Антон сделал все, что мог, но этого оказалось мало. И это «мало» было слишком далеким от того, чего он желал добиться, когда затеял всю эту чехарду с покинутыми на произвол судьбы останками. Согласно изначальному плану Вика должна была остаться с ним. Нет, не в реальности, тут он не лгал подопытному. Медицина не способна наделить виртуальное сознание телом. Пока еще не способна. Или по-прежнему. Но команда, в которую попал Антон благодаря своему таланту, работала над Средой совершенно нового уровня. Проект воистину был грандиозен. Жаль, только, что юношу не подпускали к серьезным задачам, вернее не давали доводить их решение до конца. Уж тогда бы он приложил максимум усилий и перенес Вику в этот новый, не имеющий аналогов, цифровой мир. Но и без полного доступа к серверам новорожденной Среды, все еще могло сложиться удачно. Олухи с учеными степенями ни разу не обратили своего внимания на крохотные, на первый взгляд совершенно бесполезные, цепочки символов, которые с его подачи вплетались в основной код. Интегрировались, становились неотъемлемой частью целого. Но он не успел. Угроза уничтожения бесперспективного, по мнению руководства, образца разрушила все его планы. Аппарат управления корпорации не разочаровал юношу и, по-прежнему, оставался слеп в своей категоричной оценке. Совершенно несправедливой по отношению к подопытному. Антон, напротив, был убежден, что потенциал, попавшего в разработку органа, трудно переоценить. Благодаря ему Вика перестала быть просто набором символов, она обрела сознание. Первое истинное виртуальное сознание. Но процесс не завершён и совершенно не ясно, чем обернётся разрыв этой связи.

Рассказать о своем прорыве молодой человек не мог. Мозг бедняги, таким образом, удалось бы сохранить, но отдать, как и связанную с ним цифровой пуповиной Вику. Да эти бездари обращались бы к нему за советами и консультациями, но уже никогда не подпустили бы к компилятору для работы над виртуальным ангелом. Разве что, под неусыпным надзором представителей корпорации, опутанного массой следящих устройств, которые обнаружат и зафиксируют каждую команду, любую использованную им клавишу…

Нет, это не выход. Ни Вика, ни сознание, продолжавшее ее «вынашивать», не должны были попасть в загребущие лапы корпорации. Единственное место, куда он еще мог их спрятать, это серверы древней Среды. Отстойник, покинувший людскую память, как и боги, подарившие ей название – «Забытые боги». Виртуальный мир, в который уходили те, кто не мог себе позволить доступ к новинкам. Кто насытился кровью и приключениями. Кто готов был просто жить в Вирте. Изгои и так называемые «нищеброды». Те, чьи души желали отринуть суету и те, кто не способен был оплатить свои желания.

Проблему оцифровки реанимированного сознания самообучающаяся программа решила сама. Каким именно образом, Антону еще предстояло выяснить. Вполне вероятно, что это лишь побочный эффект, того процесса, с помощью которого сознание сформировало личность самой программы. Симбиоз. Природа всегда берет свое. И неважно насколько ошибался Дарвин, формулируя свою теорию эволюции. Сама эволюция не ошибается никогда. Оставалось лишь укрыть симбионтов подальше от алчных глаз корпоративных чиновников. И продолжить исследования.

Антон подготовил своего рода виртуальный карман на сервере Среды. Запустил перенос. Система подтвердила благополучное внедрение. Но, в оборудованном им убежище, вереница символов, определяющая программный код виртуального ангела, так и не появилась. Ни она, ни связанное с ней сознание мужчины. Согласно показаниям приборов мозг подопытного был все еще жив, но на запросы оператора не отзывался. Впрочем, и не должен был. Успешное перемещение по умолчанию форматировало предыдущий носитель. Превентивная борьба с вероятным раздвоением личности. В связи с чем, бесполезно ожидать от органического «жесткого диска» какой-либо реакции на запросы, ввиду отсутствия базовой системы ввода – вывода.

