За Никитием тащились двое: толстый и тонкий. Строго говоря, были они одной комплекции, но как-то нужно их поименовать? Толстый имел рост выше ста восьмидесяти сантиметров, крепкое телосложение и необъятные щёки. Вообще, большие щёки характерная, наравне с широкой задницей, черта жителей нашей страны. Тонкий тоже был рослый крепыш, но щёки его казались не в пример жиже, чем у первого. За Никитием они шли, как торговки по базару. Шагали по-хозяйски, не стесняясь, не ставя Никития ни в грош. «Какието лопухи, – подумал он. – Вряд ли из серьёзной конторы. Отставные прапорщики, что ли? Или уголовники?» Уходить от них Челюскин не стал. Пусть походят, узнают то, что он скрывать не намерен, попривыкнут. Сольют информацию о себе. Хотя у него почти не было сомнений, что парни приставлены к нему после разговора с консьержкой Оксаной Тарасовной и причина кроется в его интересе к Нине Назаровой.

Толстый и Тонкий проводили Никития домой, покрутились у подъезда, пару раз позвонили по мобильному и отвалили с чувством исполненного долга и хорошим аппетитом.

Теперь для них и их хозяев Никитий Никитович – матрос рыболовецкого флота, приехавший меньше года назад из Мурманска, обменявший с доплатой хоромы за полярным кругом на эту однокомнатную квартирку. Подрабатывает сменным мастером в котельной соседнего шарикоподшипникового завода. Ничтожная личность, ездит на «Жигулях». Но то, что он никакой не председатель гаражного кооператива, как представлялся Оксане Тарасовне, кого-то наверняка заинтересует. Что ему только на руку.

Все происходящее начинало Никитию нравиться. Умершая и воскресшая в Париже красотка. Пара тупых топтунов, у которых наверняка есть неглупое начальство. Нефтяной холдинг с известным названием. Всё это указывало на то, что будет хотя бы интересно. Можно поддержать форму, а возможно, и денег срубить.

В Институт Склифосовского, где не откачали Нину, и, если потребуется, на её могилу Никитий поедет завтра. А сейчас, введя в курс дел Николая, он поработает над монгольскими нравами и менталитетом.

Свет он погасит глубокой ночью, в третьем часу.

Родина не спала. Малая стрелка давно перевалила за полночь, а Родина не спала. Не шёл к ней сон. Заботы и треволнения не давали сомкнуть глаз. Действительно, как тут погрузиться в покой? Масса больших проблем и первоочередных задач, срочных дел и невыполнимых, но обязательных условий сплелись в плотный клубок, который как ядро перекатывался в голове.

Даже ночью не покидала Родину забота. Враги обступали со всех сторон. Только справишься с одним, так тут другой поднимает голову. Внутренний отступит, его место тут же займёт внешний. Жестокого, но прямолинейного сменяет тихий и коварный. Оголтелый фанатик уступает место расчётливому хитрецу. Изворотливый, лукавый и тонкий соседствует с грубым, тупым и упрямым, и непонятно, кто из них страшнее. Все они опасны, за каждым надо уследить, всегда быть начеку. Уметь дать им отпор и нанести упре ждающий сокрушительный удар. А что может Родина? По силам ли ей это, ведь она всего лишь женщина…

Да, Марина Николаевна Родина была женщиной. Конечно же не обыкновенной, а чертовски умной, сообразительной, работоспособной, дальновидной. Иначе как ей работать в Службе внешней разведки Российской Федерации в должности куратора резидентур нескольких центральноевропейских стран? На эту должность по знакомству не назначают, по блату не берут. Тут самому нужно выдвинуться. Заслужить, доказать, что достоин, а самое главное – что справишься. В талантах Марины Николаевны ни кто не сомневался. Но один недостаток у неё всё-таки имелся. Родина была женщиной настроения. Могла и пожурить, наказать не совсем заслуженно, реабилитировать потом, это – да, несомненно, но вначале наказать. Могла Родина и одарить, приблизить, обласкать…

Любила Родина мужчин простых, открытых, статных, таких, которые за неё и в огонь и в воду. Таких, чтоб без страха и упрёка. Сразу и навек… Таких, что их только позови, а они уже здесь. Женщин Родина тоже любила. Любила, чтобы они рожали мужчин, пели им колыбельные и ставили их на ноги. Чтобы убирали хлеб и ремонтировали железнодорожные пути в оранжевых жилетах. Любила, когда женщины в строю и на них можно положиться.

