Французские историки любят рассуждать о том, что Регу сознательно решил помочь аргентинцам, но эти теории выглядят сомнительно. Во-первых, если бы судья хотел помочь хозяевам турнира, то логичнее было бы работать на вылет Аргентины, во-вторых, сам Регу был бразильцем, а те “любили” Аргентину примерно так же, как уругвайские болельщики, в-третьих, последующие перформансы Регу на турнире убедили в том, что парень просто не умел адекватно судить. Так что предвзятости в его ошибке не было, но легче от этого сборной Франции не стало.

Впрочем, на выход из группы галлы претендовать все равно не смогли бы, так как в последнем матче проиграли и сборной Чили – 0:1. И это при том, что Тепо был сказочно хорош и даже отразил пенальти. В итоге сборная Франции набрала 2 очка и закончила групповой турнир на третьей позиции, но зато с положительной разницей мячей – 4:3.

Люсьен Лоран, забивший первый мяч в истории чемпионатов мира, стал единственным игроком той сборной, дожившим до триумфа сборной Франции на ЧМ-1998 (близок к этому был и Селестин Дельмер, но он умер в 1996-м). Во время Второй мировой войны Лоран быстро попал в плен и провел три года в одном из саксонских лагерей. После войны он некоторое время потренировал “Безансон”, но быстро понял, что тренерская работа не для него и открыл пивоварню, которой успешно руководил вплоть до ухода на пенсию.

Где-то в семидесятые до журналистов дошло, что вот этот говорливый дед из пивоварни – это тот самый Лоран, который забивал в Уругвае. С ветераном сделали целую серию интервью, которые неизменно отличались позитивом, искренностью и юмором. А еще более или менее одинаковым содержанием, что делает их в глазах историка особенно ценным источником.

Дубль Андре Машино также стал первым в истории мундиалей, но вокруг Машино такого культа, как вокруг Лорана, во Франции как-то не сложилось. Может быть, из-за того, что больше Андре за сборную не забивал (да и сыграл всего ничего), может, из-за того, что Машино ушел от нас уже в 1963 году. Да и в целом он был куда более закрытым человеком, который явно не стал бы рассказывать веселых историй про девочек и бордели.

Двадцатые в исполнении сборной Франции были полным провалом. В ФФФ это отлично понимали. Понимали там и причины, по которым французский футбол все сильнее отставал от соседей.

Чтобы приблизиться к конкурентам, необходимо было решить несколько глобальных проблем. Главной из них оставалось отсутствие полноценного национального чемпионата. Оно, в свою очередь, было тесно связано с расколом французского футбола на профессионалов и любителей. И те, и другие разыгрывали свои локальные первенства, объединяясь лишь для розыгрыша Кубка страны. О каком-то системном развитии футбола в таких условиях говорить не приходилось.

К концу двадцатых чаша весов наконец-то начала склоняться в сторону профессионализма. Правда, у Франции, как всегда, была своя специфика. Если в подавляющем большинстве европейских стран легализации профессионализма добивались сами игроки, справедливо считавшие, что должны получать вознаграждение за привлечение болельщиков, то в Третьей Республике футболисты относились к возможной смене статуса максимально прохладно. Немногочисленных звезд той эпохи полностью устраивала ситуация, при которой они каждый сезон меняли клубы, переходя от одного амбициозного президента к другому и требуя при этом класть в конверт побольше. Игроки попроще, напротив, не считали, что футбол может стать стабильным источником дохода, ведь зрителей на матчи ходит мало, а президент всегда может охладеть к игре и всех разогнать. Привычная работа казалась им более надежной, поэтому становиться профессионалами они не спешили.

Кому профессионализм был выгоден, так это владельцам клубов. Прогрессивным боссам ситуация на футбольном рынке с каждым годом нравилась все меньше. Они видели, что французские игроки поделились на две неравные части: первую составляли циничные рвачи, услуги которых стоили все дороже и дороже, вторую – игроки без целей и амбиций, для которых футбол был всего лишь неплохим способом развлечься. Боссы уровня Пьера Гишара (“Сент-Этьен”), Жан-Пьера Пежо (“Сошо”) или Анри Жориса (“Олимпик Лилль”) лучше всех понимали, что расти в таких условиях невозможно.

