Вопреки желанию спать мир перед глазами постепенно прояснялся. Некрепкое, выходит, было шампанское, раз так быстро выветрилось. Даже обидно как-то. Он что, зря проходил весь тот ад с тошнотой? Для часовой дымки в голове? Несолидно.

Наблюдать за мельтешащими за окном огоньками быстро надоело, и Клаус осторожно прикоснулся к локтю Дольфа, тихо позвав по имени. Тот мыкнул, приоткрыв один глаз, и лениво вздернул бровь. Вопроса или хотя бы реплики Клюге не придумал, так что, чуть поколебавшись, придвинулся ближе, немного сполз и устроил голову на чужом плече, ненадолго все-таки прикрывая глаза. Рейхенау будто бы насмешливо хмыкнул, прижался к макушке щекой и, беря руку Клауса в свою, шумно вздохнул. Ехать было еще с час.

Едва не проворонили остановку, а затем, выходя, чуть не забыли там выпавший на сиденье телефон. Дольф, назвав Клюге бедовым, прошелся вперед, делая вид, что не путается в совершенно одинаковых домах. На удивление, направление выбрал верное.

— Ты ведь не станешь разворачивать меня у парадной? — спросил Рейхенау, стоило Клаусу подойти ближе. Тот качнул головой. — Ого, невероятно.

— Не язви. — Шлепок по предплечью вышел несильным. — Могу даже чай с ужином предложить, если не брезгуешь.

— Уже час ночи. Какой ужин?

— Поздний.

Алкоголь превратил эту шутку во что-то до невероятного смешного, а Дольф, кажется, улыбнулся только смеху потянувшегося к карману Клауса. Подъезд встретил пустотой и гулкими отзвуками шагов. Еле удалось вставить ключ в замок — руки почему-то задрожали. Явно не из-за практически отступившего опьянения.

Тихо закипал чайник. Рейхенау с интересом шагал по квартире, игнорируя настойчивые просьбы снять ботфорты. Клюге, ища вторую кружку, совсем забыл следить за тем, куда именно ходят. Очевидно, аукнулось.

— Так ты наврал, — усмехнулся Дольф в самое ухо, прижимая животом к тумбе и блокируя пути отхода упершимися по обе стороны руками, а затем, проведя кончиком носа за ухом, ненадолго прижался губами к шее. — Про парня-то своего. Или он у тебя не чистит зубы и не бреется?

— Ты заходил ко мне в ванную? — напрягся Клаус, механическими движения размешивая сахар в чае.

— Мне нужно было вымыть руки.

— Допустим, не наврал, а сказал часть правды. Хорст — мой сосед. Сути дела это не меняет. — Клюге сам глотнул из кружки, чтобы унять неожиданно возникшую сухость в горле.

— Мы договаривались, что обсудим это после вечера. — Руки легли на талию, скользнули под пиджак и огладили бока. Клаус вздрогнул, подаваясь назад, и выпирающий угол тумбы наконец перестал давить. Долго радоваться, впрочем, не пришлось, потому что одна ладонь спустилась ниже, поддела пряжку ремня и легла на пах. — Это «после» уже наступило.

— Ну не сейчас же, — с коротким всхлипыванием выдал Клюге, позволяя перехватить себя под живот и прижать еще ближе. Рука с члена пропала, но зато один из сосков крутанули через рубашку так, что искры из глаз посыпались. — Д-давай потом.

— Не тогда, не сейчас, не потом. Дешевая манипуляция. Зачем откладывать? — Дольф рывком развернул его к себе, впиваясь на этот раз пальцами в ягодицы. — Я повторю, Клаус: я против, чтобы ты спал с кем-то еще, помимо меня.

— Тогда и ты не должен. — Клюге почувствовал, как непроизвольно кривится лицо. Рейхенау, уже потянувшись за поцелуем, замер, и на дне его глаз что-то блеснуло. Затем губы расползлись в издевательской усмешке.

— Ты ведь понимаешь, что никак не сможешь это проверить?

— Так и ты — тоже, — хитро улыбнулся Клаус, игриво выгибаясь навстречу так, чтобы потереться о чужие бедра, и тут же отпрянул. — Не приставишь ведь ко мне круглосуточное наблюдение. Что, разозлился от констатации факта?

Дольф лишь недовольно фыркнул и, дернув Клюге на себя, подтолкнул того в сторону спальни. Намек был прозрачнее некуда. Пришлось только в который раз повторить просьбу снять обувь. В этот раз даже мимо ушей не пропустили.