Обе цифровые сущности определенно покинули пространство экспериментального сервера, где он создал им когда-то гнездышко. Где возрождал одного и растил другую. «Передача данных завершена», – отчиталась несколькими часами ранее машина и высветила заставку Среды.

Антон сам работал над этим обновлением для славянского сектора. Все-таки корпорация не забрасывала устаревший проект окончательно и выгодно для себя определила фронт работ юному дарованию: и при деле, и от новейших разработок подальше. Но, причём тут эта одноглазая рожа испещренная шрамами? Когда юноша лично интегрировал в код заставки изображение Перуна, которое ему смастерили графические дизайнеры, якобы с соблюдением всех канонов древнеславянской мифологии. И кто это вообще такой? Один?

Насмехаясь над недоумением программиста, одинокий глаз яростно сверкал из-под надвинутого на лоб чёрного капюшона.

– Хой, – рявкнули дружно две дюжины глоток.

Качнулось пламя свечей, разбрызгивая тени по сторонам. Столешница, отполированная рукавами многочисленных посетителей до зеркального блеска, навевала мысли о времени. Это оно крошило в песок каменную кладку стен, подтачивало термитами балки потолочных перекрытий, чернило некогда светлую древесину мебели. Время беспощадно ко всему и ко всем.

Мой проводник тоже орал «хой» вместе с остальными и гремел дном периодически пустеющей кружки. Жадно вгрызался в кусок жареного мяса. И пел, и пил, и снова пел…

Мне было немного неуютно. Нет, никто не бросал в мою сторону любопытные взгляды, не требовал рассказать свою историю. Казалось, людям, утоляющим голод под крышей этого заведения, нет до меня совершенно никакого дела.

Со мной здоровались, когда здоровались с Прохором. Мне кивали и подмигивали, пока он рассказывал, где пропадал последние несколько дней. И как повстречался со мной. Через меня передавали блюда и кувшины с пивом, нисколько не заботясь о том, понимаю ли я, что с ними делать далее. Я был фрагментом этой орущей и жующей многорукой химеры. И, в то же время, был вне неё.

Положа руку на сердце, приходилось признать, что я всегда был частью чего-то большего. Совсем недавно элементом безграничного мрака, до этого компонентом виртуального кармана на внутреннем сервере, ещё раньше фрагментом чьей-то жизни…

Прохор протянул через стол кружку.

– Плесни из фляги на донышко, – толи попросил, толи потребовал.

Я прекратил попытки разобраться в суровых интонациях его голоса еще в лесу. Служанка принесла очередное блюдо: куски жареного мяса, украшенные листьями салата и крупно нарезанными овощами. Один из стражей не удержался и шлепнул лопатообразной ладонью чуть ниже поясницы девушки.

– Ты, красотка, не зевала: в молоко сперва ныряла, там, в котел с водой вареной, а оттудова в студеный. А затем, небось, молилась и спокойно спать ложилась?

От поэтического подката в стиле Петра Павловича Ершова опешил не один только я. Руки Прохора и подавальщицы столкнулись над столом. Здоровяк неуклюже дернулся, разбрызгивая налитую мной жидкость. Несколько капель попали на кожу девушки. Она отпрянула, словно не алкоголь, а раскаленное на сковороде масло обожгло не прикрытое рукавом предплечье.

До этого момента, казалось, хмель не способен справиться с организмом моего спутника. Но вот он смотрит слегка мутным и рассеянным взглядом, кривая улыбка обнажает желтые зубы.

– Прости красавица, совсем старый стал.

Меня озадачили очередным кувшином, и я отвлекся, в поисках подходящего для него места. В голове уже основательно шумели теряющие трезвость мысли. На другом конце стола затянули очень знакомый по ощущениям мотив. Память настойчиво молчала, не раскрывая деталей впечатления, но я уже ничему не удивлялся. Мне хорошо и радостно, сейчас я буду петь вместе со всеми. Пусть даже мне придется тянуть безликое «ла-ла-ла» вместо сгинувшего в беспамятстве текста.

Тяжелая рука легла на плечо.