Шокер стремительно стучал по клавишам, почти не глядя на клавиатуру, посылал одно письмо за другим. Наконец, повернулся ко мне:
– Сейчас, придёт два подтверждения, и пойдём. Мне ребята сказали, что ты несколько дней подряд туда-сюда мотаешься. Тебя Нарратор не хочет поставить на постоянное довольствие?
– Шуточки у тебя! – фыркнула я. – Ты лучше расскажи, как у вас дела!
Шокер хотел сделать степенное лицо, но широко по-мальчишески улыбнулся:
– Хорошо дела! Пятьдесят шесть сантиметров, два кило девятьсот!
– Рослый какой! И худенький…
– Ничего, – бодро отозвался Шокер. – Откормим. Главное, врачи не нашли никаких отклонений. Нормальный здоровый мальчишка.
– Как всё прошло?
Шокер стал серьёзным, зажмурился и помотал головой:
– Ой, Кира, тут можно я без комментариев? Тяжело прошло. Честно говоря, думал уже, помрём мы с ней оба, причём я первым… Для меня это уже третий раз, но, чтобы так тяжело… Лали очень слаба, много осложнений, она ещё в госпитале пробудет, пока не восстановится. Нам предложили малыша или домой забрать, или там оставить вместе с матерью, но, чтобы кто-то неотлучно был рядом. Поэтому я сюда приехал один, а Скай и Валея остались там. Скай за Лали присмотрит, а Валя за малышом.
– А справятся?
Шокер хотел ответить, но у него звякнул телефон. Он вынул трубку, глянул, и лицо его стало растерянно-умильным.
– На, посмотри! Ну как же не справятся?
Он сунул мне телефон.
На снимке Скай держал на весу крошечного человечка в подгузнике и синей вязаной шапочке. Огромных ладоней Ская хватало для того, чтобы держать младенца под мышки и придерживать ему головку. Скай улыбался ребёнку, а счастливая Валея обнимала Ская одной рукой, а другую подставила под маленькие ножки, и малыш будто бы стоял у неё на ладони.
– В самых надёжных руках дяди и старшей сестры, – растроганно сказал Шокер.
Ребёнок был настолько маленький, какой-то сморщенный и краснокожий, что там ещё вообще ничего нельзя было разглядеть, на кого он там похож, да и похож ли вообще на человека… Ни дать, ни взять – неведома зверушка.
И как же в эту минуту во мне всё взбрыкнуло. Вот просто взорвалось.
Как же я позавидовала Лали! Дико, люто и по-чёрному. Стыдно было самой себя, но ничего с этим поделать я не могла. Мне и раньше случалось завидовать, то одному, то другому. И всегда это звучало примерно так: «Ну надо же, как повезло! И мне бы так, и я так тоже хочу!» Сейчас всё звучало иначе. Сейчас это было именно люто и по-чёрному. «Почему это досталось ей, а не мне?! С какой стати ей, когда это должно было быть моим? Почему же она при всех своих болячках и хворях не умерла, и теперь опять всё будет крутиться вокруг неё?!»
– Прикольно… – протянула я, разглядывая снимок из госпиталя. – Какой малюсенький… Как назвали?
– Тимофеем. Лали так захотела.
Я вернула телефон.
– А почему не Йаном?
Шокер внимательно посмотрел на меня:
– Потому, Кира, что у нас так не принято. Называть ребёнка в честь родственника, который умер преждевременно – плохая примета. Я любил брата, но называть сына его именем не стану… Что с тобой? Чем я тебя обидел?
Я взяла себя в руки.
– Нет, Шокер, ты меня не обидел. Ты меня расстроил.
– Да чем же?!
– Я не знала об этой примете. И пятилетний Марек тоже не знал. Он дал мне имя покойной мамы.
Шокер кашлянул, сдвинул брови домиком.
– Ну, Кира, ты же взрослый человек… Ты же знаешь, что любая примета работает, только когда в неё веришь. Я не замечал, чтобы ты была суеверна.
– Зато ты, как ни странно, очень суеверный. И зря я тебе про свою мать сказала. Иногда достаточно, чтобы в приметы верил только один.
– Ну вот, здравствуйте! – насупился Шокер. – Ты что из меня мракобеса делаешь? Одно дело верить во что-то или не верить, а другое – просто не обострять, чтобы родня мозг не выносила. А насчёт своего имени не бери в голову даже. Твой маленький брат был чистая душа, такой не может сглазить по определению. Всё у тебя будет хорошо.
