— О, как ты вовремя, а меня, кстати, тут чуть не изнасиловали, представляешь? — все еще не отойдя от произошедшего, заулыбался Клаус, поворачиваясь к застывшему в недоумении на лестнице Рейхенау. Тот, несколько секунд глупо поморгав, рванул к только начавшему подниматься Манну. — Стой, хватит, незачем.
Пришлось хватать его за портупею на спине, чтобы в гневе не натворил глупостей, о которых наутро станет жалеть. Пару раз Дольф тщетно попытался вырваться, но под грозным взглядом все же угомонился, поднимая ладони. Герман ничего так и не сказал, присаживаясь на самый край лавки и прижимая окровавленный платок с не своими инициалами к носу. Эта деталь без внимания не осталась.
— Думаю, я должен забрать свои Судеты, — практически выплюнул Рейхенау, нервным движением откидывая со лба челку, и без лишних прелюдий дернул Клюге за рукав, утаскивая обратно.
На половине пути они замерли, и Дольф, резко развернувшись, схватил Клауса обеими руками за голову, точно искал повреждения, а затем, неясно то ли фыркнув, то ли вздохнув, прижался его губам, не столько целуя, сколько притягивая ближе. Волновался, что ли?
— Тебе нужно держать имидж, не забыл? — попытался отшутиться Клюге, обнимая в ответ и утыкаясь носом в разгоряченную, пахнущую парфюмом, бельевым порошком и гелем для душа шею. Рейхенау стиснул его так, что ребра заболели. Но отстраняться хотелось меньше всего на свете. — Все, заканчивай, а то радуешься тут, как будто вторую мировую выиграл.
— Он ничего с тобой не сделал? — ненадолго отодвинулся Дольф, повторно его осматривая.
— Нет, иначе бы мы с тобой сейчас над трупом стояли. — Улыбка вышла кривой, но зато искренней.
— Боже. — Рейхенау на пару мгновений ткнулся лбом в его плечо. — Ну и нахрен ты ушел?
— А зачем ты так переживаешь? Старый уже, нервы шалят, наверное, вдруг инфаркт миокарда и все, капут.
Ответом стал шлепок по предплечью. Краем глаза Клюге, вновь утягиваемый в объятия, заметил, как вдоль сада все тянутся ко входу в здание. Стало быть, полтора часа истекли.
========== 12 ==========
Внутри все оказалось таким огромным, что взгляд смог сфокусироваться только через долгих пятнадцать секунд. Тут и там искрили новые подносы с разнообразнейшими напитками, возвышались круглые столики со сладкими и не очень угощениями, слышался женских смех и тихо играла живая музыка, транслируемая колонками где-то из-под высоченного потолка с переливающейся в свете искусственных свечей гигантской люстрой. Все по законам фильмов про богатых, подумалось Клаусу, что, приняв из рук Дольфа бокал искрящегося пузырьками шампанского, постарался придать лицу менее шокировано-заинтересованное выражение.
Дальше, за анфиладой, расположились множество придвинутых к застеленным тяжелыми скатертями столам стульев с высокими спинками и небольшая, пока пустующая трибуна рядом с белеющей доской для проектора. Не успел Клюге сформулировать мысль о том, что именно туда им и предстоит отправиться позже, как Рейхенау, махнув кому-то в стороне, потянул в нужном направлении.
Помимо столов там оказалось просто тьма вазонов с пышными цветами и торчащими из них неясного вида листьями. Страшно было подумать, сколько подобное могло стоить. Впрочем, это Клауса не касалось, так что он, послушно проследовав за Дольфом к месту, попытался сосредоточиться на том, чтобы дойти в целости и сохранности, не снеся по пути все, что только можно и нельзя; в голове сразу после ухода от ротонды поселился премерзкий туман, только подстегнутый новой порцией алкоголя. Да и ноги как-то по-странному путались.
Галантным, но не лишенным все еще не отступившей раздраженности жестом Рейхенау отодвинул стул, дождался, пока Клюге, в неловкости сложив руки на коленях, усядется, и задвинул тот обратно, наклоняясь к самому уху:
— Я ненадолго отойду. Будь добр, не ищи новых неприятностей.
— Ничего не могу обещать. — Улыбнуться не получилось. Короткий поцелуй пришелся куда-то в макушку.
По-хорошему, нужно было злиться. Однако Клаус лишь временами нервно сжимал ладони в кулаки, ковыряя многострадальные заусенцы. Места живого на них уже не осталось, наверное. Но более-менее это успокаивало. Думать о Манне вообще не хотелось, но мысли упорно возвращались к ротонде, а изнутри поднималась волна омерзения. Пришлось глушить все шампанским.
На утро поди об этом даже не вспомнит, но сейчас можно было и пострадать для приличия.
Вокруг, за столами, стали собираться люди. Музыка полностью скрылась за гомоном, в котором едва выхватывались хотя бы отдаленно похожие на человеческую речь слова. Клюге, протяжно вздохнув, поднялся за еще одним бокалом, а по возвращении застал у своего места неизвестного черноволосого парня, показавшегося каким-то будто бы знакомым: высоченный, с чуть выдвинутыми вперед голубыми глазами, характерным выдающимся носом. Клаус нахмурился, замирая на небольшом расстоянии от стола. Нет, даже не в чертах дело, наверное, а во взгляде…
— Я же просил не уходить. — Неожиданно раздавшийся где-то у затылка насмешливый голос Рейхенау заставил вздрогнуть, едва не разлив при этом шампанское на руки. Послышался веселый смешок. — Ладно уж, идем.
Клюге, на секунду забыв, как переставлять ноги, двинулся следом, но тут же вновь остановился, с недоумением глядя на то, как Дольф, широко улыбаясь, обнимает того самого парня, одновременно с тем пожимая ему руку, а затем, мимолетно закатив глаза, подзывающе машет. Клаус буквально заставил себя подойти.
— Ты сегодня один? — спросил Рейхенау у парня, стоило встать рядом.
— Да, Алекс осталась с детьми. — Тот мягко улыбнулся и перевел заинтересованный взгляд на Клюге, тут же протягивая ему ладонь. — Вальтер.
— Клаус. — Пришлось предварительно прочистить горло, чтобы голос не дрогнул. Вот, значит, почему похожим показался — они ведь с Дольфом практически как две капли. — Приятно познакомиться.
— Взаимно. — Вальтер вновь улыбнулся и мельком глянул в сторону трибуны. — Полагаю, лучше садиться, а то Гуттенберг будет опять недоволен.
— Кто такой Гуттенберг? — шепнул Клюге на ухо Рейхенау, отодвигая стул.
— Устроитель вечера. Вон он, — Дольф подбородком указал на разговаривающего с кем-то тучного мужчину у самого первого столика, — сейчас будет очень долго и очень нудно говорить.
Клаус кивнул и, не решаясь повернуться ни в одну из сторон — по обе сидели Рейхенау, — вцепился в бедный бокал, мелкими глотками цедя шампанское. Стало отчего-то до жути неловко. Оказывается, у Дольфа еще и внуки, судя по всему, есть, а он тут с ним… Черт.
— Когда ты сможешь приехать? — обратился к отцу Вальтер, жестом подзывая официанта с закусками. — Геле в последнее время только и говорит, что очень соскучилась.
— Передай ей, что уже в конце этой неделе она от меня устанет, — расплылся Рейхенау в такой улыбке, какую Клюге еще ни разу не видел у него до этого: по-отечески теплой, какой-то… домашней, что ли.
Они продолжили разговор, а Клаус, уставившись в стол, попытался справиться с сдавившим грудную клетку совершенно неясным чувством. На душе стало как-то погано. Раньше… наверное, в общем-то поэтому он и заинтересовался Дольфом, но раньше, в самом начале, казалось, что они чем-то похожи: оба глубоко одиноки, но далеко не несчастны в своем одиночестве. Но теперь… ладно сын, но внуки? Нормальная семья? Клюге с еще большим опустошением понял, что не ревнует. Завидует.
— Прошу прощения, — шепотом проговорил он и, скрипнув стулом, быстро поднялся, шагая в совершенно неизвестном направлении и надеясь, что где-нибудь там найдутся указатели к уборной.
Умывание чуть помогло. Клаус, упершись ладонями в длинную раковину, пустым взглядом следил за стекающими по побледневшему лицу каплями воды. Ужасно глупо о таком переживать. Как он и говорил несколькими часами ранее — никаких чувств у него к Рейхенау нет, не было и быть не может, а значит даже банальная зависть здесь лишняя. Будто бы Клюге плохо от того, что в конце дня его встречает пустая квартира, что все по дому делать приходится самому, что досугом служит просмотр телевизора, что выходные проходят в кино на дальних, никем не занятых местах, или за компьютером в попытках доделать оставшуюся на неделе работу. Отнюдь. Ну ладно, может, только самую малость. Так, на пару процентов. Три из ста, скажем.
