Павел позволял мне ночевать у него и ни разу не посмел даже рукой тронуть, он не имел ничего против, когда я занимала его компьютер, чтобы подготовиться к семинару. Он был самым добрым и чутким человеком, которого я знала в свои восемнадцать лет. И ведь мы даже не поговорили после того, как все случилось. Я просто спряталась, продемонстрировала, насколько я трусиха.

Не знаю, почему я до такой степени разволновалась сегодня, возомнила, что Павел начнет лезть в наше окно или, не знаю, ломится в двери. Тот Павел из прошлого никогда бы не причинил мне вреда, не говоря уже о том, чтобы навредить ребенку. Но был еще Павел Нестеров, о котором окружающие говорили ужасные вещи, словно он помогал… Я глубоко вздохнула и накрыла лоб рукой.

Слишком много эмоций на один вечер, а мама ведь итак посчитала мое поведение странным.

Я буквально заперлась в ванной, заверив ее, что хочу смыть с себя эфемерную пыль, которая осела на моем теле во время несуществующего урока физкультуры сегодня в университете. В итоге я сидела на бортике и наблюдала, как ванна медленно наполнялась водой, не видя перед собой ничего толком, никак не контролируя ее температуру.

Однажды Павел сидел в такой же позе и подставлял руку под струю, чтобы понять, не добавить ли холодной водички.

Тогда он застал меня плачущей в коридоре этой самой квартиры, уселся рядом на коврик и предложил полежать на нем.

"Я отличная подушка, некоторые даже говорят, что это моя лучшая функция", — сказал Павел и заставил меня рассмеяться сквозь слезы. Он всегда это умел, возможно, за это я его и любила.

"Любила", — мысленно повторила я это слово.

Жутко думать, что я доверилась такому человеку. Когда он уехал гостить у брата, я не просто осталась одна, я стала мишенью. В меня тыкали пальцами, называли ужасными словами, некоторые даже решили, что я была в курсе внеклассных занятий Павла. Я пережила диких два месяца и сказала маме, что не могу больше учиться там, попросила о переводе в ФГУ. Я думала, что Павла упрятали за решетку или оставили под домашним арестом, не надеялась его увидеть снова, но он, видимо, был на свободе, и он дал понять, что вернулся в мою жизнь. Знать бы, зачем!

— Лер, ты там? — послышалось из-за двери.

Я вздрогнула и выронила мочалку из рук. Но не стала заморачиваться и вылавливать ее в воде, сразу открыла дверь сестре.

Леся переоделась в пижаму.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Да, конечно, вот, жду, когда вода…

— Почему ты больше не дружишь с Пашей?

Боже, солнышко, не подкидывай дров в огонь, который сжигал меня.

Лесе я не рассказала и десятой части правды, отвязалась от ее вопросов одной фразой: "мы расстались, кнопка, так бывает, не хочу больше о нем говорить". Помню, что она тогда поинтересовалась, будет ли Павел приходить к нам дальше? Она была слишком маленькой, чтобы воспринять наш разрыв правильно. А, может быть, я недооценила Лесю, ведь сегодня она задала гораздо более зрелый вопрос, даже пугающий меня.

— Я же тебе говорила, мы поругались, — я погладила ее по плечу.

Леся пристально на меня смотрела.

— А какие жуткие вещи он творил?

— Вредил людям, — сдержанно произнесла я. — Но не мне.

— А почему он приходил?

— Поговорить, наверное, хотел, может быть, прощения попросить, — натянуто улыбнулась я.

Не хватало еще, чтобы кнопка подумала, будто мне угрожала опасность. В этом случае ее действия включали бы красочный пересказ ситуации маме, а я пять месяцев старалась быть образцовой дочерью и не приносить неприятности домой. Если бы я тогда не запаниковала у окна, как дура, не приходилось бы сейчас изворачиваться и врать.

— Ты не следишь за… — кнопка указала на ванну, и я спохватилась, воспользовавшись возможностью отвести взгляд.

Вода оказалась слишком холодной, но виду я не подала, поводила рукой туда-сюда, перемешивая, достала мокрую мочалку и услышала щелчок, с которым закрылась дверь. Сестра ушла. Если повезет, то она уже уснет, когда я выйду, и не придется с ней разговаривать.

