Она закрывает за собой дверь. Прежде чем услышу жужжание вибратора, я направляюсь в свою комнату.

* * *

На следующий день снова идет дождь, обрушиваясь на меня, пока я бегу со своей последней лекции к стоянке. Моя голова остается сухой, но на этом все. Я промокла от пояса и ниже.

Бросаю зонтик на заднее сиденье своей потрепанной «Тойоты-Короллы», кладу ноутбук и книги на пассажирское сиденье, достаю из сумочки ключи и завожу машину. Хотя сейчас май, весна в Бостоне непредсказуема. Сейчас сильно похолодало. Я мерзну и дрожу, как сумасшедшая. Кондиционер никогда не работал, но, к счастью, обогреватель — настоящий чемпион — выдувает теплый воздух на мои ледяные щеки всего через несколько минут.

Я быстро забегаю в квартиру чтобы переодеться в форму и перекусить, затем снова выхожу, на этот раз в ботинках и тяжелом зимнем пальто, которое застегнула до самого подбородка.

Стоит мне переступить порог «У Бадди», Карла бросает на меня быстрый взгляд и начинает смеяться.

— Ты выглядишь так, словно отправляешься в экспедицию по Арктике.

Я посылаю ей уничтожающий взгляд.

— Ты просто отсюда родом. Янки обладают несправедливым преимуществом на холоде.

— Ты живешь в Бостоне почти два года, малышка. Твоя южная кровь уже должна была загустеть.

— Да, да, — бормочу я, отмахиваясь от нее и жалея, что у меня не хватило здравого смысла поступить в юридическую школу во Флориде или Калифорнии. У меня мог быть загар и выгоревшие волосы, вместо радости находиться мокрой и обмороженной.

Диего стоит у гриля, где переворачивает котлету для гамбургера. Он кивает в знак приветствия, когда я прохожу мимо. Диего улыбается, сверкая белыми зубами.

— Ты опять почти опоздала, детка.

— Я почти виновата, Диего.

Его улыбка становится еще шире.

— Почти влюблена в меня?

Это наша постоянная шутка. Вообще-то я думаю, что это его постоянная шутка с каждой женщиной моложе семидесяти лет, но ему сходит с рук откровенный флирт, потому что он нежен и мил, а не развратен.

— Пока нет, но я дам тебе знать, если это случится.

— Ах, ты разбиваешь мне сердце! — Он театрально хватается за грудь, потом переворачивает котлету и начинает насвистывать, мгновенно позабыв о своей боли.

Он ошеломительно горячий. На первый взгляд он кажется обычным. Не высокий и не низкорослый, не коренастый и не худой... Самый обычный парень лет двадцати с небольшим, с каштановыми волосами и карими глазами.

А потом однажды ты замечаешь, какая у него замечательная улыбка. Через несколько недель понимаешь, что в его обычных карих глазах есть совершенно неотразимый блеск. Затем в какой-то момент он удивит тебя, подняв что-то тяжелое, и ты замечаешь впечатляющий изгиб мышц под его белой футболкой.

И вот тогда-то картинка становится ясной, и ты думаешь: «Ха, а он милый».

Но потом ты отбрасываешь эту мысль, потому что не в твоих правилах спать с коллегами, и последнее, что тебе нужно — это еще одна связь, отвлекающая тебя от намеченных целей.

Целей вроде окончания юридической школы, которую с трудом себе позволяешь, но убиваешься, чтобы окончить ее, потому что тогда переезд за своим бывшим через полстраны, где он проходил подготовку к медицинскому университету, не было полной тратой времени.

В комнате отдыха для сотрудников я прячу сумочку и пальто в шкафчик, а мокрые ботинки оставляю возле двери. Надеваю удобные сменные туфли, собираю волосы в низкий пучок с «петухами» и затем завязываю свежий белый фартук вокруг талии.

Моя униформа — классическое платье официантки закусочной с подъюбником, накрахмаленным белым воротничком и белыми манжетами на рукавах. Само платье черного цвета, а не типичного розового или синего.

Поэтому я не выгляжу как Фло из старого фильма «Поцелуй меня в зад», а скорее смахиваю на горничную отеля.