Отчаянно затрещал мой телефон. Я поспешила его вытащить, телефон выскользнул у меня из рук, упал на пол, крышка отскочила, и батарейка вывалилась. Звонок, само собой, замолчал.
– Зашибись, как у меня всё хорошо, – подтвердила я и стала собирать телефон обратно. К счастью, он заработал. Я проверила журнал. О, Боже! Миша двадцать три раза пытался дозвониться, когда я была вне доступа. И последний звонок тоже был от него.
Я бросилась перезванивать.
– Кира, это не смешно, – печально ответил Миша. – Вот совсем не смешно. Ни за что не поверю, что ты катаешься в своём поезде по кругу в каких-то сучьих выселках, где вообще нет никакой связи, и за пять суток ни разу не побывала на станции, где связь всё-таки есть…
– Мишенька, ну прости меня! Связь иногда есть, я просто телефон в руки не беру, не до того…
– Чёрт… У меня и прав-то нет возмущаться. Но как же было бы приятно, если бы ты вспомнила, что я волнуюсь. Но ты не вспомнила.
– Миш, ну я правда работала!
– В другом измерении, не иначе…
– Миша… Я тебе всё объясню, когда вернусь. Обещаю. Хорошо?
– Хорошо. А когда ты вернёшься?
– Или завтра к вечеру, или послезавтра точно.
– Что значит «или»? У твоего поезда нет расписания?
– Мишенька, это такой особый поезд. У него плавающее расписание. Я тебе всё объясню!
– Хорошо. Договорились. А то чувствую себя как-то… Пропала и не дозвониться. Ты себя поставь на моё место. И брат твой хорош. Тоже недоступен.
– Марат дал тебе свой номер?!
– Дать-то он его дал, но, как выяснилось, с таким же успехом мог бы и не давать, потому что он у него постоянно отключён. Сразу видно, вы с ним родня.
– Миш, Марек очень редко включает телефон. Но иногда его можно отловить… Ладно, Мишенька, мне пора. Я тебе перезвоню, когда связь снова появится. И всё расскажу, как обещала!
Он ещё что-то проговорил, но я уже скинула разговор, отключилась совсем и убрала телефон.
Шокер смотрел на меня строго-престрого, и нетерпеливые складки на лбу говорили о том, что ему очень хочется на меня рявкнуть.
– Шокер, не надо меня есть глазами! Я в своей жизни сама разберусь! Ты к ней никакого отношения не имеешь!
Он промолчал, оглянулся на экран ноутбука.
– Всё, подтверждения пришли. Можем ехать!
Мы спустились вниз, к вагонетке. Лис всё ещё лазал внутри и снаружи, что-то проверяя.
– Елисей, да брось ты ползать, – сказала я ему, подойдя. – От твоих усилий эта рухлядь не помолодеет.
– Да крепкая ещё железяка, – задумчиво возразил он. – Помолодеть не помолодеет, но я хоть буду уверен, что дверь нормально держится… Путь свободен, можно стартовать, если вы готовы.
– Мы готовы? – я оглянулась на Шокера. Тот молча кивнул. – Залезай, Шокер!
Он вошёл внутрь, я повернулась к Лису.
– Ты говорил со Скаем?
– Если это можно считать разговором.
– Значит, накостылять не получилось?
Лис пожал плечами:
– Почему? Как раз получилось. Только бесполезно всё. Это как раз тот вариант, когда пристрелить было бы проще, а главное – эффективнее.
– Ну что ж, мы с тобой хотя бы попытались, – вздохнула я. – Всё, мы поехали.
Я зашла в вагонетку.
– Будешь готова – дашь сигнал, – приказал Лис и захлопнул дверцу.
Шокер уже развалился на диванчике.
– Старьё какое… – поморщился он, оглядываясь. – Наверное, была списана задолго до моего рождения.
– Хоть ремни есть, и то спасибо, – вздохнула я. – Пристегнись.
– Да я как-то привык и без них обходиться, – проворчал Шокер.
– Ты командуешь снаружи, а тут я командую. А ну, пристегнулся, быстро!
Недовольно поглядывая на меня, Шокер вытащил ремень из гнезда, опоясал себя и воткнул язычок замка в паз.
– Инструктировать не надо? Как и когда расслабляться не забыл?
– Не забыл.
– Тогда приготовься, сейчас стартуем.
Я села рядом с ним. Крупный живой груз с минимальным индексом собственного поля… Полагается сохранять близкий физический контакт на протяжении всего пути.