— Я уже в нее влез, если ты не заметил. И, раз тебе — и, честно сказать, мне тоже — уже надоела игра в допрос, скажу прямо: я против того, чтобы ты спал с кем-то еще.

— С кем-то еще? Это вроде как помимо те… ах, точно, мы же не спим. — Вернуть украденное не вышло. Рейхенау, стоило протянуть ладонь, сместился вбок и развернул экран к себе, с каждой секундой кривясь все больше. — Я даже не видел, от кого оно.

— Некий Хорст спрашивает, во сколько ты сегодня освободишься. — Телефон в руки буквально бросили. — Ответь. — Подавив желание послать Дольфа в пешее эротическое, Клаус быстро запорхал пальцами над клавиатурой, терпя на себе внимательный, пышущий потаенным гневом взгляд. — И что написал?

— Что не знаю. — Телефон удалось сунуть в карман скорее, чем Рейхенау до него дотянулся. — Хватит, правда. Нужно идти. Я тебя услышал, но ответ будет нецензурным, так что давай закончим и…

— Клаус, — голову вынудили вздернуть два сжавших подбородок пальца, — это очень, очень важный момент. Нам нужно прийти к какому-то единому решению. Иначе никак.

— Давай после этого твоего благотворительного вечера? — Пришлось отступить. Да никто и не гарантировал, что Рейхенау вообще об этом на следующий день вспомнит. — Завтра обсудим. — Такой вариант Дольфа, на удивление, устроил. Удалось наконец выйти из номера. — Ты, ну, — спросил по пути до лифта Клюге, смущенно потирая скулу, — ты так и выйдешь? С усами там…

— Могу их снять, конечно, а то вот по повязке-то с формой никто не догадается, да? — усмехнулся Рейхенау, приваливаясь плечом к зеркалу. Для возражений аргументов не нашлось, так что Клюге, кашлянув, спросил лишь одно:

— Это вроде незаконно, да? Демонстрация символики и все такое.

— Да? — Дольф показательно удивился, мельком глянул на табло над дверями и выпрямился. — А я об этом не знал, запамятовал. И полицейские — ну, а вдруг по пути попадутся — забудут.

— Ты ужасно самонадеянный, — поморщился Клаус, выходя в вестибюль первым. Повезло, что людей почти не было.

— Я просто не переживаю по пустякам. — Не оборачиваясь, Рейхенау развел руками. В спину усмехнулись.

— Да? То-то и вижу, чуть голову мне не оторвал, когда сообщение пришло.

— Я же сказал, Клаус, — он замер у дверей уже знакомой машины, вновь беря Клюге за подбородок; и в этот раз в этом жесте не было ни резкости, ни грубости, скорее наоборот, — что только по пустякам. Не прикидывайся дураком. Садись.

Молча захлопнули следом дверь. Клаус заерзал, стараясь устроиться поудобней. Вспоминать о том, что здесь, на этом самом месте, было не так давно, совершенно не хотелось. Рейхенау быстро выехал на дорогу, без вопросов щелкая кнопку режима массажа. Подумалось, что им обоим это нужно — хоть немного успокоить опасно оголившиеся нервы.

Клюге, расковыряв заусенец, от нечего делать опустил Дольфу руку на ногу. Просто чтобы посмотреть на реакцию. Ее, на удивление, не последовало. Тогда, мысленно оскорбившись, Клаус дернул ладонь в сторону, на внутреннюю часть, и медленно проехался выше, чуть задевая ширинку. Бедро под пальцами мгновенно напряглось. Под ребрами заструилось какое-то садистское удовлетворение.

— Тут ехать меньше десяти минут, — наконец с усмешкой сказал Рейхенау, накрывая его руку своей и мягко отстраняя, — ты при всем желании не успеешь.

— Уверен? Возраст-то у тебя уже не тот.

— О как. — Ладонь сжали чуть сильней, загибая сустав большого пальца. — Я это запомню.

— Мстить будешь?

— Еще как.

Дольф тихо рассмеялся. Клаус, сам того не ожидая, срочно в смущении отвернулся, стоило столкнуться с ним взглядом. Долго там еще? А то заискрило в салоне так, что захотелось сползти к бардачку.

Немного стемнело. Вдоль дороги зажигались первые фонари. Сквозь приоткрытое окно веяло свежестью. Рейхенау тихо включил музыку, приятной вибрацией присоединяющуюся к массажу. Клюге прижался виском к стеклу, устраивая подбородок на ремне безопасности, и, сместив очки на кончик носа, прикрыл глаза, из-под опущенных ресниц глядя на полупустую дорогу. Платная трасса, наверное.