Я, наконец, взяла себя в руки, отрегулировала воду и пообещала себе, что попробую расслабиться и выбросить Павла из головы.

Хотя бы на один вечер.

Утром я собиралась в университет, словно предстояла битва.

Я даже взяла с собой маленький кухонный ножик, чтобы в случае чего, можно было отбиться.

Но "в случае чего" не наступило, и мне пришлось признать, что события весны 2020 не прошли даром, нервная система шалила с каждым днём всё больше и больше, делая из меня настоящего параноика и паникёра.

Добравшись до ворот университета, я выдохнула. Ещё недавно вуз не внушал мне комфорта, я ведь проучилась на новом месте всего две недели, но сегодня в голове что-то щёлкнуло. Я поняла, что ФГУ, все эти люди, даже Женя и его компания, чёрт бы их побрал, были моим новым шансом, иными возможностями и следующей страницей в книге жизни. Я стремилась быть обычным подростком без клейма "девушки преступника", студенткой, которую бы не сопровождали косые взгляды, типичной отличницей.

И всё это я получу здесь.

Я улыбнулась, смотря в небо, простояла так около ворот, наверное, секунд тридцать, прежде чем кто-то пнул меня в спину.

Ничего. Это тоже часть моей новой нормальной жизни.

Я прошлась к шестому корпусу, поглаживая в руках флэшку, собираясь распечатать семинар на вторую пару, и ещё больше обрадовалась, когда встретила возле уголка с распечаткой Асю собственной персоной. Я подбежала к ней и обняла со спины, шепнув: "привет, моё солнышко". Она вздрогнула, но не так сильно, как это сделала бы, например, я. За время общения с Асей я поняла, что она была очень тактильной девушкой. Не протестовала, когда её обнимали, целовали в щеку или брали за руку, да и сама часто проявляла свои чувства к другим таким образом.

— Лера, я бы сказала, что ты в подозрительно хорошем настроении.

Попытавшись вытащить из середины папки лист, Ася уронила пять.

Я бросилась собирать их, пользуясь всеми преимуществами одежды, которая ни капли не сковывала. Джинсы и рубашка в клетку — всё, что мне требовалось, чтобы почувствовать себя счастливой. Хотя и на каблуках я ходить умела, мама заставила их надеть 1 сентября, как будто мне предстояла школьная линейка (но я смирилась и сделала).

— В этом наша проблема, хорошее настроение уже редкость, — философски заметила я.

— Не для меня, — возразила Ася и широко мне улыбнулась. — Но обычно ты… поспокойнее…

Мы дождались своей очереди, получили тёпленькие свежеотпечатанные семинары, и начали взбираться на второй этаж.

— Сегодня у нас пройдут выборы старосты, — торжественно заявила Ася.

Я знала, что она метила на этот, так сказать, пост, и едва сдерживалась, чтобы не отметить её пафос.

Например, в моём старом университете выборы состоялись перед парами и включали в себя нелепое голосование руками, законченное фразой "да и всё равно никто, кроме меня, не изъявил желание…". Кстати, староста была настоящей стервой, никогда на вопросы прямо не отвечала.

Конечно, я обрадовалась, что именно моя подруга будет старостой группы, а в том, что её выберут, я не сомневалась.

— Ты же в прошлом году была старостой, и от тебя всё в восторге, — заявила я.

Мы повернули за угол и подошли к одногруппникам. До пары оставалось ещё десять минут, все звёзды факультета пока курили за углами корпусов, а около кабинета стояли девчонки, с которыми мы ладили.

Ладили до этого дня.

Что конкретно изменилось, я не знала, но почувствовала. Мы поздоровались, а они смотрели только на Асю, старательно избегая моего взгляда. И они посмеивались. Другая бы спросила прямо: что, блин, случилось? Но я дала себе обещание не раздувать из мухи слона. Вдруг мне показалось? Может, их реакция с моим приходом не связана? Да и если связана, девчонки смеялись друг над другом, чтобы самоутвердиться.