Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Вот это самомнение, — хмыкает она.

— Оба раза.

— Было бы здорово, если бы ты решил помолчать.

Я стягиваю через голову галстук и бросаю его на пол. Затем скидываю пиджак и отбрасываю его в сторону. Сбрасываю туфли и вытаскиваю ремень. Когда я расстегиваю рубашку, Тру открывает глаза. Она наблюдает, как я снимаю рубашку и позволяю упасть ей поверх пиджака.

Девушка прикусывает губу, а ее зрачки расширяются.

Я стою неподвижно, позволяя ей любоваться своим обнаженным телом. Свет в комнате приглушен, но его достаточно, чтобы она видела.

Татуировки. Мышцы.

Шрамы.

Тру резко садится. Меховая накидка соскальзывает с ее плеч до талии, обнажая грудь, но она этого не замечает. Она слишком занята изучением меня.

Через мгновение она протягивает руку и прикасается ко мне.

Кончиком пальца она прослеживает шрам на моей грудной клетке. Хотя сейчас он практически белый, но такой же плотный и злобный, как и в день, когда его сделали.

— Наверное, тебе было больно, — говорит она.

— Да.

Она смотрит на меня снизу вверх, изучая выражение моего лица, а затем снова опускает взгляд на мою грудь. Тру скользит пальцем вниз по моим ребрам и животу к рубцу около талии.

— А это что?

— Это тоже было не щекотно.

Ее глаза вспыхивают и встречаются с моими.

— Не смешно, — злится она.

Она серьезна и неподвижна, ее глаза затуманены каким-то плохим воспоминанием, которое не имеет ничего общего с отметинами на моей коже.

Я обхватываю ее подбородок и провожу большим пальцем по скуле, желая, чтобы это страдальческое выражение в ее глазах исчезло, желая толкнуть ее обратно на матрас и снова войти в нее, заставить выкрикивать мое имя до осипшего голоса.

Желая сделать ее своей навсегда, чего никогда не произойдет.

С усилием я отбрасываю все эти конкурирующие эмоции в сторону.

— Ты действительно хочешь знать?

— Да, — приглушенно отвечает она.

— Этот шрам от деревянного колышка.

Она отдергивает руку, как будто обожглась.

Колышка? — повторяет она.

Из-за того, как испуганно она выглядит, я жалею, что не солгал.

— Скажем так, я не споткнулся и не упал на него. На этом и остановимся.

Когда она в ужасе изучает этот узел, я опускаюсь на колени между ее ног и обхватываю ее лицо обеими руками.

— Это было очень давно. Я был совсем мальчишкой.

— Мальчишкой. — Ее лицо бледнеет.

— Прости. Я не хотел тебя расстраивать.

Она смотрит на меня, как на полного идиота. Что сбивает меня с толку.

— Лиам. Я вовсе не расстроена. Я в бешенстве. Какой зверь воткнул кол в живот мальчишке? — рычит она. — Пожалуйста, успокой меня и скажи, что он провел остаток своей жизни в тюрьме.

Я отвечаю, не задумываясь:

— Нет. Я убил его. Но позже, когда уже вырос.

Она смотрит мне в глаза свирепым взглядом. После безмолвной, мучительной тишины она тихо говорит:

— Я рада.

До меня сразу доходит несколько вещей. Во-первых, я продолжаю ее недооценивать. Во-вторых, Деклан был прав: она гораздо крепче, чем кажется.

В-третьих, я солгал, когда сказал ей, что влюбленность — это роскошь, которую я себе не позволяю, потому что я так быстро соскальзываю вниз по этому каткому склону, что, возможно, уже невозможно остановиться.

— Почему это тебя радует? — глухо спрашиваю я.

— Ну, не знаю. — Она делает паузу, размышляя. — Может быть потому, что правосудие так редко свершается, что действительно радуешься, когда оно, наконец, происходит.

— По-твоему, мой поступок справедлив после того, что он сделал со мной?

— Я думаю, что человек, который смог так поступить с ребенком, совершал гораздо худшие вещи, — без заминок тараторит она.

Тут она совершенно права. Человек, вонзивший кол в мое тело, был одним из самых злых людей, которых я когда-либо встречал. По сей день.

— Итак, — внезапно начинает она. — Это твое «я и есть мафия». Давай поговорим об этом.