Но кое-что Родиной очень не нравилось. Почему-то не любила она, когда мужчины и женщины живут в достатке. Почему-то не любила, когда в их домах ничего не происходит. Она не хотела им спокойной размеренной жизни. И поэтому всё время их теребила, прихватывала, не давала покоя и придумывала новые и новые неприятности. Но это, разумеется, пустяки, ведь самое главное в ней было то, что она боролась с врагами мужчин и женщин и всегда знала их в лицо.

Сейчас прямым и непосредственным начальством ей поставлена задача нейтрализовать конкретного врага. Звали его Гийом де Марш.

Гийом де Марш, в просторечье Ги де Марш, работал аналитиком в африканском отделе в штаб-квартире НАТО в Брюсселе. Он представлял в этой организации Францию. Его основной задачей, за которую платили неплохие деньги, было строить козни противнику. Чем больше козней, тем лучше для Ги. Почёт ему за это и глубокое уважение, всевозможные привилегии и достаток.

Давно известно, что цель любой системы, в том числе и из живых организмов, – это экспансия. Все хотят навязать свою волю и правила игры остальным, не забывая о собственной выгоде. Эй, вы там, на Востоке, живите так, как мы скажем, и всё будет у нас хорошо. Вам понятно? То-то. Как жить? Читайте правила: вы у нас покупаете, а мы у вас забираем. Устраивает? OK! А если нет, то, значит, режим у вас неправильный, и мы его поменяем. Ги де Марш и занимался такой экспансией. Экспансией правил и понятий. Он был далеко не дурачок, и козни у него получались что надо. Качественные выходили у него козни. Он придумал, например, что в одного и того же Бога некоторым никому не нужным народам следует верить по-разному. Достаточно убедить некоторые из них, что остальные верят плохо и их надо срочно переучить, и смута, деградация и опустошение в этой местности обеспечены. Другим он внушил, что они обижены и им необходимо восстановить справедливость с купленным в правильном месте оружием в руках. Короче говоря, для каждого народа Ги де Марш искал свою, как было в случае с американскими индейцами, «огненную воду». Такое средство или идею, которая помогала его системе, его хозяевам если не победить, то сильно ослабить противника. Хорошим Ги де Марш был аналитиком. Идеи у него рождались сильные и продуктивные. Родина следила за ним и даже иногда любовалась и восхищалась его планами. Ги де Марш, можно сказать, ей нравился. И нравился бы и дальше, если бы оставался в своём аналитическом центре специалистом по Африке. Но недавно стало известно, что его повышают и переводят начальником отдела козней против Российской Федерации. И Родиной теперь не спалось.

«Что с ним, с этим Ги де Маршем, делать? – думала Родина, ворочаясь в постели. – Как поступить? Отправить на тот свет? Грубо. Мы убьём, в ответ уложат кого-нибудь из наших. Завербовать? А что мы сможем ему предложить? Заразить болезнью? Но как это повлияет на его умственные способности? Вдруг на больничном он ещё быстрей соображать начнёт. Эх, лучше всего, чтобы его не назначали. Сидишь в своем африканском отделе, ну и сиди там. Строй козни против негров и не высовывайся. Да, лучше всего его скомпрометировать в глазах руководства. Дескать, рано тебе, Ги де Марш, на повышение, не дорос ты ещё до руководящей работы, до такого ответственного поста, как начальник русского отдела. Резолюция – отложить. А на это место мы, Родина и коллеги, своего человечка проведём-поставим, тем более что есть подходящий на примете. Английская резидентура доложила, есть один ретивый, так и рвётся наверх. Ретивый-то ретивый, но управляемый. Все подходы к нему расчищены. Ему всё надо: и денег, и удовольствий, и азарту. Прелесть, а не агент получится. Дадим ему под присмотром пару операций на нашей территории провести. Взорвать что-нибудь ненужное, наскандалить… Пусть выдвинется, станет заметным, альтернативным де Маршу кандидатом, а там мы за него всерьёз и возьмёмся. А де Марша в этот момент скомпрометируем. Вот так и поступим. Что у нас на де Марша есть? А ничего у нас на него нет… Впрочем, – Родина задумалась, – он же в Сорбонне на политолога учился с одним моим подопечным, Колькой Перегудовым. Как же я про него чуть не забыла? Застоялся небось. Ага, ну что ж, пора его расконсервировать, пусть к делам приобщается. Хватит ему портки по учебным скамьям протирать да харчи казённые проедать. Одних суточных вон сколько ему положили…» Справедливости ради надо отметить, что Родина была скуповата. «Да, решено, – наконец засыпая, подумала Родина, – завтра с утра Кольке и позвоню. Пусть порадуется, что Родине пригодился».