Я приказала себе дышать медленнее, успокоиться, и перешла дорогу на светофоре.

Едва я ступила на тротуар, как позади послышались торопливые шаги, а потом мою повседневность прорезал голос:

— Эй, новенькая, ты за мной шпионишь?

От неожиданности я едва не споткнулась, за секунду успела столько всего передумать, захотеть испариться, но двинулась вперёд в прежнем темпе. Надо же, Вишневецкий, по всей видимости, решил не терять времени, и сразу же приступить к выполнению пари. Выследил меня, увязался, чтобы пофлиртовать. Он был настолько уверенным в своей харизме?

— Лер, ну, подожди…

Надо же, он запомнил моё имя. Ещё немного и назовёт правильно мою фамилию.

— Чего тебе? — бросила я, так и не обернулась.

— Ты за мной следишь, — хмыкнул он.

— Вообще-то, я иду впереди.

— В любом случае, мы идём в одном направлении, мне… нравится.

— Катастрофа.

Вишневецкий догнал меня, окутал тем же ароматом, что и на стадионе, а пижонская улыбка прилипла к его лицу.

Я бы с удовольствием стёрла её своими пальцами. Или словами. Но не хотела переживать все те эмоции, которые терзали мою душу после инцидента на стадионе, ещё раз. Рядом с Вишневецким буду прятать злость и обиду в тайные карманы, а демонстрировать — равнодушие.

— Ты живёшь на Лапинской? — спросил он.

Я обернулась:

— Откуда ты знаешь?!

— Успокойся, я не слежу за тобой, посмотрел в журнале академгруппы.

Я кивнула, давая ему один балл за находчивость. Буквально вчера Ася дала всей нашей группе заполнить журнал. Мне, человеку, который никогда добровольно не раскрывал свои конфиденциальные данные, пришлось вписать в него адрес, контактный телефон, ФИО и дату рождения.

— А я ещё я узнал, что у тебя день рождения был недавно…

К чему это он?

Я промолчала, сверля взглядом многоквартирный дом. Осталось обойти его, и я окажусь во дворе. Почти на месте.

— Мы тогда ещё не были знакомы, — продолжил Женя. Он прекратил заглядывать мне в лицо, жестом велел подождать, а сам снял со спины рюкзак и, придерживая его за ручку, расстегнул один из карманов.

Я застыла на месте, не зная, что сказать или предпринять. До дома осталось десять шагов. Ладно уж, я потерплю, позволю ему сделать то, что он собирался, чтобы избавиться от дальнейшего преследования.

— К счастью, подарки можно дарить и задним числом, — улыбнулся он.

— Что ты…

Он осторожно выудил из кармана подвеску и протянул мне. Такого я не ожидала. Даже растерялась. Но если приму подарок, значит, соглашусь на игру, которую вёл Вишневецкий. Наверняка он использовал этот приём много раз, и видел на лицах девушек неподдельное восхищение.

— Бери, чего ты, — улыбнулся он ещё шире. — Это оникс, твой камень. Я загуглил. Ты же родилась 30 августа, Дева.

— Я не…

— А оникс защищает от стресса и депрессии, незаменимая вещь на журфаке.

— Ты веришь в такие вещи? — выдала я.

— Ну, я верю в то, что у каждого должен быть амулет на счастье.

Подмигнув мне, он галантно взял меня за руку и вложил в ладонь подвеску.

Она была красивой, оникс пускал солнечные зайчики и приковывал к себе взгляд. А я даже "спасибо" выдавить не смогла, всё думала и гадала, что крылось за этим жестом, делал ли Вишневецкий в жизни хоть что-то искренне? Да и нуждался ли он в моей благодарности или лишь выполнял спор, строя из себя отличного и понимающего парня?

— Если эта вещица принесёт мне успех, я дам знать, — кивнув, я почти побежала вперёд, не оглядываясь.

С этого дня в моей жизни появился нежелательный поклонник, который не давал свободно вздохнуть, буквально душил симпатией.

Вишневецкий действовал не так прямолинейно, как я предполагала, однако не позволял забыть о нём и на несколько часов.

