— Шон… — Я сама нашла его пальцы и сжала. — Не надо опять начинать про Кару, пожалуйста.

Шон кивнул, вырвал руки и выпил за один глоток половину бокала.

— Потом Деклан вытащил меня в Корк, решив, что только учеба вновь сделает из меня человека. Я включился в сбор фольклора, поехал к старику, который научил меня играть на волынке, но больше не получал удовольствия ни от игры, ни от историй, ни от лекций, которые меня заставляли читать. Я делал все на автомате. И вечерами на автомате же улыбался Моне, которая не отпустила меня из своего дома даже в учительское общежитие. В выходные я колупался в ржавых трубах, и, когда дом начал оживать прямо на глазах, я тоже ожил и уже не так ненавидел тупых студентов. Но от проклятья фейри легко не отделаешься. Заболела мама. Очень тяжело. Я решил, что это моя обязанность ухаживать за ней теперь. У сестер мужья и дети, а у меня только дурацкий университет. Я доучил семестр и уехал. Только мать не выздоровела, и после похорон я запил. Настолько сильно, что отец позвонил Терри, мужу Йоны. Тот пытался привести меня в чувства, но я был совсем невменяемым. Тогда они забрали отца в Дублин, где он и умер через год. Меня же взяла на себя Мойра и до сих пор обо мне заботится, как добрая бабушка или строгая фейри, но ничего не требует, просто любит. И я просто люблю ее. И еще Джеймс Джойс, хотя не знаю, как она осталась со мной жива.

— Почему ты не вернулся в университет? — задала я вопрос, с которого все началось.

— Потому что я не люблю преподавать, сколько раз повторять? — почти выкрикнул Шон. — И потому что считаю членов Европейской комиссии идиотами. Потому что не хочу учить бесполезному. И потому что только Мойре и Джеймс Джойс плевать, какого цвета моя футболка к вечеру.

Но в новой ты, Шон Мур, выглядишь куда эффектнее, но говорить об этом не стоит. Не сейчас во всяком случае.

— Ты научил играть племянников, — попыталась я хоть немного поднять ему настроение, но не получилось. Он смотрел поверх моей головы на бар, и я поняла, что его нужно срочно уводить отсюда.

— Я уже сказал, для чего это сделал. Не заставляй меня идти по кругу! Я лучше научу их менять на дверях замки, потому что их отец способен лишь лампочку вкрутить, и то со второго раза.

Шон не дождался моего приглашения. Сам встал и пошел к выходу. Ему явно хотелось остудить голову. Только дождь успел закончиться, а разуваться и прыгать по лужам было бы совсем по-американски, а ирландский профессор позволяет себе подобное только в деревне.

— Почему рынок называется английским? — спросила я, входя под сень трехполосного ирландского флага.

— Потому что когда его открыли, здесь разрешалось торговать только англичанам. Как, впрочем, и покупать. У ирландцев не было таких денег. Сейчас название не трогают, потому что, раз, привыкли, а, два, — Шон сощурился, — рынок, где торгуют теперь одни ирландцы, просто обязан называться английским, согласна?

Ангар в два этажа: наверху у перил виднелись столики, а внизу все было заставлено прилавками. Народу немного — без очередей можно обойтись. И славно, а то я не в силах выдержать столько запахов за раз.

— Хочешь мороженого? — Шон потянул меня к первому же прилавку. — Обедаем или скорее ужинаем уже дома, чтобы не обижать мою сестренку.

Я взяла соленую карамель — наше крем-брюле, только менее сладкое, но с вафельной трубочки сахар так и сыпался, и Шон не преминул стряхнуть с моих губ крошки. Хорошо только пальцем.

— Купим торт?

Я кивнула с набитым ртом. Пусть покупает, что хочет— я не буду сравнивать свои вкусы с вкусами Моны. Я всеядна. Особенно после прогулки на таком шибко свежем воздухе. Я съем все, даже под испепеляющим взглядом Кейтлин.

— Tonight we offer up this Holy Rosary for the repose of the soul of our dear Ma and dear Da. (Сегодня мы молимся за упокоение душ наших любимых мамы и папы)

Я склонила голову вместе со всеми, хотя слова последовавшей молитвы для меня остались пустым набором слов. Я чувствовала себя лишней за этим столом все эти дни и в этот момент в особенности. Наконец Шон произнес «Аминь», и тишину прорвал стук вилок. Мона, похоже, продержала детей весь день голодными. Я пыталась им не подражать, хотя аппетит у меня разыгрался зверский от прогулки и звонка Лиззи. Он застал меня врасплох, когда я рассматривала разложенные на кровати рисунки Кейтлин. Рыжая фейри целый день сортировала свои работы, ища чем бы меня поразить, и поразила в лучшем смысле этого слова. Я находила огрехи и мягкие слова, чтобы их описать и дать совет по исправлению. Пару карандашных рисунков мы тут же доработали. На звонок я ответила, держа в руках карандаш, и нечаянно проткнула грифелем лист, когда услышала вопрос: где ты?

