— Значит, у вас есть сын. И зовут его Вальтер. Я журналист, герр Рейхенау, опасно мне давать такую информацию.
— Ну напишите об этом заметку, что ли. Но не забудьте упомянуть, насколько же я бесконечно благороден и помогаю горе-журналистам брать интервью у заносчивых итальянских стерв.
— Так вы тоже считаете ее стервой?
— О, я бы использовал слово куда грубее, но мы все-таки в высшем обществе.
Дольф, перестав строить серьезное лицо, ухмыльнулся и скользнул ладонью до лопаток, мягко направляя Клауса в сторону. Тот, забыв возмутиться или хотя бы напрячься, послушно зашагал следом, к очередному столику с выпивкой, и принял бокал из чужих рук. Звонко ударилось стекло. Оба сделали буквально по глотку.
— Как вам Моцарт? — спросил Рейхенау и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Знаете, оркестр на этой записи хорош, но никто не играет так, как в венской опере. Советую вам там обязательно побывать.
— Для этого нужно ехать в Вену, — хмыкнул Клюге, отпивая еще.
— А… — Дольф заметно потускнел, и брови его сгустились у переносицы. — Да. Я как-то не подумал. Но ведь они дают и другие концерты!
— Предположу, что цена билета равносильна моей месячной зарплате.
— Не прибедняйтесь.
— Я констатирую факт, герр Рейхенау, не более того.
Они медленным шагом, как и все здесь, шли вдоль неинтересных и противных обоим картин, что все отчего-то разглядывали долгие минуты с самыми умными лицами. Но ни Рейхенау, ни Клаус не замечали — или предпочитали не замечать — бросаемые в свою сторону настороженно-удивленные взгляды.
— Допустим. Но ведь вам нравится классика?
— Намекаете, что не грех пару недель поголодать, чтобы отложить на билет?
— Я задал вопрос, герр Клюге, и предпочел бы, чтобы вы ответили на него, а не задавали встречный. — Дольф, мгновенно переменившись в лице, смерил его до того строгим взглядом, что сделалось не по себе.
— Нравится. Классика мне нравится. Не только Моцарт, хотя реквием по мечте — это… — Клаус стих, не в силах подобрать слова, что были бы достойны великолепия этого бессмертного произведения.
— Не продолжайте. — Рейхенау одобрительно осклабился. — Тогда я распоряжусь, чтобы мой помощник узнал ближайшую дату концерта близ Берлина, и обязательно пришлю вам билет.
— Это очень дорого, — запротестовал Клюге, впрочем, не так активно.
— Не для меня. — Дольф пожал плечами и махнул рукой, неодобрительно косясь на плывущую в их сторону Берти.
— Пытаетесь меня купить? — Клаус весело усмехнулся — Иначе зачем такие широкие жесты?
— А зачем еще подобные мне люди совершают такие поступки? С ответом не трудитесь — вы его уже дали. — Чужие пальцы ненадолго коснулись пиджака ниже нагрудного кармана, а затем вернулись обратно, мимоходом приглаживая черный шалевый лацкан.
— И зачем же вам меня покупать?
— Сами подумайте.
Они столкнулись взглядами. Улыбка медленно сползла с лица. Будто бы и не шутка.
Черт.
Правда ведь не шутка.
Клаус мгновенно распрямился, поджал губы, чувствуя, как заходили ходуном желваки, и уже был готов выдать какую-нибудь колкость, как Абеле, возникнув рядом, сбила с мысли своей неясной итальянской речью. Рейхенау, мимолетно скривившись, постарался ответить ей с тактом, то и дело бросая на Клюге многозначительные взгляды, и едва не рявкнул на что-то быстро залепетавшую художницу, когда тот, помотав головой, сорвался с места.
Клаус был бы и рад уйти на улицу, вот только выход в перипетиях залов найти не смог, а потому и остался бродить меж все прибавляющихся посетителей. Неприятное чувство какого-то опустошения у солнечного сплетения поутихло, и теперь было почти жаль, что пришлось позорно спасаться бегством.
Клюге не знал, хотел ли он возмутиться и высказать все в лицо Рейхенау, или, может, все-таки поразмыслить над его предложением, просчитывая, какую выгоду в перспективе возможно извлечь из сложившейся ситуации. Второе показалось слишком заманчивым, а первое… что он там собрался высказывать? Пустой набор из примитивных оскорблений? На что-то другое сейчас трезвости ума и не хватит, а ссориться с такими людьми, как известно, себе дороже. Вот и выходило, что он только и может, что мыкаться от одного стола с закусками до другого.
