— К-Клаус, — протест выдался до невозможности вялым, — ты ведь потом все объяснишь?
— А нахрен тебе это нужно? — фыркнул Клюге, расстегивая оба ремня. — Ты приходил только спросить?
— Ну… — Хорст замялся, суя руку в карман и доставая знакомую упаковку, — не только, на самом деле.
— Вообще отлично.
Впервые в жизни захотелось закурить. Причем какую-нибудь сигару. Глубоко, в затяг, так, чтобы легкие выжгло дымом нахрен. И выпить. Чего-то покрепче, чем сраное шампанское.
А еще хотелось, чтобы чертов Фабек поменьше ерзал и стонал, а то неудобно и бесит.
========== 10 ==========
Добраться на следующий день на работу оказалось непростой задачей. Во-первых, температура по случаю наступления июля повысилась раза эдак в полтора, и теперь душно становилось при одном только взгляде в окно; во-вторых, манжета рубашки всю дорогу неприятно царапала по все еще побаливающим отметинам. Велосипед Клаус парковал уже будучи до чертиков раздраженным.
Лифт, казалось, ехал еще медленнее, а музыка стала совсем невыносимой. Клюге как зверь по тесной клетке шагал из одного угла кабины в другой. Радовало лишь то, что не зашел с ним никто.
Ни с кем не здороваясь, Клаус практически влетел в офис, скрываясь за столом и открывая ноутбук так резко, что едва не оторвал крышку, и принялся дергать рукав вверх, расчесывая царапины. Ну и длиннющие же у Рейхенау ногти. А еще острые до жути, как у коршуна какого-нибудь. Главное, чтобы яда под ними не оказалось, а то хрен его знает.
Клюге устало опустил лицо на ладони. Спал сегодня он хуже некуда, просыпаясь каждый час и подолгу ворочаясь в постели. Хорошо, что Хорст додумался уйти, не задавая лишних вопросов, иначе ночь совсем бы адом обернулась. Но и так настроение с самого утра было на нуле.
Клаус злился, что не смог дать нормальный отпор: ударить Дольфа, да хотя бы пощечину влепить, а не извиваться змеей по сиденью, хныча, как пацан. Какого хрена вообще было так бросаться? Нет, он, конечно, догадался, что у Рейхенау не все в порядке с контролем гнева, но не с головой же… Из-за ерунды ведь взбесился.
Будь у них отношения — Клюге бы понял. Оправдывать, разумеется, не стал бы, но и вопросов бы поубавилось. А так… Слов найти цензурных не получалось.
Покоя не давало вот еще что: взгляд Дольфа после, когда пальцы уже разжались. Он будто бы… испугался, что ли? Сам, видно, не ожидал, что так отреагирует. Иного объяснения Клаус найти не мог, разве что… Точно! Рейхенау же выпил вчера. Да, лишь один бокал шампанского, но это тоже алкоголь. А еще ведь за руль в таком виде сел. Выходит, он за один вечер нарушил сразу два закона. Мелькнула мысль подключить полицию или хотя бы статью про это написать, но до Клюге быстро дошло, что в обоих вариантах хуже станет только ему.
Вот и получалось, что забыть обо всем — лучший выход.
На статье удалось сосредоточиться с превеликим трудом. Клаусу приходилось по пять, а то и по десять раз перечитывать одно и то же предложение, чтобы хоть немного понять его суть. Взгляд все время западал, проваливаясь между строк, и Клюге по несколько минут порою пялился в пустоту, беспрестанно прокручивая в голове все произошедшее.
Сперва ведь ему казалось, что все-таки стоит уступить, позволить нечто большее, чем обыкновенные поцелуи. Возможно, ему этого даже хотелось, но потом… было то, что было.
Клаус испугался не столько боли, сколько невозможности сбежать. Один раз Рейхенау уже блокировал двери, мог сделать это и второй, незаметно, а окна у него в машине тонированные, хрен что рассмотришь с улицы, да и кому бы в голову пришло в такой час? Собственная беззащитность вызывала поглощающую все разумные мысли панику. То, что Клюге вполовину моложе и — в теории — сильней, как-то ускользнуло из поля зрения.
Та пара строк, что выдал Клаус за полчаса работы, вышла отвратительной. Пришлось стереть и начать заново. А еще сходить за кофе, чтобы хоть чуть-чуть взбодриться.
