На несколько секунд Рейхенау замер, а затем, бросив бокал на полпути, быстро зашагал к следующей картине, сводя руки на груди. Клюге рванул следом, по пути на всякий случай спрашивая:
— Ты разозлился?
— Ты не видел, что тут было во время оккупации. — Дольф остановился столь неожиданно, что Клаус едва в него не врезался, и выставил вперед указательный палец, не давая подойти ближе. — Я из восточной части, так что сполна насмотрелся на… Неважно. — Рейхенау вновь дернул рукой, движением головы смахивая со лба челку, и быстро утер испарину с раскрасневшейся шеи. — Мой дед служил верой и правдой Отечеству, а получил по итогу… — Он поджал губы, задышал чаще и, дернув плечами, отвернулся к полотну. — Зря я вообще об этом заговорил.
Клаус, как и Рейхенау, замолк, не зная, как реагировать, и остановился рядом, плечом к плечу, копируя позу: заведя руки за спину и вперив взгляд в картину. Молчали долго, а потом Клюге тихо, нерешительно спросил, так и не успев по итогу договорить:
— А что… что с ним случилось, с твоим?..
— Его казнили по итогу нюрнбергского процесса, — без единой запинки сухо выдал Дольф, глазами обводя контур высокого голубого домика.
— Сожалею. — Клаус сделал небольшую паузу, а затем едва слышно добавил: — Мой умер в советском плену. Ну, не дед, а прадед, но… — Дальше он продолжать не стал, поняв, из-за чего так быстро взвился Рейхенау — у самого ком в горле встал и появилось до невозможности острое, жгущее грудь желание кричать и крушить все вокруг. — Знаешь, плевать мне, чего ты там придерживаешься, просто… просто пообещай, что, когда — и если — я приеду к тебе домой, там не будет сотни свастик по стенам.
Дольф хмыкнул, немного помолчал, а потом, развернувшись лицом к Клюге и взяв его за локоть, с усмешкой произнес:
— Тогда готовься, что это будет нескоро — мне придется делать ремонт.
Клаус тихо рассмеялся и, сам не поняв, зачем и почему, потянулся за поцелуем. Рейхенау отталкивать не стал, но ответил совсем коротко, мажа пальцами по щеке и скуле и тут же приглаживая ткань на плечах. Отстраниться вышло с трудом.
— Нравится картина? — следом спросил Дольф, кося взгляд на полотно, под которым Клюге, кивая, заметил едва видную пометку «из частной коллекции». — Хочешь, куплю?
— Нет. — Он весело, широко улыбнулся, поправляя Рейхенау вздыбившийся из-под пиджака галстук. — Пойдем в следующую секцию, а то Сислей на нас как-то плохо влияет.
Всю пятнадцатиминутную прогулку вдоль картин Писсарро Клаус честно молчал, слушая полушутливые комментарии Дольфа на тему выбранных автором сюжетов, а потом, когда дело дошло до Дега, а позже и Мане, опять возобновил курс самопальных лекций с цитатами из прочтенных во время куда более полезных для нынешней его профессии пар книг по истории искусства. Рейхенау, хоть и явно устал после того небольшого стресса, честно пытался держать заинтересованный вид и иногда даже задавал вопросы по теме, одним лишь взглядом прося отвечать на них как можно короче и лаконичней. Так что долго мучить его Клюге не стал. По крайней мере постарался. Может, и не очень удачно.
Когда настала пора выходить на улицу, солнце окончательно спряталось за последними этажами возвышающихся на горизонте зданий. Еще не совсем стемнело, да и ярко-оранжевая вперемешку с розовым чуть размытая полоса на небе не пропала, но контраст все равно показался разительным. Клаус, стоило дверям за спиной бесшумно съехаться, полез в телефон. Остановившийся рядом Дольф нахмурился и с каким-то напускным пренебрежением спросил:
— Что ты делаешь?
— Вызываю такси, — не задумываясь, ответил Клюге, уже открывая приложение, как телефон из рук наглым образом вырвали. — Эй!
Пришлось как послушная собачка идти вслед за Рейхенау прямо до его машины, не прекращая требования отдать украденное. Выходило, мягко говоря, хреново.
— Садись, — не терпящим возражений тоном приказал Дольф, открывая перед Клаусом дверь.
