У Сергея дыхание перехватило от злости. Ни разу в жизни никто не называл его слабым! Так что же эта девчонка себе позволяет?

Но не драться же с ней, в самом деле!

- Ты что, не понимаешь, что я теперь никогда не смогу ходить? – тихо спросил он.

В ответ она снова присела рядом:

- Откуда вам знать? Все еще впереди… Господь творит чудеса. Вы молоды, рядом с вами люди, которые любят вас – граф, ваша матушка, Харитон. Все будет хорошо!

- А вы, Нина, любите меня? – спросил он без всякого умысла, просто потому, что ему было приятно говорить на эту тему.

- Конечно, - ласково улыбнулась она, - и я вас люблю.

Сергей уцепился за ее слова, ибо это было именно то, что он неосознанно желал услышать все эти долгие дни, на­полненные горячкой и наркотическим сном.

Нина сидела рядом с ним на постели, обмахивала его веером, поила чаем и слушала бесконечные, бессвязные при­знания и никому не адресованные полужалобы-полуобеща­ния о том, что он больше никогда в рот не возьмет эту отраву и непременно встанет на ноги.

Под утро он забылся беспокойным сном, но тут у по­стели возник Степан, камердинер дяди и громким шепотом обратился к девушке:

- Шли бы вы отдыхать, матушка-графиня. Его сиятель­ство ох как расстроится, что вы такая бледная. Я посижу с Сергеем Андреичем.

Нина тихо встала, уступая место старику, и еще раз на­клонилась над Сергеем, проверяя, спит ли он. Он лежал с за­крытыми глазами, но не спал. Теперь ему было все ясно. Графиня! Как же можно было забыть о дядиной свадьбе и о невесте, которая на сорок лет моложе жениха?!

Теперь он знал все, но это ничего не меняло. Это всего лишь немного усложняло задачу. Сергей мог отказаться от чего угодно, даже от опия, но только не от того сказочного ощущения счастья, которое он испытывал рядом с Ниной. Он возьмет от жизни все, чего хотел! Он будет ходить! И Нина будет принадлежать ему! И граф тому не помеха. Ведь Сергей молод, а дядя стар. Нужно всего лишь немного подо­ждать, рано или поздно старик сам уступит свое место. И, ко­нечно, нельзя останавливаться на достигнутом. Не вышло с морским делом? Нужно делать новую карьеру!

Через два дня возвратилась мать и увезла его в Павино, а Нина, дождавшись мужа, служившего в министерстве иностранных дел, отправилась с ним к месту нового назна­чения, в Италию.

Часть первая “Генуя”

“Великие дела творит матушка-императрица, - думал Сергей Андреевич Милорадов, оглядывая из окна кареты се­ребристую от колеблющихся под ветром трав новороссий­скую степь. - Какие земли к России добавила!” Направляясь в Севастополь, он находился в приподнятом настроении. Сейчас его, любившего комфорт, не смущали ни тяготы пути по безводной равнине, ни хвост пыли, поднятой лошадьми, которая забивалась во все щелки, скрипела на зубах, пачкала его безупречной белизны рубашку и лосины. Сергея не раз­дражало даже то, что деревеньки, периодически появляв­шиеся на пути, на поверку оказывались кучкой разва­лившихся строений, у которых, зачастую, сохранилась лишь одна, обращенная к дороге стена.

Насколько Милорадову было известно, в этих краях еще никто не жил. Откуда же заброшенные деревеньки?

Народонаселение этих мест относилось непосредст­венно к сфере деятельности департамента, в котором Сергей Андреевич имел честь служить на благо российской короны. Последние шесть лет он посвятил выполнению высочайшего указа, в котором императрица приглашала всех иностранцев селиться на неосвоенных Российских землях, отличавшихся исключительным плодородием.

“Мы, ведая пространство земель Нашей Империи, ме­жду прочего усматриваем наивыгоднейших мест, до сего еще праздно остающихся, немалое число…” – так начинался цар­ский Манифест. А далее в нем говорилось, что все ино­странцы, которые пожелают сделаться колонистами, могут явиться в любое российское посольство или представитель­ство и подписать контракт. Затем перечислялись все блага и привилегии, которыми Государыня одаривала переселенцев. Здесь предусматривалось все: от отправки неимущих за ка­зенный счет, с выплатой кормовых и дорожных, до возмож­ности беспрепятственно вернуться на родину.