Лиззи вернулась. Вот так просто — без звонка. А чего звонить — я должна была быть дома. Ждать ее и надеяться, что вот-вот откроется дверь и войдет она. Так я и думала провести всю неделю, пока не случилось то, что случилось. Или Лиззи не желала отвлекать меня от мольберта лишними приготовлениями, потому как знала, что я проведу весь день на кухне, когда ей достаточно съесть один салат. Или решила сделать сюрприз, но вышло наоборот — удивила я, произнеся не своим голосом:

— Я в Корке, — и, испугавшись молчания, тут же добавила: — Но завтра приеду.

Я отбросила карандаш и вскочила с кровати. Кейтлин не спускала с меня взгляда, а я не могла взять себя в руки и скрутила жгутом низ футболки, плотнее прижимая телефон к уху, чтобы Кейтлин не услышала чего лишнего. Но Лиззи была достаточно скупа на слова:

— Я думала, ты вышла прогуляться. А так… Ладно, главное, что с тобой все хорошо.

— Я приеду завтра, — перебила я жестко и получила такой же твердый ответ:

— Нет никакой спешки. Развлекайся. Мне есть, чем себя занять. Когда приедешь, тогда и приедешь.

— О’кей, — сказала я уже в пустую трубку и рухнула на стул, так и не отпустив футболки.

Кейтлин не проронила ни слова, а я могла бы уже досчитать до тысячи. Но не считала — в голове стояли слова Лиззи «Я думала, ты вышла прогуляться…» Конечно, ей и в голову не могло прийти, что я укачу в Корк с мистером Муром. Нельзя допустить, чтобы Лиззи подумала то, чего на самом деле нет. Говорить по телефону она не станет, а каждый день промедления только утвердит ее во мнении, что я действительно наслаждаюсь обществом деревенского водопроводчика. И плевать, сколько степеней у него при этом имеется! Шон прав, никакие его признания ничего не поменяют в наших отношениях. Наши отношения не имеют права даже на однодневное существование. И чем быстрее я уеду, тем легче всем будет меня забыть. Мое сердце замирает, а его отбивает чечетку — и то, и то нездорово.

Я поднялась со стула как раз в том момент, когда к нам без стука ворвался Рэй с воплем, что нас давно ждут за столом.

— Нас никто не звал? — выдала Кейтлин, не спуская с меня глаз, но я уже разгладила футболку.

— Вы просто глухие! — бросил Рэй и умчался вниз.

Мы поспешили за ним, но Кейтлин успела спросить про мой отъезд. Я остановилась и проговорила как можно тише, хотя с лестницы слова все равно бы не долетели до столовой.

— У моей подруги семейные проблемы. Я не думала, что она вернется так рано. Мне надо уехать, чтобы ее поддержать. Понимаешь?

— А дядя Шон тоже уедет? — спросила девочка тихо, прожигая меня взглядом.

— Конечно же нет! — ответила я слишком громко и попросила ее шепотом ничего не говорить за столом.

Я спокойно возьму такси, если только Шон не встанет в позу. Но ему уезжать нельзя ни в коем случае. Мона возненавидит меня окончательно, и у племянников будут испорчены все каникулы, а у меня — и того хуже, вся жизнь. Лучше Лиззи не видеть Шона, пока она не поймет, что дальше ее пожелания я не зашла.

Кейтлин в этот раз держала язык за зубами и после ужина тихо удалилась собрать рисунки. Мы перешли в гостиную. Лица у всех были слишком похоронными, и Мона даже не пикнула, когда Деклан принес два стакана для себя и Шона. Мне он предложил шерри, но я отказалась. Ларри с Эрлом рассыпали на коврике лето, и Деклан то и дело наклонялся к сыновьям, чтобы поправить башню. Они все явно хотели о чем-то поговорить, но не могли никак начать. Из-за меня, наверное. Уйти? Но Шон ведь не поднимется ко мне, а надо рассказать ему о своем отъезде сегодня. А, может, не стоит тянуть и надо объявить прямо сейчас — Мона сумеет настоять на том, чтобы брат остался. И я повторила слова, которые до того сказала Кейтлин. Шона как током ударило — он чуть не пролил виски, хотя желтая жидкость плескалась на самом дне стакана. Мона явно заметила его реакцию и глянула мне в лицо.