Умерла Палажка минувшей зимой, а вскоре после нее отошел и граф. Смерть уравняла их, высокородного и хо­лопку. Похоронила их Нина здесь, недалеко от дома, на като­лическом погосте. С тех пор каждое утро она приходила сюда, к дорогим могилам.

Сев на камень у могилы графа, женщина принялась разбирать травы, собранные по дороге. Данила Степанович будет им рад. Он знает каждую травинку, этот чародей. По­колдует над ними и получится крем от веснушек или капли от болей в сердце. И крем, и капли были Нине необходимы. Вручая ей очередную скляночку с кремом, Киселев подсмеи­вался:

- Веснушки – главное украшение лица! Я вон свои не прячу.

А про боли и теснения в груди говорил:

- Не сердце болит у вас, графинюшка, душа страдает, потому что ребеночка нет.

На просьбу сделать ей лекарство, чтобы смогла родить, отводил глаза и отвечал:

- Нет в том вашей вины, а графу помочь я не в силах. Не бывает лекарства от старости.

Так и жила Нина со своей болью до нынешнего утра, пока, сидя на камне, внезапно не осознала, что теперь у нее появилась надежда.

До этой минуты Нина никогда не думала о повторном замужестве. Да и сейчас ни один мужской образ не бередил ее сердце. Но как знать, может Господу будет угодно снова даровать ей мужа? Тогда… возможно, и дети у них будут?

А уж как Данила Степанович обрадуется, если она снова выйдет замуж! Тогда уж он без промедления поведет Антонелу под венец! Умирая, граф поручил Киселеву опекать молодую графиню, и теперь тот, как человек чести, не смел ни в чем преступить через ее интересы. Из-за этого и откла­дывался на неопределенный срок его брак с Антонелой.

Опустившись на колени прямо у могилы, Нина закрыла глаза и обратилась ко Всевышнему с жаркой молитвой. По­степенно ее охватило чувство единения с Богом и уверен­ность, что Господь не оставит ее просьбу без внимания.

Открыв глаза, она обнаружила, что уже не одна на клад­бище. Неподалеку от могилы графа располагалась гробница семейства Лоренцини. У входа в гробницу на коленях стоял мужчина. Он тоже молился, его голова была низко опущена. Одной рукой он касался надписей, высеченных на каменной двери, другой - прижимал к груди не совсем обычную широ­кополую шляпу. Вся его поза выражала глубокую скорбь. Одет незнакомец был, как горожанин среднего достатка, без претившей Нине павлиньей яркости, и в то же время эле­гантно. Его платье было добротным и чистым, манжеты про­стой батистовой рубашки – украшены кружевами.

Нина хорошо знала синьора Гаспаро Лоренцини и его жену, Ли­дию, они жили во дворце, соседствующем с графским па­лаццо. Но этот человек был не из их семьи - она видела его впервые.

Без сомнения, это кто-то из местных жителей, воз­можно, моряк или купец. Молодой, но не юноша: смуглое лицо, густые черные волосы, аккуратная борода.

Наверное, незнакомец почувствовал, что за ним наблю­дают. Он встал, вежливо поклонился и надел свою шляпу, должно быть, собираясь уходить. Но Нина не стала дожи­даться его ухода. Не в силах совладать с необычной смесью чувств, - испуга, смятения, тревоги, - охвативших ее, она подняла охапку трав, вскочила и побежала к выходу.

Первые недели ушли на соблюдение всех, необходимых для вновь прибывшего дипломата, формальностей. Да и с де­лами консульства хотелось разобраться поскорее. Куча про­шений, предъявленных к рассмотрению, пугала своими раз­мерами, тем более, что все запросы были от людей богатых и влиятельных, ссориться с которыми было бы невыгодно. До шелководов руки не доходили.

С утра до вечера Милорадов, в сопровождении Киселева, либо наносил визиты отцам города, либо просиживал в консульстве, разбирая бумаги. Ужинал всегда у Нины, в той же компании, что и в первый день. Поздно вечером возвра­щался к себе в гостиницу и без сил валился на постель. Тут Харитон, изнывавший весь день от одиночества, начинал зу­деть о том, что благородному господину нужен и дом соот­ветствующий.

- Да чего ты ворчишь, как старая баба, - устало отмахи­вался от него Сергей. Он и сам это прекрасно знал. Дипло­мату такого ранга не пристало жить в трактире, но у него не было времени на поиски жилья.

