– Да вы знаете ли, как мы бедны, в какой мы нужде? Нет, не знаете, да и где вам знать это? Если бы вы были Зрячим и могли увидеть нашу убогую лачугу, вы бы сжалились надо мной. Ох, неужели собственное несчастье не смягчило вашего сердца и вы не пощадите меня?
Слепой щелкнул пальцами.
– Об ртом не может быть и речи, мэм! Нет, нет, и речи быть не может! У меня нежнейшее сердце на свете, да что толку? Этим сыт не будешь. Немало есть джентльменов, которых вывозит дубовая башка, но мягкое сердце – только великая помеха в жизни. Слушайте, что я вам скажу. Я пришел к вам по делу, нежные чувства тут ни при чем. Я ваш общий друг и хочу уладить все наилучшим образом. А это вполне возможно. В том, что вы сильно нуждаетесь, вы сами виноваты. У вас есть друзья, которые всегда готовы помочь вам. Мой приятель в самом тяжелом положении, он одинок и беден, а так как вас с ним связывают общие интересы, он, естественно, ждет от вас помощи. Я приютил его и кормил долгое время (ибо, как я уже вам говорил, у меня нежное сердце) и вполне одобряю его решение. У вас всегда был кров над головой, а он – бездомный изгнанник. У вас есть сын, утеха и опора, у него – ни одного близкого человека. Несправедливо, чтобы все выгоды были у одной стороны. Вы с ним плывете в одной лодке, так надо распределить балласт немного равномернее.
Миссис Радж хотела что-то сказать, но слепой, не дав ей вставить ни слова, продолжал:
– А сделать это можно только одним-единственным способом: вы должны время от времени уделять моему другу малую толику своих доходов. И я вам очень советую согласиться на это. Насколько я знаю, он не питает к вам никакой вражды. Хотя вы не раз обходились с ним жестоко и, скажем прямо, выгоняли его вон, он к вам так расположен, что, если даже вы и на этот раз обманете его ожидания, он, я думаю, все же не откажется взять под свое попечение сына и сделать из него человека.
Последние слова он выразительно подчеркнул и замолк, словно проверяя, какое они произведут впечатление. Миссис Радж плакала и ничего не отвечала.
– А вашего сынка можно склонить к чему угодно, – сказал слепой как бы в раздумье. – И он не прочь попытать счастья в жизни, если судить по сегодняшнему разговору с вами, который я слышал из-за изгороди. Впутается еще в какую-нибудь передрягу! Ну, решайтесь же! Коротко говоря, моему приятелю крайне нужны двадцать фунтов. Если вы отказались от пенсии, значит и уделить ему такую мелочь вам нетрудно. Не хотелось бы причинять вам неприятности. Вы, кажется, здесь хорошо устроились и, чтобы все осталось по-старому, стоит раскошелиться. Двадцать фунтов, милая вдовушка, – это очень скромное требование. Вы знаете, где их добыть, – напишите туда, и вам их пришлют следующей почтой. Двадцать фунтов!
Миссис Радж снова попыталась ответить, но он тотчас перебил ее:
– Не торопитесь решать, чтобы потом не каяться. Подумайте. Двадцать фунтов из чужого кармана – какой пустяк! Поразмыслите, а я подожду. Мне не к спеху. Вечер близко, и мне все равно придется заночевать, если не здесь, то где-нибудь поблизости. Двадцать фунтов! Даю вам двадцать минут на размышление, по минуте на каждый фунт, – этого более чем достаточно. А я тем временем пойду подышу свежим воздухом, – очень приятная погода в здешних местах.
Нащупывая палкой дорогу, он пошел к двери, захватив с собой стул. На дворе он уселся под развесистой жимолостью, вытянув ноги через порог, чтобы никто не мог ни войти в дом, ни выйти без его ведома, достал из кармана трубку, огниво, кремень и закурил. Был чудесный тихий вечер – в эту пору года сумерки бывают особенно хороши. Пуская из трубки дым, медленно поднимавшийся кольцами в воздух, вдыхая благодатный аромат цветов, слепой сидел в непринужденной позе (можно было подумать, что он у себя дома и живет здесь всю жизнь), ожидая ответа вдовы и возвращения Барнеби.
Глава сорок шестая
Когда Барнеби вернулся с хлебом, даже его, кажется, удивил благочестивый странник, расположившийся у них совсем как дома и безмятежно покуривавший трубочку, – особенно когда этот почтенный старец, взяв от него хлеб, вместо того чтобы уложить его в свою котомку, как драгоценный запас, небрежно бросил его на стол и, достав фляжку, пригласил Барнеби присесть и выпить с ним.