Я привстаю, чтобы оседлать ее ноги, и упираюсь локтями по обе стороны ее головы.

— Чем меньше знаешь, детка, тем крепче спишь.

Мы находимся нос к носу, поэтому я ясно вижу, как на нее влияет то, что я называю ее «деткой». Она обожает это и с равной силой раздражается. Ее реакция настолько классическая, что мне приходится сжать губы, чтобы не рассмеяться.

— Мое представление о боссе мафии состоит в том, что он договаривается со своими врагами и поставляет наркотики, оружие и проституток. Ты этим занимаешься?

Она упрямо смотрит на меня. Я чувствую теплую вспышку гордости. Из нее получится отличный адвокат.

— Нет.

Какое-то время она раздумывает над искренностью моего ответа.

— Чувствуется мне, что дело тут в семантике. Позволь мне перефразировать. Это то, чем занимаются другие люди за тебя?

Проклятье. Из нее получится потрясающий адвокат.

Не представляю почему, но это меня возбуждает.

— Я больше не пачкаю руки.

— В смысле? — она ждет объяснений, приподняв одну бровь.

Я опускаю голову и втягиваю носом аромат ее кожи. Когда я нежно целую ее в ключицу, она вздрагивает. Мой член становится все тверже.

— Генеральный директор занимается общей картиной. Ростом. Долей на рынке. Оптимизацией операций с целью максимизации прибыльности. Он не снабжает полки и не доставляет продукты.

— В твоих устах это звучит так по-корпоративному.

— Так оно и есть.

Когда я поднимаю голову и смотрю на нее сверху вниз, она обвивает руками мои плечи и вглядывается в мои глаза.

— Это еще не все, правда? — шепчет она.

— О чем ты? — я хмурюсь.

Она наклоняет голову, скользя взглядом по моему лицу, прежде чем ответить. Когда она это делает, ее тон становится задумчивым.

— Есть еще что-то, о чем ты мне не говоришь. Ты хранишь и другие тайны.

Я замираю. Мое сердце перестает биться. Кровь в венах превращается в лед.

— Я права? — спрашивает она.

Успокойся. Она ничего не знает.

— Я же сказал... Меньше знаешь — крепче спишь. Конец разговора.

— Если ты думаешь, что это конец разговора, то ты меня совсем не знаешь.

Черт бы побрал эти пронзительные зеленые глаза. Эта женщина видит насквозь.

Я скатываюсь с нее и сажусь на край кровати.

Она тоже садится, но больше не смотрит мне в лицо. Она смотрит на мою голую спину.

— Лиам, — ахает она. — Боже. Что с тобой случилось?

Жизнь пыталась убить меня, но я не умер.

Хоть и молил о смерти.

Ей потребуется какое-то объяснение, чтобы удовлетворить свое любопытство, но будь я проклят, если расскажу все отвратительные подробности о том, как добрался из пункта А в пункт Б. И вообще, это займет слишком много времени. Да и это не имеет значения.

Я тот, кто я есть, независимо от того, как таковым стал.

— Не надо меня жалеть, — спокойно прошу я.

— О, поверь, меньше всего я чувствую жалость, — резко парирует она. Когда я смотрю на нее, она пронзает меня своим взглядом. — Ты был внутри меня, следовательно, я буду задавать вопросы, а ты будешь на них отвечать. Ты не имеешь права отгородиться от меня и вести себя так, будто я раздражаю тебя своим беспокойством.

Еще никогда мне не встречалась женщина, которая была бы в равной степени соленой и сладкой.

Я на мгновение задумываюсь, могут ли волк и львица быть счастливы вместе, но тут же отбрасываю эту нелепую мысль.

— Если я не отвечу на твой вопрос, то только потому, что знание ответа подставит тебя под угрозу. А лгать только для того, чтобы ты почувствовала себя лучше, я не стану.

И снова мы играем в гляделки. Я могу сказать, что она не в восторге от этого объяснения, но она принимает его. Неохотно.

Но если моя эрекция станет еще сильнее, она разорвет шов на моих штанах.

Удерживая ее взгляд, я тихо говорю:

— А теперь ложись и раздвинь ноги.

Наступает долгий момент гробовой тишины, во время которой Тру решает, будет ли она подчиняться моей команде или нет. Нетерпение впивается в меня когтями.

31
{"b":"703600","o":1}