– Я обниму тебя на всякий случай.

– При нашей с тобой разнице в габаритах тебе будет неудобно сидеть, – покачал головой Шокер. – Если уж на всякий случай, то лучше я тебя обниму. Иди ко мне!

В его словах был резон. Уж коль скоро мы не первый раз друг друга видим, можно и устроиться поудобнее.

Он усадил меня к себе на колени. Я нажала кнопку готовности к старту. Дверь со щелчком заблокировалась. Я прижалась к Шокеру, он крепко обхватил меня.

Вагончик тронулся. Разгон начался стремительно. Нас вжало в мягкую спинку сидения, а потом я почувствовала, как где-то внутри, под сердцем, напрягается и тут же лопается какой-то комок, и тело охватывает блаженная лёгкость. Мы прошли грань и полетели в канале.

Канал был, прямо скажем, ещё грязнее прежнего. Всего за сутки всё стало ещё хуже. Нас потрясывало, иногда мы словно задевали за какие-то невидимые ошмётки. Несколько раз вагонетка собиралась развернуться боком. Я пыталась направленными импульсами всё это компенсировать.

Шокер иногда немного ёрзал на сидении, и тогда его руки крепче сжимали меня.

– Что с тобой? Успокойся, не нервничай, Шокер. Доедем.

– Я не нервничаю, всё в порядке, – возразил он, но тут же задержал дыхание, потом резко выдохнул.

– Андрюша, что такое? – я погладила обнимающую меня руку. – Тебе больно?

– Нет, не больно.

– Ты очень напрягаешься. Успокойся. Дорога ухабистая, ты уж извини, если трясёт. Я стараюсь.

– Ты ни при чём. Ты молодец, ты очень хорошо ведёшь, чисто, легко. Ты и вправду лучшая.

– Тебе легко, потому что ты очень хорошо подготовлен.

Мы летели через слои. Самую грязную среднюю часть прошли с минимальными потерями скорости.

Чем ближе к поверхности, тем канал становился чище. Полёт выровнялся, и я немного расслабилась, отказалась от лишних манёвров и просто лежала с закрытыми глазами и контролировала полёт и состояние Шокера. Он был в порядке, по крайней мере, перестал ёрзать.

В руках Шокера мне было уютно. Появилось ощущение, будто не я его, а он меня несёт на руках через слои, а я всё та же маленькая беспомощная девочка, но мне больше ничего не страшно, потому что со мной надёжный защитник.

Я открыла глаза. Мало что можно разглядеть при слепой подсветке, но влажные глаза Шокера над собой я увидела. Он разглядывал меня.

– Что?

– Мне показалось, ты уснула. Спишь и улыбаешься, словно тебе что-то хорошее снится.

– Мне что-то хорошее думается. Но спать? Ты что?! Я же работаю!

Он наклонился и поцеловал меня. Губы сильные, властные. И сладкие, чего уж там… Да и поцелуй далеко не братский.

– Дам сейчас, и больно! – возмутилась я. – Не отвлекай меня!

– Не смог удержаться, извини, – усмехнулся он. А, помолчав, спросил задумчиво. – Интересно, кто-нибудь уже занимался сексом в канале?

Пожалуй, вопрос и в самом деле интересный. Но очень несвоевременный.

Он снова наклонился ко мне, я упёрлась рукой ему в грудь:

– Шокер, одно твоё неверное движение – и у нас будут проблемы. Будет немеряно времени на секс в каком-нибудь протухшем слое, где мы завязнем по твоей милости!

– Почему вдруг мы должны завязнуть?

– Потому что от твоих поцелуев у меня мозг клинит.

– Ну уж! – недоверчиво фыркнул он.

– Представь себе. Ещё сильнее, чем от алкоголя. Не перестанешь приставать – могу потерять канал и уронить нас куда-нибудь.

– Это вряд ли. Ты слишком хороший проводник.

– Вот именно! Я хороший проводник, а не девочка из эскорта. У меня перечень услуг ограничен.

– А, вот как… – он чуть выпрямился и отстранился. – Ты значит, так на это смотришь? Ладно. Извини.

– Ой, его светлость обиделись. А что бы ты, интересно, сказал, если бы я на Престгатан в разгар вашей важной летучки, алерт-ноль и всё такое, вдруг вышла бы в столовую в одних трусиках и давай внаклонку полы мыть?

Шокер захлопал глазами. Но с воображением у него было всё в порядке. Сначала он расхохотался, потом задумчиво кивнул:

– Хорошая аналогия.

– Одичал ты там совсем на своей базе, – буркнула я.

И он тут же снова наклонился ко мне с поцелуем.

Я вообще-то на аутотренинге собаку съела. И не одну даже. Я знаю, о чём мне надо думать и что представлять, когда больно, когда страшно, когда противно, когда тоскливо и кажется, что никакого выхода больше нет. И все эти состояния я могу так или иначе нейтрализовать и не сойти с ума. Конечно, выдать чёрное за белое не получится, но убедить себя, что чёрное ко мне не прилипло, оно случилось, но прошло и закончилось, это я могу. Иначе не протянула бы я все эти годы гатрийского контракта. Не научилась бы уживаться с Йаном и быть ему благодарной. Не смогла бы принимать людей такими, какие они есть.

Но я так и не научилась, как быть и что представлять, когда невыносимо хорошо. И как оттолкнуть от себя это хорошее, как его из себя выдрать. Как отказаться и прекратить. Вдруг оказалось, что я этого не умею.

То, как Шокер меня целовал, совсем меня выключило. Пойди он дальше, я бы уже не возразила. Я только жалела, что поздновато мы спохватились. Надо было в самом начале, после первой грани, тогда у нас было бы ну хоть какое-то время друг на друга, а теперь его не было совсем. Я тянулась к нему, пытаясь хоть что-то урвать, что-то ещё забрать с собой… Пока он здесь, со мной, такой близкий и самый-самый…

Грань поверхности встретила нас, как бетонная стена. Вагонетка врезалась в грань, нас тряхнуло, стальные стены заскрежетали, за окнами фейерверком посыпались искры. Меня выбросило из рук Шокера, я улетела в переднюю стенку вагона, но, слава Богу, не в стекло, и свалилась на пол.

Он поспешно отстегнул ремень и кинулся ко мне.

– Извини, Шокер… Я нас всё-таки не удержала… – я с ужасом представила, как вагон сейчас начнёт разваливаться, и нам конец. – Извини… вот видишь, и никакая я не лучшая…

Он быстро ощупал меня.

– Ты ничего себе не сломала, кроха?

– Да какая теперь разница… Нет, вроде… Ты прости меня, никудышный из меня проводник…

Я всё ещё ждала катастрофы.

Он погладил меня по щекам дрожащими пальцами, потом крепко прижал к себе.

– Ты самый лучший проводник, девочка, – уверенно и спокойно сказал он. -Успокойся, кроха, всё хорошо. Ты справилась. Со мной справилась, с собой, с каналом… Всё в порядке, мы же едем. Не чувствуешь? Мы едем по рельсам. Мы скоро будем на месте, всё хорошо. Ты – замечательный проводник. Это я – невменяемый идиот.

Действительно, я услышала прямо под нами, под днищем вагонетки, мерный стук колёс на стыках рельсов. Лобовое столкновение с гранью, к счастью, не остановило полёт. Нас всё-таки вынесло на поверхность, и уж каким чудом вагон приземлился вдоль рельсов, а не поперёк, оставалось только гадать. Мы и правда ехали, очень быстро, но, как и полагалось, постепенно теряя скорость.

– Я никогда больше тебя не повезу, Шокер. Никогда больше… – меня била сильная дрожь, даже Шокеру не под силу было с ней справиться. Я сидела, вцепившись одной рукой в его рукав, а другой в полу его куртки. Он растерянно поглаживал меня по спине.

– Что же я наделал… – в отчаянии проговорил он. – Ты же моё чудо, девочка. Успокойся, всё в порядке.

– Я чуть не убила тебя, – сказала я, отстранившись. – Боялась, как бы не завязнуть. Вместо этого разогналась… Дура… За десять лет не научиться! До такой степени себя не знать!..

Я в отчаянии вырвалась из его рук, закрыла лицо руками. Как же было стыдно! Поцеловал красивый парень – и всё пошло вразнос. Да куда это годится?!

Он не стал снова меня обнимать, просто придвинулся вплотную и осторожно взял за руку. Я выдернула её и замахнулась на него локтем.

– Куда идём мы с Пятачком? Большой-большой секрет…

Я с рёвом обхватила его согнутые колени и ткнулась в них лбом. Он тихо напевал мне песенку, перебирая мои спутанные волосы. Слёзы кончились очень быстро, видимо, с ними вышел последний страх.

– Хороши, да? – шмыгнула я носом. – Оба молодцы.