Строить из себя оскорбленную невинность вроде как тоже не хотелось. Ну предложил и предложил — что из этого трагедию вселенского масштаба раздувать? Тем более не напрямую же, а так, прилично почти, завуалированно. Однако неприятный осадок-таки остался: разве похож Клаус на того, кто в теории мог бы согласиться на подобное? Черт его разберет.
Рука пару раз тянулась к шампанскому, но выходило вовремя себя одернуть. Напиваться еще больше, да еще и с такими мыслями — гиблое дело. Лучше вызвать такси и постараться выкинуть все из головы, сделать вид, что уехал сразу после интервью. План, если заткнуть одно ухо и улечься вторым на подушку, звучал надежно. На том с внутренним голосом и сошлись.
Клюге медленно, делая вид, что продолжает вместе со всеми разглядывать картины, пробирался из одного зала в другой, попутно ища по стенам табличку с планом эвакуации, чтобы не заплутать еще больше. Благодаря рванувшей к кому-то с распростертыми руками полной леди удалось обойтись и без нее. Радоваться, правда, долго не пришлось.
— Можно вас ненадолго. — Это даже вопросом не было, суровой констатацией факта. Клауса быстро, грубо схватили за локоть и оттянули в сторону, к высоченному полотну, от которого так удачно в это же мгновение отошла супружеская пара. — Хотелось бы вернуться к нашему прерванному разговору; я был слишком прямолинейным, наверняка вас это испугало.
— Конечно это меня испугало. — Клюге, поджав губы, выдернул руку, чувствуя, как внутри снова закипает злость. Можно было и повежливее. — Вы же… Мерзость.
— Я ошибся? — Рейхенау внешне оставался совершенно спокойным, но мечущий молнии взгляд выдавал его с потрохами. — При первой нашей встрече мне показалось, что вы гей.
— Нет! — Клаус огляделся. Некоторые уже начали косо посматривать в их сторону. Пришлось значительно понизить голос: — Я не гей.
— Тогда прошу прощения. — Дольф склонил голову в извиняющимся жесте. — Мне подумалось, что флирт будет уместен.
— Если бы вы правда флиртовали, я бы еще и подумал, но это…
— Как же вы могли подумать, если вы не гей? — прервали с проскользнувшей на миг усмешкой.
— Я в двух лигах играю, герр Рейхенау. — Клюге прочистил горло и почти чопорно одернул полы пиджака. — В двух, но не в вашей. Найдите себе другого эскортника.
Так, гордо оставив за собой последнее слово, он развернулся на каблуках и, по-солдатски заложив руки за спину, уже сделал первый шаг, как его негромко окликнули, вынуждая остановиться.
— Они глупые. — Рейхенау дождался, пока он обернется. — Эскортники, эскортницы. Содержанцы. Пустые, скучные идиоты, с которыми не то что поговорить, потрахаться не о чем. Вы бы знали, сколько денег я спустил на брендовые шмотки, косметику, разного рода пластические операции и прочую хрень, что они требовали взамен на такой себе секс.
— Решили пожаловаться на проблемы? — Клаус показательно устало вздохнул. — Для этого тоже специальные люди есть — психологами называются. А если не хотите платить за лишнее — закажите шлюху. — Он выгнул бровь, готовый вернуться к изначальному плану, как Рейхенау, в два счета преодолев и без того небольшое расстояние между ними, вновь схватил его за локоть. — Прекратите. Это расценивается как домогательство. Я подам на вас в суд.
— Не подадите. — Дольф на пару секунд закатил глаза, точно слышал подобное не одну сотню раз. — Послушайте, герр Клюге. Я лишь хотел извиниться. Прошу прощения, что неверно все истрактовал и позволил себе… подобное.
В этот раз глаза закатывать настала очередь Клауса. Ну хоть постарался бы, а то убедительность на уровне впервые участвующего в школьной постановке не самого талантливого третьеклассника. Чуть ли не в каждом слове буквально скользит это привычное журналистскому уху «не выноси в свет, не пиши об этом». Будто бы Клюге стал. Да, он мог бы сделать на этом более чем успешную карьеру и все прочее, за чем так гонятся его коллеги, но… на кой ему это надо? Он не из тех, кто душу продаст за карьерный рост, высокие ставки и известность, напротив — не случись той просьбы Притвица, Клаус бы с радостью проработал в покинутом ныне офисе до самой пенсии, а то и после нее.