Благодаря этому документу Сергей Андреевич Милора­дов соблазнил на переезд в Россию не одно немецкое семейство.

К счастью, тогда, четырнадцать лет назад, Нина оказа­лась права. Сергей встал на ноги, научился ходить, превозмо­гая боль, а образования, полученного в Морском кадетском корпусе, оказалось вполне достаточно, чтобы начать службу на дипломатическом поприще. Благодаря протекции дяди, Сергей получил место помощника российского консула в Данциге, где смог под руководством господина фон Траппе организовать переселение в Новороссию зажиточных менно­нитов. Императрица была весьма милостива к переселенцам. Здесь, в отличие от своей родины, они не ведали религиозных притеснений, да и экономическая поддержка, предложенная им, была весьма существенной. Меннониты нисколько не сожа­лели о своем решении. Они открыто писали об этом на ро­дину, соблазняя тем самым других следовать их примеру. Поток эмигрантов с течением времени возрастал, а вместе с ним возрастала и благосклонность двора к данцигскому кон­сульству.

Сергей не отличался любовью к светской жизни, по­этому службу в Пруссии воспринимал не как ссылку, а как очередную ступень на своем пути вверх. В Петербурге он бывал редко и только по причине крайней необходимости. Об этом сокрушались мамаши многочисленных сто­личных невест, но канцлер, человек мудрый, не мог не оце­нить подобного рвения. Поэтому, когда минувшей весной Сергей получил приказ явиться в Санкт-Петербург, никто не сомневался, что речь идет о повышении.

Перед самым отплытием из посольства доставили два письма, одно от матери из Павино, другое из Генуи от Нины. Оба послания содержали одну и ту же печальную весть: на исходе апреля граф Михаил Матвеевич Милорадов, российский консул в Генуе, скончался на семидесятом году жизни. Мать в своем письме сетовала на то, что этак род Ми­лорадовых скоро весь вымрет а, стало быть, надо Сереженьке по­скорей жениться и обзавестись потомством. Письмо Нины было коротким и деловым. После скорбного сообщения в нем го­ворилось, что, поскольку Господь не благословил брак Ми­хаила Матвеевича и Нины Аристарховны детьми, Сергей Ан­дреевич Милорадов, племянник графа, является единственным наследником покойного и, согласно его завещанию, владельцем всего имущества, за исключением той части, что отошла вдове.

Нельзя сказать, что завещание удивило Сергея. Хорошо зная своего дядю, он и не ожидал ничего иного. Дело шло к этому уже много лет.

Хоть Сережа по-родственному величал графа Милора­дова дядей, на самом деле тот вовсе не находился с ним в близком родстве. Объединяла их фамилия да общий предок, Кузьма Милорадов, боярин, живший еще при Михаиле Рома­нове. Кузьма обогатил родовое дерево двумя ветвями, кото­рые так и закончились, одна на Сергее, другая на Михаиле Милорадове. Других родственников у них не имелось. Но, если одна ветвь при Петре Алексеевиче обзавелась графским ти­тулом и внушительным состоянием, то другая так и прозя­бала в родовом поместье под Новгородом, владея ветхой усадьбой и двадцатью семью душами крепостных.

В молодости граф был женат на француженке и овдовел через несколько лет после того, как она произвела на свет их единственного сына. Должно быть, старик крепко любил свою иностранку, поскольку не помышлял о женитьбе, пока его сын был жив. Сергей никогда не встречался со своим ку­зеном, знал лишь, что тот скончался от тифа в возрасте де­вятнадцати лет. Так что особой скорби по поводу потери родственника не испытывал, тем более, что вскоре после этого печального события дядя возвратился в Россию и обра­тил свое внимание на подрастающего родственника. Это случилось как нельзя кстати, ибо отец Сергея лю­бил жить на широкую ногу, а хозяйствовал из рук вон плохо. После его смерти Сергею с матерью остались лишь долги.