Вечером следующего дня, в присутствии вдовствующей графини, Сергей Андреевич позволил себе посетовать на не­радивость своего холопа.

- Его бы к вашему Степану в науку отдать, может, и по­обтесался бы немного.

- Бога ради, - отвечала Нина Аристарховна, - присы­лайте. Только у нас теперь ни гостей, ни вечеров, ни обедов званых… Ваши визиты – единственная отрада.

Тут Сергею пришлось замолчать, ибо он как раз соби­рался сообщить, что некоторое время не сможет приходить, так как будет занят поисками нового жилья. Теперь же, глядя в ее полные печали глаза, он не решился огорчать Нину еще больше. Сам он был вне себя от счастья. Она ведь ясно ска­зала, что тоскует, когда его нет рядом! Больше Сергею ничего и не нужно было.

Разговор о новом доме сам по себе возник в тот же ве­чер. Данила Степанович явился к ужину, переодевшись в свежую рубашку и другой камзол. Милорадов уже не раз за­мечал за ним эту страсть к переодеванию и всякий раз удив­лялся, когда ж это он успевает? Сегодня загадка разрешилась. Оказалось, Киселев живет здесь же.

- Данила Степанович давно у нас квартирует, - пояснила Нина Аристарховна. Покойный супруг мой желал всегда иметь его под рукой. А теперь, после смерти графа, и мне это стало выгодно.

- Вот как? – страсти Отелло вскипели в душе Милора­дова.

- Люди всякие бывают, - спокойно продолжала графиня. – Как знать, не вздумает ли кто обидеть несчастную вдову?

Легкие угрызения совести шевельнулись в душе Сергея. Как же он сам не подумал? Умно. Какой же дурак полезет во дворец, где живет такой великан?

- Ах, дядюшка, каков молодец! И я рассчитывал пере­манить Данилу Степановича к себе, когда обустрою подхо­дящий дом, - пробормотал Сергей с улыбкой. – Но вас, Нина Аристарховна, обижать не стану. Смирюсь с сиим неудобст­вом.

- Зачем же терпеть? Секретарь для консула – наипер­вейшая важность, - резонно заметила графиня. – Переезжайте и вы к нам. Дом достаточно просторен. Апартаменты вашей маменьки пустуют по сей день.

- Как можно! – Воскликнул Сергей, но тут же осекся. Как бы Нина не подумала, что ему не по нраву ее предложе­ние. – Я-то, конечно, рад, но что люди скажут! Вы ведь, хоть уже и не слишком молоды, но еще совсем не стары!

- Помилуйте, друг мой, - улыбнулась Нина, - мы же род­ственники! Все это знают. Все знают также, что со мною жи­вет Антонела. У нее безупречная репутация.

Прежде графиня Милорадова никогда не задумывалась о своем возрасте, ибо рядом со своим мужем всегда выгля­дела девчонкой. Поэтому замечание Сергея Андреевича од­новременно и рассмешило и немного задело ее. Но не оби­дело и не рассердило, ведь он сказал то, что думал, а ей нра­вилась открытость в людях.

Пока Сергей рассыпался в благодарностях, говорил о том, что непременно возьмет часть расходов по содержанию дома на себя, Нина смотрела на него полными нежности гла­зами. Как он мил! Как заботлив! Михаил Матвеевич отно­сился к нему, как к сыну. Не проходило и дня, чтобы граф не вспоминал о нем. Нина давно привыкла считать Сергея чле­ном своей семьи, почти сыном. Она была уверена, что граф не стал бы возражать против приглашения.

Хорошее настроение не покидало Нину до конца дня. Она продолжала улыбаться и когда сидела перед великолеп­ным туалетом из красного дерева и венецианских зеркал. Ловкие руки Антонелы причесывали ее на ночь. Блики пяти зажженных свечей играли на хрустальных гранях многочис­ленных флаконов, которым был уставлен туалетный столик.

В вечерней тишине Нина любила размышлять о знако­мых ей людях. И Сергей Андреевич Милорадов занимал в ее мыслях далеко не последнее место. Ее всегда интересовало, что именно, какие побуждения, объясняют те или иные по­ступки людей. Когда она хотела о ком-нибудь подумать, то прежде всего задавала себе вопрос: а как бы я поступила на его или ее месте? Так вот, окажись Нина на месте Сергея Ан­дреевича, она поступила бы точно так же, то есть взяла бы часть рас­ходов на себя.