно вернуть все назад. Клаус, почти залпом вылакав половину чая, дождался, пока вторую кружку поставят обратно и, приподнявшись, в пару мгновений оказался прижат своим бедром к чужому, но больше действий не предпринял — так не вовремя вспомнил о том парне, которого дважды видел с Дольфом.
Тот же, уперевшись рукой в диван где-то позади его спины, аккуратно приподнял край шорт, оглядывая заметно потускневшие синяки: теперь те стали какими-то желто-оранжево-красными, такими, каким бывает небо перед закатом. Клюге тихо цыкнул, дивясь, какой вычурный оборот пришел на ум.
Пальцы прошлись вдоль, очертив коленную чашечку, и едва приподнялись выше, до обусловленных тканью границ. Рейхенау, по-птичьи наклонив голову, вперил внимательный взгляд в его лицо и, подавшись вперед, коротко коснулся губами скулы, мочки уха и виска, а затем той рукой, что до этого удерживал вес, перехватил Клауса за плечи и прижал ближе, устраивая подбородок у него на макушке.
— Как далеко все зашло? — пару секунд спустя спросил он, еще раз дотрагиваясь до колена.
— Ну… я успел его только облапать, потом ему позвонили. Не думаю, что он захочет что-то требовать, знаешь. Нужно об этом просто забыть.
Воцарилась тишина. По резкому, шумному выдоху Клюге понял, что с ним в корне не согласны, но спорить сейчас не намерены. Молчание продлилось с десяток секунд, показавшихся всего одной, потому что приятное тепло чужого тела под боком забирало все внимание на себя.
— Клаус, — наконец позвал Рейхенау, не глядя убирая ему спавшую на глаза челку за ухо и прикосновением к подбородку вынуждая задрать голову, и немного, буквально на пару сантиметров отстранился, — если я предложу тебе то, что предлагал раньше, ты согласишься?
— Не знаю. — Клюге пожал плечами и кашлянул, следом единожды швыркая носом. — Зачем вообще? Я ж какой-то проблемный.
— Мне это и нравится. — Дольф мимолетно, тепло улыбнулся. — К тому же… никто еще так виртуозно не донимал меня лекциями о Моне. — А затем, не сдержавшись, рассмеялся, прижимая Клауса ближе. Тот, хохотнув, важно добавил, оттопырив указательный палец:
— Я могу о Рембрандте еще рассказать.
— Упаси господь. Никаких больше художественных выставок, Клаус. Только если каких-нибудь модернистов, чтобы мы оба могли покапать ядом. — Он, ненадолго замолчав, опустил ладонь ему на талию и повел ею вверх, заставляя выгнуться навстречу. — Так что?