– Как видите, у меня с собой всегда есть что-нибудь подкрепляющее, – сказал он. – Отведайте-ка. Что, нравится?
Барнеби хлебнул и так сильно раскашлялся, что у него слезы выступили на глазах, но ответил утвердительно.
– Выпейте еще, – предложил слепой. – Смелее! Не часто приходится вам пробовать такую прелесть, а?
– Не часто? – повторил Барнеби. – Да никогда.
– Денег не хватает? – спросил слепой со вздохом. – Да-а, обидно. Ваша бедная мать была бы счастливее, если бы у вас было больше денег.
– Вот это самое и я ей говорил как раз сегодня, перед вашим приходом, когда небо было в золоте, – сказал Барнеби, придвинувшись к слепому и жадно глядя ему в лицо. – Вы не знаете какой-нибудь способ разбогатеть? Как бы мне тоже узнать его!
– Какой-нибудь способ? Да их сотня!
– Неужели правда? А какие?.. Ну, ну, мама, я ведь ради тебя хочу это узнать, а вовсе не для себя! Скажите, что же надо делать?
Слепой с выражением торжества повернулся туда, где в безмолвном отчаянии стояла миссис Радж.
– Видишь ли, дружок, домоседам золота никогда не добыть.
– Домоседам! – воскликнул Барнеби, хватая его за рукав. – Да я вовсе не домосед. Нет, нет, вы ошибаетесь. Я часто встаю раньше солнца и убегаю из дому, а возвращаюсь, когда оно уже ушло на покой. Я прихожу в лес раньше, чем солнце заглянет в его тенистую чащу, и часто серебряная луна еще застает меня там, когда выходит из-за ветвей, чтобы полюбоваться на вторую луну, ту, что живет в воде. И где бы я ни бродил, я всегда ищу в траве и мху те блестящие денежки, ради которых мама работает с утра до ночи, а когда их не было, проливала столько слез. Когда я засыпаю в тени, я вижу их во сне; мне снится, что я откапываю их целые груды, что высмотрел их под кустами, где они сверкают, как роса на листьях. Но наяву я нигде, нигде их не нахожу. Скажите, где же прячется золото? Я пойду туда, хотя бы пришлось идти целый год, потому что, когда я вернусь домой с золотом, она повеселеет. Ну, говорите же. Расскажите мне, что вы знаете о нем, я готов слушать хоть всю ночь.
Слепой слегка провел рукой по лицу бедного помешанного. Убедившись, что Барнеби сидит, опершись локтями на стол, а подбородком – на скрещенные руки, подавшись вперед в позе нетерпеливого ожидания, он помолчал минуту, как будто для того, чтобы дать миссис Радж хорошенько заметить это, а потом сказал:
– Видишь ли, удалец, золото можно найти только в шумном, веселом мире, а не в той глуши, где ты живешь. Оно там, где толпы людей, где кипит жизнь.
– Чудесно! – воскликнул Барнеби, потирая руки. – Это я люблю, и Грип тоже. Да, да, это замечательно и нам обоим придется по вкусу.
– Золото есть в таких местах, которые нравятся молодым людям, и там добрый сын за один месяц может сделать для своей матери, да и для себя самого больше, чем здесь за целую жизнь – конечно в том случае, если у него есть друг и советчик, – сказал слепой.
– Слышишь, мама? – восторженно крикнул Барнеби, оглядываясь на мать. – И не говори мне больше, что золото не нужно нам, даже если оно будет лежать у нас под ногами. Почему же мы так нуждаемся? Почему ты так тяжело работаешь с утра до ночи?
– Правильно, – поддержал его слепой. – Правильно! Ну, что же, мэм, вы ничего не отвечаете?.. Вы еще не решились? – добавил он с расстановкой.
– Нам надо поговорить с глазу на глаз.
– Хорошо. Возьмите меня за рукав, – сказал Стэгг, вставая из-за стола, – и ведите куда хотите. Не унывай, дружок Барнеби! Мы еще потолкуем с тобой насчет этого – ты мне очень полюбился. Подожди меня здесь. Ну, пойдемте, вдовушка.
Миссис Радж вывела его в садик, и там они остановились.
– Он выбрал себе подходящего посредника, – сказала она, едва переводя дух. – Вы достойны того, кто вас послал.