Клаус тяжело опустился на постель, послушно открывая рот в требовательный поцелуй. Сверху навалились, будто отрезая от всего остального мира, и в нос ударил перемешанный с алкоголем и мятной жвачкой аромат уже знакомого парфюма. По верхней губе неприятно мазнули усы. Дольф, точно ему самому они надоели, отвлекся совсем ненадолго, резко сдергивая их с лица и цепляя на кроватную спинку.

По телу поплыли грубые, горячие руки, выдернувшие рубашку из-под ремня, скользнувшие по животу, к соскам, и вернувшиеся обратно к бляхе. По груди царапнули железный крест и военная портупея. Клюге охнул, выгнул спину, подаваясь вперед, и вцепился пальцами в жесткий ворот рубашки, обвиваясь ногами вокруг талии.

Внизу живота нестерпимо жгло. Хотелось ерзать, извиваться на постели, срывающимся голосом просить о большем, позабыв о тех жалких крупицах гордости, что еще остались, но Клаус только сдавленно, часто дышал, карябая ногтями давно мокрую шею.

Глаза у Рейхенау так потемнели, что теперь, в полумраке, казались почти черными, когда он, придвинувшись еще ближе, просунул руку меж их телами и опустил ее ниже, на выпирающий бугор на так неожиданно ставших тесными брюках. Клюге почти до слез зажмурился, тщетно пытаясь задвигать бедрами, и схватился за плечи, тыкаясь носом в крутой отворот лацкан кителя.

Хотелось всего и сразу, да и остатки алкоголя в крови заставляли все вокруг мутиться. Клаус то стонал, то позорно всхлипывал, карябая ткань, и все шептал чужое имя, почти задыхаясь в этих неясных объятиях.

Ему не расстегивали ширинку, не стаскивали брюки, даже ремень не трогали, лишь массировали больно трущийся о белье член, и бормотали что-то совершенно неразборчивое на самое ухо, елозя свободной рукой по спине, то забираясь под рубашку, то комкая ее же в кулаке. Рейхенау часто замолкал, шумно сглатывал, облизывался и тянулся за все новыми поцелуями, ускоряя темп. Клюге в отместку пару раз пытался укусить его за язык или губы, но выходило донельзя скверно, и он успевал только выдохнуть ему в лицо, будто хотел продолжения.

Затем, когда терпение было уже на исходе, в плечи уперлись ладони, вынуждая выровняться на постели, лупясь пустым взглядом в потолок, а ниже, на живот, у самого пупка, пришелся поцелуй. Клаус заскулил, вцепился в одеяло и подался вперед, за что тут же получил ощутимый шлепок по ягодице.

Звякнула бляха. Ширинка беззвучно расстегнулась. Клюге со стоном спрятал лицо в ладонях, чуть подгибая колени, когда вдоль члена прошелся горячий влажный язык, скользнувший за крайнюю плоть. Рейхенау подхватил Клауса под бедрами, прижимая их к шее, и задвигал головой быстрее, постепенно беря все глубже, пока губы наконец не сомкнулись у самого основания.

Клюге вскрикнул, дернулся, вытягивая ногу так, что свело икру, и принялся открытым как у рыбы ртом хватать воздух, одной вспотевшей ладонью собирая ткань одеяла, а второй впиваясь в волосы Дольфа. Возражений не последовало, а вот напор заметно усилился.

В последний момент, когда Клаус уже содрогнулся от внезапного спазма внизу живота, Рейхенау рывком подался вперед, впиваясь в губы поцелуем и двигая рукой по члену так быстро, что в висках застучало. Клюге, успев поморщиться из-за царапнувшего кадык орла на выбившемся из-под кителя галстуке, на несколько долгих секунд отключился.

Когда он очнулся, Дольф сидел, сгорбившись, к нему спиной и, ребром прижав ко лбу ладонь, тер переносицу. Клаус, сбросив с лица спавшую челку, накинул на бедра угол одеяла и приблизился, нерешительно обнимая за талию и устраивая подбородок на плече. Рейхенау как-то устало вздохнул и чуть заметно выпрямился, цепляя руки в замок у колен.

— Спасибо, — не зная, чем заполнить тишину, прошептал Клюге, пальцами оглаживая ткань кителя вдоль локтя.

— Я такого обычно не делаю, — сухо выдал Дольф, шевельнув желваками.

— Тогда спасибо вдвойне. — Клаус тихо усмехнулся, поддевая пуговицу на манжете. Рейхенау его не останавливал, глупо глядя на то, как расстегивают и вторую. — Хочешь остаться?

— Ну не на велосипеде же мне ехать. — Он разжал руки и, отстранив Клюге, поднялся, попутно стягивая ремень с портупеей.