Крутившийся на кухне Кош уже было открыл рот, но, по одному лишь лицу Клюге поняв, что лучше не лезть, поспешил ретироваться. Клаус едва не ошпарил руку кипятком, когда заливал зерна. Просто отлично. Теперь что, весь день по одному известному месту пойдет?
— Клюге, — во второй раз он почти уронил кружку. Хренова остановившаяся в проходе Ботмер, — ты либо прекращаешь заказывать всякую хрень на прошлый адрес, либо будешь искать это в мусорном баке. — С этими словами она кинула на стол небольшую коробку и, крутанувшись на высоких каблуках, от бедра направилась к лифту. Не пялиться не получилось. Да и желания пытаться, честно сказать, не было.
По черной поверхности коробки легко вышло определить отправителя. Закатив глаза, Клаус небрежно сдвинул крышку, обнаруживая… еще одну коробку? В этот раз светло-бежевую, чуть шершавую. Записки — и Клюге специально проверил — нигде не было. Зато внутри, на круглой мягкой подложке, блеснули бирюзово-синий циферблат и определенно золотые отметки на нем. Rolex? Это Рейхенау поиздеваться над ним так решил? Мол, вот я тебе запястье поцарапал, прикрой, а то некрасиво как-то.
Клаус фыркнул, слишком сильно отталкивая коробку — та почти свалилась со стола, удержавшись буквально на углу. Вошедшая на кухню Кристина удивленно вздернула брови, а затем, подходя ближе, ахнула, едва не потянувшись к часам. Клюге нервно качнул головой.
— Кто это тебе такие подарки дарит? — улыбнулась Гутьер, не отрывая восхищенного взгляда от коробки и все-таки на секунду касаясь выступающего безеля. — Дай-ка номер, может, тоже перепадет что.
— Разве что щепотка физического и морального насилия, — сухо выдал Клаус, морща нос.
— А-а, — понимающе протянула Кристина и, найдя предлог, взялась за корпус, окончательно снимая часы с подложки, — так это извинения?
— Черт знает, если и они, то скоро отправятся назад. Выкинул бы нахрен, но жалко, красивые все-таки.
Разговор был окончен. Гутьер, хоть и явно хотела, спрашивать ничего не стала, отдавая часы с каким-то разочарованном во всем на свете взгляде. Клюге же едва удержался, чтобы не бросить их в так удачно открытое окно. Придется теперь переться черт-те сколько до Шарлоттенбурга. На велосипеде. По жаре. С никуда не влезающей коробкой в руках. Прекрасно. Замечательно. Просто, блять, восхитительно.
На исключительной силе гнева удалось поработать еще три с половиной часа. Да, статья вышла весьма зубастой, но очередной бесполезный политик того определенно заслуживал. Хотя бы тем, что был чем-то отдаленно похож на Рейхенау.
Прощаться с коллегами Клаус тоже не стал, поторапливая лифт стучащей от нервов ногой. Захотелось застрелиться сразу же, как первый луч скользнул по лицу. Удивительно, что Клюге на асфальт не свалился, так отрывисто поворачивая руль. Даже наушники вставлять не пришлось, за музыку сошли не прекращающие приходить на ум ругательства.
За адресом в поисковик Клаус тоже не полез, узнав нужное здание сразу же, стоило ему показаться на горизонте. Велосипед пристегивать было лень, да и незачем, и он бросил его у самого входа, порывисто входя внутрь и сходу кидая бедной секретарше на стол коробку, пойманную уже без крышки в опасной близости от пола.
— Отдайте это вашему сраному начальнику, — выплюнул Клюге и, резко развернувшись, зашагал обратно.
— А… — захлопала глазами растерявшаяся секретарша, — что-нибудь еще ему передать?
— Да. – Клаус остановился уже у дверей и, обернувшись через плечо, бросил: — Чтобы он шел нахуй. И что он мудак.
После такого путь домой кончился, едва ли начавшись. А день прошел в приподнятом настроении, и не омрачил его даже очередной треп о какой-то ужасной ерунде зашедшего на ужин Хорста. Назавтра, правда, все возвратилось.
— В следующий раз будет в мусорке, Клюге, — раздраженно бросила Ботмер, едва Клаус успел выйти из лифта. В руках на этот раз оказался зажим для галстука с, судя по переливам, бриллиантами. Опять пришлось пугать ни в чем не повинную секретаршу своей грязной руганью.