Внутри постепенно все улеглось. Сейчас собственные слова казались глупостью. Изначально вообще не нужно было врать про Фабека, только хуже сделал, теперь хрен его знает, как выпутываться. Но все-таки душу грела такая неоднозначная реакция Дольфа. Выходит, не один Клаус оказался жутким собственником.

Условия Рейхенау были вполне приемлемыми. Если уж и начинать что-то, хотя бы отдаленно напоминающее обыкновенные человеческие отношения, то моногамно, без измен, а иначе какой смысл?

Клюге потер бровь, выпрямляясь. Машина остановилась. Даже дверь самому открывать не пришлось.

Дольф подал ему руку, позволяя взяться за локоть, и отдал ключи подбежавшему пареньку, приветливо кивая стоявшим у высоких ворот мужчинам в какой-то неизвестной Клаусу военной форме. Уже отсюда была слышна громкая классическая музыка.

Перед глазами нарисовался целый замок с огромнейшим, похожим скорее на лабиринт садом, в разных углах которого были понатыканы деревянные обтянутые яркой гирляндой строения, а под ними меж столиков с закусками сновали причудливо разодетые люди. За первую минуту Клаус успел заметить и несколько кайзеров, и русских царей, и разнообразнейших генералов, и (на это со смехом обратил его внимание уже Дольф) Сталина, и первых президентов США, и британских монархов, и превеликое множество тех, кого Клюге даже не знал.

Атмосфера была, что удивительно, располагающей. Клаусу казалось, что из-за одно лишь факта, что каждое украшения на любом встречном ему человеке стоит дороже, чем вся его квартира, будет неуютно, но… Может, это измывающийся над собравшимися в компашку Лениными Рейхенау так влиял.

— А что тут конкретно нужно делать? — тихо спросил Клюге, принимая бокал с вином. Наконец-то не шампанское.

— Вид, что ты всем рад, — осклабился Дольф, пристраивая руку на талии. — Часа полтора это, а затем начнет акт показательного милосердия, после которого вот это все, — он оторвал палец от бортика и обвел неровным кругом сад, — продолжится до поздней ночи или раннего утра. В зависимости от того, насколько ты выносливый. Я обычно уезжаю в двенадцатом часу.

— Ну и правильно, а то вдруг карета в тыкву превратится, — усмехнулся Клаус, едва не забрызгав вином очки.

— Ты почти прав, кстати! Но не карета и не в тыкву, а мои спутники в пьяное нечто.

— А, то есть я не первый? — Пришлось доставать из нагрудного кармана платок и утирать рот. Рейхенау, пронаблюдав за этим каким-то нечитаемым взглядом, скосил уголок рта.

— Нет, что ты, конечно первый. А еще я до тебя не целовался ни с кем, представляешь? — Он помог верно сложить платок обратно и, приблизившись, коротко коснулся губами скулы. — Нужно держать имидж, не зря же костюм такой надевал, так что на этом все. Ты тоже не отставай, кстати.

— А что мне делать? — фыркнул Клюге. — Спрашивать у всех, не хотят ли они тотальной войны?

— Да хотя бы так. — Его потрепали по затылку и, мягко направив в сторону, увели к первому скоплению. — Ну вот, хренов Берг.

— Что там? — Пытаясь понять причину такой резкой перемены в голосе, Клаус глянул Рейхенау через плечо, видя у столика блондинку с — и тут все стало кристально ясно — еще одним Гитлером. — Не в обиду ему, конечно, но это уже какой-то Геринг.

— Скорее уж Рем. — Дольф недовольно скривился и, залпом допив вино, попытался натянуть приветливую улыбку, ускоряя шаг. — Юрген! Какое совпадение!

Их бесполезный, пропитанный лицемерием треп Клюге честно прослушал, приветственно кивнув блондинке, и стащил со стола аппетитного вида кекс с посыпкой. Очки, чтобы не перемазать в креме, пришлось натянуть на макушку.

Кажется, тут было так принято: важные дядьки общаются, пока их спутники и спутницы заняты угощениями. Весьма недурными, к слову сказать. Клаус съел сразу два кекса подряд, закинув это еще и тарталетками, и к концу, явно переоценив свои силы, давил тошноту при каждом резком движении.