Рейхенау тем временем был занят обходом всех знакомых и не очень Клюге людей: на десять долгих минут он задержался у разодетого под Робеспьера фон Бока, затем завел беседу о политике с Кирхбахом в костюме Пиночета и неизвестной женщиной, показавшейся удивительно похожей на Маргарет Тэтчер, а потом целую вечность проторчал у Балька, обсуждая с ним его выбор в виде Шарля де Голля. За это время Клаус успел переварить все так необдуманно нахапанное в самом начале и, выбрав удобный момент, когда к ним подошла пара из Македонского и Линкольна, ускользнул с очередным бокалом вина к белеющей в конце длинной тропинки ротонде.

Здесь музыка была слышна чуть тише, а еще имелись сиденья. Клюге буквально свалился на них, вытягивая ноги и делая крупный глоток. Да уж, а ведь он-то молча кивал и улыбался, когда того требовала ситуация. Как только Дольф это выносит? Привык, наверное, язык стирать.

Чуть разболелась голова. Поди от музыки и обилия голосов со всех сторон. Придется подольше побыть в одиночестве, надеясь, что Рейхенау его не потеряет. В крайнем случае позвонит, не убудет с него.

Клаус тяжело, протяжно вздохнул, закрывая глаза. Так даже как-то по-особому хорошо. Да и пахло приятно: фруктами, вином, свежестью мокрой от недавнего полива травы и дорогими, перемешавшимися друг с другом духами. Только птиц и сверчков не хватало для полноты картины.

Интересно, у Рейхенау хватает времени наслаждаться всем этим? Или, может, для него подобные вечера как вторая работа: приехал, наладил связи, пробыл положенное количество часов и уехал отдыхать? Хотелось бы знать.

А его предыдущие спутники? Они тем же занимались? Клюге отчего-то захотелось выяснить их количество и если не имена, то хотя бы краткие характеристики. Да, это, вероятно, его только разозлит, но разум и логика сегодня были явно не на его стороне.

Сбоку, издали, послышались спешные шаги. Клаус выпрямился, думая, что это Дольф за ним пришел, но на лестнице ротонды показался незнакомый мужчина, одетый в старого типа простой серый костюм. Клюге неосознанно скользнул по нему чуть затуманенным алкоголем взглядом: достаточно молодой, с резкими, мужественными чертами лица и крупными, активно выступающими вперед черными как уголь бровями. Весьма симпатичный.

Клаус расплылся в неожиданной улыбке, что любой бы счел за первую ступень к флирту. В качестве приветствия выступил взмах руки. Незнакомец, поставив полупустой бокал на перила, осклабился в ответ, подходя ближе и протягивая ладонь.

— Герман Манн. — Клюге тоже представился и, позволив сесть рядом, задал очевидный вопрос по теме вечера. — О, вообще-то это должен был быть Невилл Чемберлен, но он ничего такого особо примечательного не носил, — усмехнулся мужчина, приглаживая лацканы. Клаус, пьяно рассмеявшись, понимающе закивал.

— Знакомая ситуация. У меня вообще Геббельс, а с виду — обычный клерк. Пару человек даже спросили, почему я не надел костюм.

— О! Возможно, мы виделись с одними и теми же людьми. — Манн хлопнул его по колену и, как заметила из последних сил остающаяся в трезвости часть сознания, задержал ладонь куда дольше положенного. — А вы, как я видел, приехали с Рейхенау.

— Ага. — Клюге глотнул еще вина. — Вы знакомы?

— Заочно, если можно так сказать. — Герман слишком загадочно ухмыльнулся и придвинулся еще ближе, касаясь чужого бедра своим.

— А с кем приехали вы? — Клаус тактично кашлянул. Ситуация все быстрее переставала быть ему приятной.

— Один. — Бровь Манна многозначительно изогнулась. — Я сегодня без сопровождения.

— Только сегодня? — зачем-то уточнил Клюге и уже хотел отодвинуться, как рука в этот раз легла на внутреннюю часть бедра.

— А это зависит уже не от меня.

Липкий взгляд прошелся снизу-вверх, надолго остановившись на лице. Его будто оценивали. Клаус дернул плечами. Нужно как можно скорее найти предлог, чтобы уйти, а то уже понятно, к чему все клонится. Нет, у них, богачей, правда принято так резко к делу? О прелюдиях вообще не слышали?