Он заступался на меня на парах, если преподаватели высказывались слишком резко, оставлял на партах подарки, на которых писал красивым почерком с завитушками "Лере А.", и не прекращал попытки провести меня домой.

С последним пунктом ухаживаний Жени мне удалось справиться с помощью мифических дополнительных занятий по теории массовой коммуникации. Пришлось вывалить на Женю самоуверенную речь о том, что я готовлюсь к написанию курсовой работы (хотя любой вменяемый студент начинал её уже после Нового года) и каждый день уверенно идти к кабинету Лидии Степановны и ждать у дверей. Поскольку Вишневецкий после учёбы сразу ехал на секцию по теннису, то это небольшое театральное представление с лёгкостью избавило меня от его компании.

Так продолжалось четыре дня.

В пятницу я шла в университет в приподнятом настроении, поскольку от следующей встречи с Вишневецким меня вскоре будут отделять целых два дня выходных. Идя по тротуару, я забавляла себя тем, что старалась переступить каждый опавший лист клёна, но в итоге отвлеклась на смартфон. В девять двадцать мне звонили очень редкою…

"Марина"

Я неосознанно коснулась рукой груди, как будто хотела ухватить теплоту, ощущаемую около сердца.

— Марин, привет! — я сразу же приняла звонок.

— Привет, боже, как же я по тебе скучала, — призналась та.

Мы говорили первый раз за месяц, и у меня с души упал груз, который я в последнее время даже научилась игнорировать, хотя и не полностью, конечно. Марина рассмеялась в трубку и сразу же сообщила, что вернулась в город. В прошлом марте нам пришлось справляться с ситуацией, которая касалась Павла, вместе. Я была его девушкой, а Марина — сестрой.

И ни она, ни я не поверили, что наш Паша, родной и хороший, замешан в ужасном деле с изнасилованием девушек.

Чтобы не видеть брата, Марина уехала к двоюродной сестре, сбежала, как и я сама.

Первое время мы созванивались постоянно, но ближе к 1 сентября обе устали от разговоров о Павле, перешли в режим смс.

— Я думаю, мы обязаны встретиться, сегодня же.

— Да и… Подожди, ты что пропустила начало семестра?

— И сделала это специально, — хмыкнула Марина. — Да и маме на работе дали путёвку, я решила съездить. В Турцию.

— Ого, так ты отдохнувшая и загорелая?

— И с запудренными мозгами. Наталья Ивановна велела купить у неё методичку, прикинь? И мягко намекнула, что без неё зачёт не поставит…

Марина всегда умела втягивать меня в разговор, этот случай не стал исключением.

Я свернула к парку, чтобы продолжить беседу вдали от корпуса университета и случайных студентов. Её голос возвращал меня к весенним событиям и заставлял снова задуматься, зачем Павел пришёл ко мне под окно, но так и не предпринял попытку поговорить.

Поскольку больше около моего дома он не появлялся, я подозревала, что это было прощанием…

— А у тебя как дела в ФГУ? — послышались в трубке слова Марины.

— Я… нормально, наверное.

Перед глазами встало лицо Кати, насмехающейся над тем, что парни поспорили именно на меня, а потом физиономия лицемерного Вишневецкого.

За мной никто не ухаживал настолько красиво, и как противно мне становилось оттого, что за его жестами скрывалась одна фальшь. Когда Вишневецкий преподносил мне очередной подарок, я чувствовала лишь усталость. Без примеси других чувств. Я даже купила в прессе себе маленький календарь, чтобы отмечать дни вплоть до завершения этого тупого спора. Так что, нет, я была совсем не в порядке.

— Знаешь, Марин, мне в ФГУ не нравится.

— Что? Почему?

— Есть некоторые люди…

Я сама не заметила, как начала рассказывать обо всём, что произошло в сентябре.

Села на лавку, стащила рюкзак сплеча и вцепилась в него одной рукой, будто он мог дать мне опору, в которой я так нуждалась. Мне требовалась совсем другая поддержка, подруги, способной дать выплакаться на коленках, парня, который бы никогда не сделал больно, сёстры или мамы, но никого из них я не могла грузить своими неприятностями.

— Так, Лера, нельзя сидеть и ждать, когда месяц пройдёт.

— А что мне ещё сделать? — удивилась я.