Нахимов получил копию, прочитал и задумался:

– «События развивались с молниеносной быстротой». Откуда этот кривой штамп? Хотя без разницы).

Алекс, в подвернутых по колено брюках, брел по кромке ледяной тихоокеанской воды. Кроссовки болтались на компьютерной сумке. Ветер сбивал с ног.

– (Идти или не идти мне вместе с ней? Афоня советует в рамках проекта дистанцироваться от мамашки, избежать переноса негатива с нее на меня, чтобы не потерять сразу две работы. Он, конечно, мальчик умный и лучше знает местные нравы аборигенов. И я, конечно, с ним согласен. Мы с Мышью не должны выступать тут семейной парой. Но жалко девочку! Надо бы ее поддержать. Она так искренне старается: работает за идею, «идёт на костёр», сражается, глупышка! А он…) – Алекс махнул рукой и зашагал дальше по направлению к бесплатной пляжной стоянке, где он любил оставлять машину, экономя на покупке университетского парковочного абонемента.

Утро перед важным деловым событием Урбанова, как всегда, провела у зеркала. Причесалась, приоделась, подкрасилась, положила под язык таблетку тазепама и отправилась на Голгофу, то есть в университетский отдел управления персоналом:

– (Ну что ж, этого в Америке я еще не пробовала! Посмотрим, поучимся, развлечемся!) – настраивала она себя.

Около комплекса строений, где ей предстояло найти комнату номер 2134, она растерялась. Здание выглядело, как несколько кубов, асимметрично стоящих друг на друге. В нем оказалось около восьми отдельных входов, никаких указателей относительно номеров внутренних офисов снаружи не было.

Прикидывая, через какую дверь входить, она увидела Лукаса. Тот сосредоточенно шел ей навстречу.

– Здравствуйте, Айона, – сдержанно поприветствовал он ее.

– Доброе утро, Лукас! А где этот офис, в котором мы встречаемся? – тон Алёны предвкушал «приятное» событие.

– По центральной лестнице наверх и направо по коридору. Я вас догоню, – он развернулся и заспешил по направлению к туалету, имевшему почему-то вход с улицы. Позже она сообразила: это потому, что многие приезжали на кампус на велосипедах и могли принять душ перед работой.

– (Волнуется мальчик! Медвежья болезнь, наверное, прохватила).

Она поднялась наверх, после долгих расспросов всё-таки разыскала обиталище Джона Фелминга и расположилась в приемной. Через несколько минут прибежал Лукас, сел рядом и начал нервно теребить в руках свернутые в трубочку бумаги.

– (Надо бы ему красивую папку подарить! А то как-то куце выглядит для начальника), – Урбанова была в своем репертуаре: забота о ближнем прежде всего. – Как часто вы приглашаете сюда сотрудников? – взгляд Алёны излучал доброту и участие.

– Хм, вы первая за мою тридцатилетнюю практику! – ответ обескуражил его самого.

– (Да, действительно он неровно ко мне дышит. Какая честь! Первая! За тридцать лет! Врежусь в память – на века!) – она почувствовала себя избранной, а вовсе не отвергнутой, и ей стало веселее.

Дверь офиса открылась, и средних лет мужчина приятной наружности пригласил их зайти.

Все расселись вокруг длинного стола: Алёна и Лукас напротив друг друга, мистер Фелминг справа, во главе. Он произнес несколько дежурных фраз и предложил Лукасу изложить проблему.

Тот развернул скрученную бумажку и приступил к изложению тихо и вкрадчиво:

– Несколько дней тому назад я получил по электронной почте письмо от профессора Урбановой. Вот оно. Здесь только одна фраза: «Почему вы меня так ненавидите?!» На мой взгляд, это послание выглядит крайне непрофессионально, и я хочу в присутствии третьей стороны объяснить это Айоне. Она член нашей команды, и климат в группе является важной составляющей проекта.

Алёна и Джон молча согласились, продолжая внимать повествованию Британца.

– Я хочу подчеркнуть, что Айона мне не не нравится, – Лукас читал по бумажке.