— Сколько он вам предложил? — оставшись, по-видимому, полностью удовлетворенным, спросил Герман, смещая ладонь еще выше. Клюге выпрямился до резкой боли под лопатками, чувствуя, как немеют мышцы бедра.

— Кто?

— Рейхенау. — Вторая рука легла на плечи, приобнимая и заставляя склониться ближе. — Я могу предоставить вдвое больше.

— Я не очень понимал математику в школе, но, если не изменяет память, умноженная на ноль двойка дает все тот же ноль. — Попытка отшутиться с треском провалилась. Манн, лишь весело фыркнув, скользнул ладонью к паху. — Я… хватит. — Все еще хотелось решить этот вопрос мирно, не привлекая к себе — и, следовательно, к Дольфу — лишнего внимания. Черт бы побрал этого внезапного проснувшегося внутри непутевого дипломата. — Я вроде как занят.

— Так он нихрена тебе не дал? — полностью проигнорировав просьбу, зашептал на самое ухо Герман. Внутри все ухнуло, когда он прикоснулся к ширинке, и следом взмыло вверх, когда передумал и потянулся к животу и груди. — Скупой, выходит, оказался старик. Тогда меняю свое предложение: я предоставлю тебе все, что потребуешь.

— А взамен? — Вывернуться не вышло. Силы в Манне было немерено: придавил за затылок и шею так, что даже отстраниться бы не получилось.

— То же, что и ему — тебя. — Губ на пару мгновений коснулись другие, совершенно холодные. На секунду, в бреду, мелькнула мысль о том, что Клюге умер тут, в ротонде, а это — доставшийся ему за все грехи личный ад. — Я думаю, ты лучше будешь смотреться у меня на коленях.

— Я думаю, лучше всего я буду смотреться у себя дома и один, так что давай… — Очередную попытку встать грубо оборвали, дернув за талию так, что волей-неволей пришлось оседлать чужие бедра, чтобы не удариться о сиденье и следом не грохнуться на пол. — Я не давал согласия. Перестаньте.

— Так ты строптивый. — Герман оскалился, наматывая галстук на кулак и дергая ближе. Накатило такое отвращение, что Клюге побоялся вырвать прямо здесь. Хотя, подумалось, этот хрен того абсолютно точно заслужил. — Прекращай брыкаться, это не так интересно, как ты думаешь. Первые пару раз — да, забавно, но потом… — В ягодицу впились такой хваткой, что аханье вырвалось само собой. Манн заулыбался еще шире. — Ну вот, тебе же самому понравилось.

Второй односторонний поцелуй окружил Клауса очевидным запахом алкоголя и парфюма. И пусть последний был точно таким же, каким пользовался Дольф, смесь эта вызывала одно лишь омерзение, подстегнувшее зреющий в голове план. Клюге разомкнул губы, позволяя Манну проникнуть языком ему в рот, и, накрыв так и оставшуюся на бедрах ладонь своей, сделал вид, что тянется расстегивать рубашку. Кажется, опьяненный мыслью о приближающейся близости Герман вообще не собирался замечать подобной резкой перемены. Оно, впрочем, было только на руку.

В момент, когда чужие пальцы собирались дернуть за собачку на ширинке, Клаус призывно потерся корпусом о грудь и, словно потянувшись за новым поцелуем, резво соскочил с коленей, разбивая стоявший на перилах бокал так, чтобы сверху на нем остались заостренные концы и вытянул руку вперед. Хрен с ней, с дипломатией, иногда нужно решать все войной. О, и как же к делу пришла эта мысль…

— Я спрашиваю вас, — нервно, пьяно и громко рассмеялся Клюге, по кругу обходя дернувшегося следом Манна, — хотите ли вы тотальной войны? — И на всякий случай еще раз продемонстрировал своеобразную розочку. Герман, поджав губы, все равно двинулся на него, готовый то ли ударить, то ли продолжить начатое. Пришлось действовать на опережение. — Да блять, слово «нет» тут кто-нибудь вообще знает?!

Откинув ставший бесполезным бокал, Клаус, сгруппировавшись, со всей мочи зарядил Манну прямо промеж глаз, тут же чуть не сгибаясь пополам от невыносимой боли в костяшках. У него череп что, из стали?

Герман вряд ли мог сейчас ответить на этот вопрос; он, врезавшись в оградку, плавно съехал вниз, хватаясь за определенно сломанный нос и стараясь остановить хлынувшую из него кровь. Не успел Клюге придумать на этот счет какую-то колкость, как позади послышались быстрые шаги и целый ряд невнятных ругательств.