— Что, прям туда, внутрь? — Клюге уставился на него круглыми глазами, а потом, все-таки прикрыв рот, еще раз оглядел черный, явно кожаный салон. Было как-то боязно.
— Ну, я, пожалуй, могу прокатить тебя на капоте, — Рейхенау весело хмыкнул, — но учти, что это до первого патруля.
Прошипев что-то невнятное в ответ, Клаус все-таки залез в машину, и дверь за ним захлопнулась. Дольф уселся несколькими секундами позже и практически мгновенно вырулил с парковки. Клюге от неожиданности вжался в сиденье, стукаясь коленями о бардачок. Сбоку послышался смешок. Захотелось ответить какой-нибудь колкостью, но на ум так ничего и не пришло.
Клаус не привык ездить на переднем месте, да еще и в таких машинах — все здесь казалось таким дорогим, лощеным, что боязно было притрагиваться даже к ремню безопасности. Рейхенау же, не замечая неловкости и не отрывая взгляда от дороги, принялся набирать что-то на встроенном в приборную панель экране. Клюге, не сразу обратив на это внимание, с ужасом заметил номер собственного дома. И вот на это Дольф уже соизволил среагировать, не давая развязать конфликт.
— Узнал там же, где и рабочий адрес.
— «Там же» — это где? — Клаус постарался сохранять спокойствие, но выходило скверно.
— А какая разница? — Рейхенау ненадолго осклабился, поворачивая руль и плавно входя в поворот. — Или ты собираешь срочно увольняться и переезжать? Знаешь, легче уж память мне стереть.
Клюге поджал губы и отвернулся к окну, так ничего и не говоря в ответ. Спорить себе дороже, ну его, лучше уж на проезжающие мимо машины посмотрит. И только стоило об этом подумать, как они встряли в небольшую пробку. Внутри неприятным тянущим чувством начало разрастаться раздражение. Сама собой задергалась нога. Дольф, небрежно цокнув языком, что-то ткнул, и на пару мгновений в салоне стало совсем темно, а потом сверху будто что-то засветилось.
Клаус в недоумении задрал голову и ненадолго потерял речи. Прямо перед глазами разрослось ночное небо — ненастоящее, проекция, но до того потрясающе сделанная, что отличить вышло с трудом.
— Да, трюк дешевый, но и обиделся ты по-глупому, — улыбнулся Рейхенау, кладя ему ладонь на бедро. Клюге даже не пришло в голову этому как-то воспротивиться или хотя бы возмутиться. — Могу включить режим массажа, если хочешь.
— Какой режим? — Мысли окончательно спутались. Да и выпитый алкоголь дал о себе знать — изнутри будто поглощающую все звуки пуховую перину постелили. Начало клонить в сон.
— Массажа, — терпеливо повторил Дольф, смещая ладонь дальше, на внутреннюю часть, и чуть поглаживая. — Тут в сиденья встроен. Так что?
— Не отказался бы. — Улыбка вышла кривой. Рука с бедра пропала. По спине и ногам расползлась приятная вибрация. Клюге прикрыл глаза.
Судя по ощущениям, машина вновь поехала. Смотреть было лень. Музыку Рейхенау не включал, молча крутя руль и изредка то шумно сглатывая, то вздыхая. Захотелось по-детски взять его за руку. Клаус даже усмехнулся такой мысли. Тогда, на концерте, это было… волнительно, наверное. Было бы неплохо повторить.
В салоне отчетливо пахло чужим парфюмом и свежестью. Вероятно, где-то тут встроен еще и кондиционер. Удобно. Этим летом Клюге все бы отдал за то, чтобы и у него он был — с каждым днем становилось все невыносимее ездить на работу при полном параде при стоявшей по утрам жаре.
Ну вот, стал думать о ерунде, как это обычно бывало перед сном. Пришлось проморгаться и начать следить за однотипной дорогой, вдоль которой уже зажигались фонари, поддергивая все желтоватой обводкой. При очередном повороте Дольф неожиданно заговорил:
— Один из моих знакомых устраивает через неделю благотворительный вечер. Я подумал, тебе должна понравиться тема, так что… Не отказался бы от сопровождения. — Он мельком посмотрел на него, и уголок его губ приподнялся то ли в улыбке, то ли в усмешке.
— А что за тема-то?
— Историческая, так скажем. — Он тактично кашлянул. — Каждый по дресс-коду обязан надеть костюм близкой ему по духу исторической личности.