Большинство французских клубов первоначально представляли собой корпоративные команды из не самых больших городов, поэтому при сохранении любительства они чисто демографически не могли прыгнуть выше определенного уровня. Например, Жан-Пьер Пежо мог сколько угодно мечтать о французском “Ювентусе”, но в крохотном Сошо невозможно было найти 11 игроков-любителей соответствующего таланта. Конечно, запрет на оплату труда футболистов можно было легко обойти, что все подряд и делали, устраивая игроков на свои предприятия в качестве различных “ассистентов ассистента по развитию бизнеса”. Но и у такой модели хватало минусов. Например, рядовых сотрудников предприятий смущало, что “ассистентам” платят большие зарплаты и они начинали требовать себе такие же. Кроме того, президентов раздражала сама необходимость прятаться и темнить – к концу тридцатых было совершенно очевидно, что футболистам платят все топ-клубы, так к чему это лицемерное отрицание очевидного? Не проще ли легализовать профессионализм, перевести игроков на контракты с разумными, а не взятыми с потолка окладами и получить возможность приглашать хороших игроков из-за рубежа?

Владелец “Сошо” Жан-Пьер Пежо все эти годы подчеркивал, что профессиональный футбол не баловство и что он может приносить хорошую прибыль. Пежо говорил, что с появлением единой профессиональной лиги у команд появится нормальный стройный календарь, а в соперниках будут сильные и интересные команды со всех концов страны. Это должно привлечь на трибуны десятки тысяч болельщиков, а кто сомневается, пусть посмотрит на профессиональные чемпионаты Италии и Испании, запущенные несколькими годами ранее. Для пущей убедительности в 1931 и 1932 гг. Пежо провел на собственные деньги два Кубка имени себя, наглядно показав колеблющимся, как может выглядеть настоящий чемпионат Франции. В первый год турнир собрал 8 сильнейших команд страны, включая “Сошо”, “Марсель”, “Ред Стар”, “Сет” и “Олимпик Лилль” (победил “Сошо”), на второй – аж 20, а в финале “Мюлуз” при полном аншлаге выиграл у “Стад франсез” (4:2). Турниры получили высокую оценку и подтвердили, что из французского футбола действительно можно сделать продукт высочайшего качества.

Аргументы сторонников профессионализма с каждым годом смотрелись все убедительнее, тогда как любительство всерьез отстаивали только несколько представителей старой кубертеновской гвардии да несколько человек из совсем уж мелких клубов. Кроме того, за любительство традиционно выступали клубы Парижа. Мотивы там были у каждого свои, но в целом представители столицы понимали, что при текущей модели у них есть конкурентное преимущество – во-первых, в Париже элементарно больше людей и там проще собрать приличную любительскую команду, во-вторых, получив одинаковые предложения от клубов из столицы и провинции большинство игроков, разумеется, выбирали Париж.

Консультации по поводу легализации профессионализма начались в ФФФ в 1929 году, еще до сравнительно неудачной поездки сборной в Уругвай. Пока экспертная комиссия изучала экономическую и юридическую стороны вопроса, ведущие спортивные авторы страны – Габриэль Ано и Эммануэль Гамбарделла – развернули полноценную кампанию в поддержку профессионализма в своих газетах. В честь Гамбарделлы позже назовут юношеский Кубок Франции.

17 января 1931 года состоялось итоговое голосование по вопросу легализации профессионализма. Ее сторонники одержали убедительную победу, собрав 128 голосов из 149 возможных. Тут же началась разработка проекта профессионального чемпионата Франции, старт которого был намечен на 1932 год. Было принято решение, что заявки на участие могут подавать команды, отвечающие двум основным условиям: