– Теперь будем знать, – виновато ответил он.

– Что знать? Что нельзя совмещать работу с сексом? Я это и раньше знала, я командора Йана с собой на задания не брала. А вот тебя Лали разбаловала, подавая тебе к завтраку.

Он усмехнулся и покачал головой:

– Грубовато, но справедливо.

– Теперь слушай меня, Шокер! Это мне хороший урок. А ты запомни: я никогда не капризничаю и не кокетничаю. Если я сказала «нет», то это не «да» и не «может быть», это – «нет», потому что у меня на это есть причина. И не дай Бог тебе после этого «нет» меня хоть пальцем тронуть.

– Договорились, – кивнул он.

Вагонетка стала ощутимо притормаживать, теряла скорость на специально устроенном подъёме, потом снова выскочила на горизонтальный участок пути, и впереди замаячил тусклый свет в конце тоннеля.

– Приехали, Шокер.

Вагонетка остановилась, не доехав до конца тоннеля несколько десятков метров.

– Могло быть и хуже, – вздохнула я. – Нам просто повезло. Ладно, пойдём пешком.

Мы с трудом разблокировали погнутую дверь вагончика. Электроника электроникой, а вот с механическими повреждениями справиться смог только Шокер ударом ноги. Потом он спрыгнул вниз и снял меня.

– Местная команда не будет рада, что им ещё вагон разбитый из тоннеля вынимать, – сказал Шокер. – У меня на базе ребята сильно нервничают в таких случаях.

– Незаметно, чтобы здесь кто-то нервничал. У них на пульте должно быть видно, что вагон застрял на подходе, – возразила я. – А ни одна собака даже голову в тоннель не сунула, хоть бы поинтересовались для приличия, живы мы или нет.

Мы пошли по рельсам вперёд на тусклый свет впереди. Наконец на фоне светового пятна замаячил силуэт.

– Кирюша!

– Мы здесь, Марат!

– Что случилось? – обеспокоенно уточнил Марек, вытащив меня на платформу.

Шокер выбрался сам.

– Вагон повреждён. Ходовая в порядке, но корпус сильно помят. Извини, Марек, я маху дала, не справилась…

– Ты просто устала очень… – возразил Марат.

– Да, и канал грязнущий! – подхватил Шокер.

– Заткнитесь оба! Когда я виновата, я это признаю! – я растолкала их в разные стороны, прошла к стене и села на ящик с инструментом.

– Что это с ней? – встревожился Марек.

– Что, что… Да загнал ты её совсем за эти дни, – проворчал Шокер. – А я добавил, отвлёк, вот об грань и стукнулись… Вагон-то есть у тебя запасной?

– У меня всё есть, – буркнул Марек. – Кроме времени и людей.

– Марек, ты когда сможешь меня назад отправить? – окликнула я его.

– Сейчас вагон вытащим, целый подгоним, и можешь ехать. И домой, отдыхать… Я сейчас пойду распоряжусь, подождите меня.

Марек исчез за какой-то боковой дверью.

Шокер подошёл и сел рядом со мной на ящик.

Через минуту из туннеля раздались характерные звуки перевода стрелки. Похоже, что с какого-то бокового пути подошла маневровая вагонетка и утащила наш вагон в смежное помещение депо.

– Кроха, ты не сердись на меня, пожалуйста. Иногда такие глупости делаю, просто диву даюсь.

– Я не сержусь, Шокер. Не умею я сердиться. Было – прошло. Да и глупости тебе сейчас простительны, это от счастья.

Он усмехнулся:

– Глупости они всегда глупости, и должны быть наказуемы.

Немного помолчав, он вдруг попросил:

– Кира, ты больше не бегай от меня, пожалуйста. Это неправда, что так легче. Не получается легче.

– Андрей, я не бегаю. Я просто отошла в сторону, чтобы вокруг тебя всё было спокойно. У тебя есть Лали…

– Да нет у меня её! – перебил меня Шокер, – Я скажу тебе, как оно есть. Я не люблю Лали. Ты была права, это обычная история: аристократ, крепкий стол и красивая девочка. Так бывает сплошь и рядом, и я ничем не лучше прочих. Надеюсь, что я не конченный негодяй, и я за многое благодарен Лали, но я её никогда не любил. Она это прекрасно знает и простить это мне не может. А я ничего с собой сделать не могу.

– Ну, раз никто из вас ничего сделать не может, значит, всё останется, как есть. Я ведь тоже ничем вам обоим помочь не смогу.

– А я тебе скажу, как будет, – продолжил Шокер. – Я не отпущу от себя сына. Наверное, я обрасту ползунками и подгузниками, и это будет здорово мне мешать, но ребёнок останется со мной. Ему нужна мать, значит, она будет с ним. Я стану заботиться о ней так хорошо, как только смогу. Но я не собираюсь делать вид, что у нас с ней семья.

– Шокер, какая мне-то разница, как это у тебя будет называться? Семья, не семья… «Что есть… что будет». Ещё бы сказал, чем сердце успокоится. Гадальщик!..

– Ты где тут ночевала в эти дни? – спросил он вдруг с любопытством.

– А там в каморке, – я мотнула головой. – Вон дверь в проходе.

– Может, пойдёшь, отдохнёшь?

– Там окон нет. У меня клаустрофобия. Я и не спала там совсем, лежала и боялась.

Шокер грустно улыбнулся:

– Я с тобой пойду. Убаюкаю и страшно не будет.

– На чёрта ты мне там нужен?.. – фыркнула я и поймала его обнимающий взгляд.

– Я просто хочу быть с тобой. Пойдём, – тихо проговорил он. – Пожалуйста.

– Нет, Андрей. Не пойдём.

– Почему?

– Мне уже есть, что вспомнить.

Он снова повернулся ко мне, посмотрел с укором:

– А мне? Мне-то что делать?

– Что хочешь.

– Я не хочу вспоминать, я жить хочу!

– Живи! Я тебе что, мешаю? Ты приехал с Нарратором посовещаться. Вот и совещайся. А потом живи, сколько влезет! У тебя и без меня всё замечательно. Я же сказала тебе: будет плохо – зови. Тебе что, плохо?

Шокер тяжело вздохнул, угрюмо глядя под ноги.

– Понял я всё, – сказал он холодно. – Плевать тебе на меня. Тебе только твои детские фантазии интересны. А таким, какой я на самом деле, я тебе действительно не нужен.

– Это неправда.

– Правда. Я грубый, упрямый, нудный, и долг свой понимаю не так, как тебя устроило бы. И с женщиной хочу быть, потому что хочу её, а не для того, чтобы потом вспоминать. Ты же нарисовала себе картинку и так и сидишь перед ней, вся в соплях. А я туда не вписываюсь, в твою картинку…

– Всё, Шокер! Хватит с меня! – я вскочила на ноги. – Хватит…

Он замолчал, отвернувшись.

Из туннеля выехала другая вагонетка, такая же древняя, разве что чуть-чуть меньше поцарапанная. Марат снова появился на платформе, выйдя из той двери, в которую уходил.

– Кирюш, может, отдохнёшь до утра, и вместе вернётесь? – Марек кивнул на Шокера.

– Что, у тебя совсем-совсем некому будет его провести? – закричала я. – Вот прямо совсем? Во всём Йери нет ни одного завалящего проводника, которому можно довериться?

Марат тревожно посмотрел на меня, оглянулся на Шокера, словно ища у него поддержки. Шокер молчал, сидя на ящике.

– Слушай, Марек… Давай, я тебе денег дам? На проводника. Заплатишь ему хорошенько, чтобы провёл и вопросов не задавал. Сколько нужно?

– Систер, ты спятила что ли?! Ну, не можешь, так не можешь. Найду я способ Шокера на место вернуть. А ты возвращайся, отдыхай, – Марек осторожно обнял меня. – Ну, не буду я больше тебя беспокоить, дурака свалял. Ну, прости…

– Иди к чёрту, бро! – вырвалась я. – Идите вы все к чёрту!

Я рванулась к вагончику.

– Да постой ты, успокойся! – Марат схватил меня за руку. – Успокойся, Кирюша. Нельзя в таком состоянии лететь.

– Можно. Я же порожняком. Себя донесу.

– Я утром полечу на изнанку, по официальному каналу. У департамента операция намечена, мне надо быть на виду. Я свяжусь с тобой завтра, встретимся, надо серьёзно поговорить…

– Хорошо, звони.

Я устроилась на обшарпанном сидении. Марат захлопнул дверь.

Шокер сидел на прежнем месте, низко свесив голову. На меня он даже не взглянул.

Что ж, он прав. В мою детскую картинку он никак не вписывался. Что же я могу поделать, если до сих пор вспоминаю, как мы сидим среди валунов, как боль в ноге дёргает и пульсирует, доходя до самого сердца, а молодой Шокер травит сальные анекдоты один за другим, не давая мне опомнится, и каждый анекдот совершенно мне незнаком, и я смущаюсь и хохочу до слёз, не понимая точно, отчего же эти слёзы, и забываю о боли, и любуюсь лучистыми серыми глазами и доброй улыбкой. Ну, и чем плоха картинка? Тем более, не рисовала я её. Просто помню. Моя картинка, хочу и сижу перед ней, и нечего соваться…