— Давно ждешь?

Я сумела подойти незаметно и насладиться его растерянным взглядом. Хотя бы пять секунд, потом он подскочил и спрятал телефон в карман.

— Это чтобы я больше не целовал тебя, да? — почти без сарказма сказал Шон. Я кивнула. — Думал предложить тебе кофе с кексом, а теперь и не знаю.

— Я с удовольствием съем помаду. Где кофейня?

— По пути.

— К машине?

— Нет, — Шон взял меня за руку. — Я не решился купить это без тебя. Но прежде я хочу взять с тебя обещание, что ты не откажешься от подарка.

Я попыталась вырвать руку, хотя догадывалась, что не сумею.

— Я не хочу давать подобных обещаний. И вообще не хочу принимать от тебя никаких подарков, кроме кофе с кексом. Шон, пожалуйста, не переходи границы в наших отношениях.

— А у нас нет никаких отношений, — почти серьезно сказал Шон. — Это просто сувенир на память об Ирландии и немного обо мне. Думаю, ты все равно бы его купила, только китайского производства, а это точно местная ручная работа. Она достойна твоего пальца.

Я остановилась, и Шон решил не выдирать мою руку из плеча и остановился тоже.

— Ты о чем?

— О кольце дружбы, о чем же еще! Не о зонтике же с овечками.

И я не сумела не улыбнуться, хотя в этот момент желала иметь бесстрастное лицо.

— Шон, не надо.

— Лана, меня учили никогда не выпрашивать подарки, но и никогда от них не отказываться, чтобы не обидеть дарящего. Знаешь, мы друг друга уже достаточно пообижали словами, так что мне хотелось бы закончить наши отношения на положительной ноте.

Его глаза в этот момент были слишком чисты и невинны.

— Шон, я надеюсь, оно не очень дорогое?

— Я попросил снять с него ценник. Я бы и купил его, да боюсь ошибиться в размере. Знаешь, — Шон погладил мою ладонь, и у меня сжалось сердце. — Я приму отказ только в том случае, если оно тебе не понравится. Но мне оно показалось достаточно элегантным, не чета китайской штамповке. И в нем коннемарский мрамор, он очень подходит к твоим глазам. Пусть я не художник, но все же чуть-чуть разбираюсь в цветах.

Я кивнула. Может, Шон так закрывает через меня дверь с Карой. Если я сейчас оттолкну эту дверь, то ударю его слишком больно.

— Ну и где твоя лавка?

— Спасибо.

Магазинчик оказался на соседней улице. Шон толкнул меня сразу к продавщице, но я успела глянуть на ценники. Меньше ста евро ничего не было, а это кольцо выглядело вовсе не дешево. Руки, держащие сердце-камень, были исполнены с такой тщательностью, что зависть брала. У Шона определенно есть вкус, но есть ли у него на это кольцо деньги?

Он не выдержал моего такого долгого рассматривания кольца, вырвал его и надел на палец — кольцо село как влитое.

— Подходит! — оживилась девушка на кассе, и я кивнула, а потом отвела взгляд, чтобы не видеть, как Шон протягивает банковскую карту. Надо же так вляпаться. Надо же!

Потом был кофе. И Шон не спускал взгляда с моих пальцев, которые с трудом удерживали кекс с маслом, вареньем и сливками. Он был в разы больше того, что я ела с Лиззи, или под взглядом Шона мой желудок просто стал величиной с горошинку.

— A lot of water under the bridge since then, — махнула рукой Мойра и пошла ставить чайник.

Да, и верно, столько воды утекло с тех пор, как у нее были девичьи мечты изменить привычный уклад родной семьи, подавшись в учительство, что и в озеро не уместится.

Мойра засветилась от счастья, вновь увидев нас с Шоном вместе, но немного расстроилась из-за моего скромного аппетита, а мне кольцо сжало все, что могло — палец, голову, желудок. Шон тоже грустил и еле ковырял вилкой, хотя золотистый картофель Мойры был куда вкуснее моего, который он уплетал за обе щеки. Я первой нарушила неловкую тишину, начав рассказывать смешные истории из школьной жизни. Здесь, в Ирландии, меня никто не обвинит в нарушении учительской этики. Глаза Мойры тут же вспыхнули, а губы задрожали, и на каждой моей паузе она чуть приоткрывала их, и я наконец догадалась, что хозяйка хочет что-то сказать, но никак не решится перебить. Может, мои шутки никому тут не смешны?