Скорее всего, Карла получает вдвое больше чаевых из-за больших сисек и своей готовности наклониться и сунуть их прямо в лицо парню, когда приносит счет. Я так не делаю. Да и владелец, Бадди, лояльно относится к моему учебному расписанию и предоставляет мне столько выходных, сколько мне нужно.

Первые несколько часов моей смены забиты. Во время ужина у нас полно завсегдатаев. Однако к десяти часам вечера толпа редеет. К одиннадцати только один парень сидит в конце стойки, мрачно уставившись в свой кофе. К полуночи исчезает и он.

Остаемся только я, Карла, Диего и моя растущая уверенность, что я никогда больше не увижу волка.

Я отпугнула его своими ужасными рассказами о сельском Техасе. Он, наверное, посчитал, что на досуге я стреляю по дятлам в нижнем белье, участвую в кулачных боях и совершаю поездки в магазин за пивом с моими любимыми козами, которые сидят на заднем сиденье моего пикапа.

Когда я уже потеряла всякую надежду, раздается звон колокольчика над входной дверью, и появляется он.

Высокий, смуглый и красивый незнакомец, который может выбить меня из колеи одним взглядом и который ни разу за одиннадцать месяцев приходов сюда не назвал своего имени.

Он останавливается в футе от двери и смотрит на меня, застывшую за прилавком.

Он не делает ни малейшего движения, чтобы подойти ближе или сесть. В своем обычном черном костюме и галстуке, с зачесанными назад волосами, горящими прекрасными темными глазами он смахивает на убийцу-супермодель.

Меня охватывает безумное желание пробежать через весь ресторан и броситься в его объятия.

Мимо проплывает Карла с кофейником в одной руке и чашкой в другой.

— О-о-о-о-о! — чуть слышно протягивает она.

Мое сердце нуждается в дефибрилляторе, и я, затаив дыхание, смотрю, как Карла приближается к волку. Она что-то говорит ему, указывая на столик в своей секции. Все еще глядя на меня, он качает головой. Карла смотрит на меня через плечо, ухмыляется, потом снова поворачивается к нему и говорит что-то еще, слишком тихо, чтобы я могла расслышать.

Он переводит взгляд с меня на нее и обратно, потом облизывает губы. Такой простой, бессмысленный жест, но настолько сексуальный, что я чуть ли не стону вслух.

Карла тоже замечает его сексуальность. Когда она поворачивается и направляется ко мне, я вижу ее отвисшую челюсть и остекленевшие глаза, как у загипнотизированного человека.

— Я сказала ему, что ты сейчас подойдешь, — хриплым, дрожащим голосом с придыханием бормочет она, проплывая мимо меня. — Мои яичники горят. Божечки, мне нужно прилечь. Этот тип — огонь.

— Карла. — Она останавливается и смотрит на меня. — Дай мне кофейник.

Она изучает его так, словно не помнит, как взяла его в руки.

Мне знакомо это чувство.

Она протягивает его мне вместе с чашкой. Затем направляется в служебное помещение, вероятно, чтобы запереться в туалетной кабинке для энергичного сеанса самоудовлетворения.

Я не могу винить ее за это. Я еще даже словом с ним не обмолвилась, а мои трусики уже дымятся.

Мои щеки начинают гореть, когда я приближаюсь к нему. Я останавливаюсь рядом с ним, отчаянно пытаясь не светиться от смущения.

— Здрасьте.

— Здравствуй.

Голос у него хриплый. Выражение лица — мрачное. Похоже, он не совсем уверен, что обменяться со мной этим простым приветствием — хорошая идея.

Но на мою долю выпало столько пристальных изучающих взглядов мужчин, что я понимала, какова бы ни была причина его неоднозначного поведения, он останется и поговорит со мной.

Я научилась распознавать похоть. Раньше он держал ее в узде, но сейчас явно сорвался с поводка.

Этот волк хочет меня.

Но более неприятно то, что я тоже хочу его, хотя понимаю, что не должна этого делать. Волки выбирают себе пару на всю жизнь, но остаются опасными дикими животными.

Меня могут укусить так же легко, как и поцеловать.

Я безмолвно указываю на кабинку, в которой он обычно сидит. Он колеблется еще мгновение, затем проводит рукой по лацкану своего пиджака и усаживается. Я наливаю кофе в чашку, чувствуя на себе его пристальный взгляд, отчего волнуюсь, нервничаю и немного боюсь.