– (Странный оборот! «Не не нравится». Это что получается? Если убрать «не – не», нравлюсь, что ли?!) – на лице Урбановой появилось удивление.

– И более того. Я помог ей с приемом на работу в университет, предоставил ей офис и высокий уровень зарплаты, – перечислял Благодетель.

– (Рублем попрекает! Офис один на двоих, а зарплата пока в половинном размере), – Алёна взяла в руки карандаш.

– Вы же знаете, какая сложная ситуация на кампусе с офисами? – Лукас обратился к Джону.

Тот утвердительно кивнул.

– Как директор проекта я недоволен поведением профессора Урбановой и ее результатами!

– (Ничего себе! – Алёна хранила молчание, вертя в руках карандаш. – Это за все мои трудовые подвиги?)

– Она постоянно донимала меня телефонными звонками с просьбами о зачислении ее в штат проекта. Я не хотел ее нанимать!

– (Ложь! Сам просил: «Позвоните через неделю, позвоните через другую!) – карандаш завращался быстрее.

– Она не понимает, что такое профессиональные и личностные границы: постоянно звонит мне домой! – начальник пошел в наступление.

– (Только тогда, когда вы просите перезвонить, если я звоню в офис, а вы заняты), – объясняла Урбанова сама себе.

– Хочет участвовать во всем, не дожидаясь приглашения. Сама связывается с другими проектами и обсуждает с ними рабочие моменты! – он изобразил возмущение.

– (А как же, прихожу на помощь, если у кого-то проблемы!)

Тут Алёна заметила, что Лукас всё время держит большой палец левой руки у рта и похлопывает им по губам. В точности так же, как она делала это на их последней встрече: – (Странно, это не его жест!)

– Она неимоверно долго выполняет каждое задание! – Лукас многозначительно поднял брови.

– (Ну хватит, надо обороняться. Это уже слишком), – Алёна открыла большой блокнот и начала записывать свои комментарии, готовясь дать достойный отпор нападающему, а тот всё никак не унимался с претензиями:

– Сотрудники стонут от нее! Она совершенно не умеет общаться в коллективе! – он уронил на пол свою бумажонку и неуклюже полез за ней под стол.

Джон и Алёна переглянулись.

– (Странно, что-то я этого не заметила! Устраиваю им всем дни рождения), – записала Алёна.

Лукас вроде как прочитал ее мысль:

– Правда, она по собственной инициативе организует для всех маленькие праздники, и мы отмечаем дни рождения. Но ее от этом никто не просит! – взвизгнул он.

Тут Джон первый раз вставил слово. До этого он сидел молча и только любовался спокойной и невозмутимой Урбановой:

– А у меня тоже скоро день рождения!

– Когда? – Алёна встрепенулась.

– В январе, восьмого января.

– Нет! – мгновенно возразил Лукас. – Она устраивает дни рождения только для сотрудников нашего проекта! – он был возмущен тем, как восторженно Джон рассматривает Урбанову. – (Похотливая сучка, и этого зацепила!)

– Нет так нет! – Джон и Алёна еще раз переглянулись.

– Она всё время говорит всем, что я гений! – взвинчивал напряжение британец.

– (А что, вы хотите, чтобы я, как остальные, считала вас просто придурком? Вы действительно гений, только не добрый, а злой! Злой гений), – Алёна не возражала вслух, давая ему выговориться.

– Она вмешивается в мои семейные дела! Она поучает моего сына и отправила его в Россию, в Москву, в балетную школу!

– (Солнышко мое, не копай под себя! Я же после таких фраз разнесу тебя в пух и прах. Ты же показываешь, что между нами есть какие-то личные взаимоотношения! А это запрещено университетскими правилами. Еще вспомни прогулку в горах и случай в машине. Ты же даешь мне возможность повернуть всё против тебя и довести до твоего увольнения. Остановись, несчастный!) – молила Алёна взглядом.

И вновь, будто бы услышав ее совет, Лукас замолчал и посмотрел на Джона:

– У меня тут еще две страницы претензий! (И ей уже никогда не отмыться, и никто больше на работу не примет! А я смогу уволить ее в 24 часа за профессиональную непригодность!) – и раздал копии бумаг присутствующим.