— Ну вот и все, — подытожила я получасовую речь и не прогадала.

Мойра рассказала, что выросла в семье фермера, и никто не сомневался, что дочка выйдет замуж за сына кого-то из соседей и будет вести такую же жизнь, как вели еще прабабки. Школьные успехи волновали только ее саму и учительницу. Та приходила в восхищение от прилежания ученицы, а маленькая Мойра в свой черед восхищалась поступью и нарядами молодой женщины и решила раз и навсегда стать такой же и учить детей. Родители умерли один за другим, и брату пришлось тут же жениться и взял на себя ферму. Замужеством сестры он не озадачился и позволил окончить школу и потом так же спокойно отпустил учиться. Но вскорости после неудачных родов вслед за ребенком умирает и жена брата. Вопроса, кто будет заботиться о других детях, даже не стояло — Мойра вернулась на ферму и забыла былую мечту. Брата все устраивало, и он не думал жениться вновь. Младшие девочки даже начали звать Мойру мамой. Она учила их читать, писать и всему тому, что успела выучить на учительских курсах.

Я собрала грязные тарелки и отнесла в раковину. Мойра колдовала над чашками, опуская в них мяту и лимон, но нашла время, чтобы подсунуть мне тазик. Я еле успела отдернуть руки, чтобы не ошпариться кипятком, который Мойра вылила на тарелки. Я настолько опешила, что даже не взяла в руки губку.

— Захвати чашки, а я вымою тарелки, — подвинул меня Шон, и я поспешила к столу разрезать яблочный пирог.

Может, водогрей сломался, а Мойра не хочет отвлекать внучка от более, по ее мнению, интересного занятия. Но не мучиться же несчастной из-за моих любовных экзерсисов. Я подошла к Шону якобы для того, чтобы ополоснуть нож, и прошептала на ухо — благо он склонился к раковине, и не надо было вставать на носочки:

— Почини воду, пожалуйста.

Он улыбнулся, и так же заговорчески ответил:

— С водой все нормально. Это старушечьи закидоны. Потом объясню.

Я кивнула и обернулась к столу. Мойра не спускала с нас лучистых глаз, но явно не подслушивала. Чего она там себе уже только не нафантазировала. Мне будет очень трудно не испортить ей настроение, когда мы останемся вдвоем.

Шон вытер руки, но не отошел от раковины. Кого он там высматривает в пустом окне — собака ведь ждет подачки под столом.

— Что с ним? — шепнула теперь Мойра, но я решила пожать плечами. Не расскажешь же правду про наше идиотское времяпровождение и глупый подарок. Я не сняла с пальца кольца — не стоило еще больше расстраивать Шона, да и кольцо не могло навести Мойру ни на какие лишние мысли (если в ее голове еще осталось место для новых домыслов!) — кольцо с сердцем давно стало расхожим сувениром.

Шон наконец вернулся к столу и даже поблагодарил за чай, но привычной улыбки не надел. Да почему ж его так выбил из колеи наш разговор?! Что он-то умудрился за эти два дня навоображать про меня? Устроит мне вечером очередную сцену, вернее, ночью, вот и узнаю.

Мойра предложила сыграть в карты, но Шон тут же вскочил и сказал, что нам пора. Нет, нам не пора! Еще не стемнело! Что я буду делать с ним так долго? В моем взгляде горела мольба, и если бы Мойра хоть на секунду перестала смотреть на внучка, она бы поняла причину его опущенного состояния.

— Шон, что случилось?

Мойра даже кулаки сжала — только попробуй не сказать бабушке правду. Но Шон все равно постарался увильнуть от ответа, и я молилась, чтобы ему это удалось. Но бабушки знают толк в плохом настроении внуков.

— Правда, ничего страшного, Мойра. Просто Эйдан грохнулся с велосипеда, и его мать спустила на меня всех собак.

— А ты-то тут причем? — Мойра всплеснула руками, а я перестала трястись, поняв, что не являюсь причиной скорбного вида мистера Мура.

— Ты выбрал велосипед не по росту. Ты не так поставил седло. Это Эйдан тебя решил поразить скоростями. Продолжать? Йона орала минут десять. Я не все запомнил.