– Я верю. Ну что ж, придется с этим жить.

– Ты… Тебе нужно с кем-то поговорить? Могу позвать психолога. Здесь работает один из лучших…

– Нет, я хочу побыть один.

Брюс кивнул и направился к двери. Если бы Алекс мог видеть сейчас своего крестного, то понял, что тот очень переживает. Но он не видел. Он снова и снова прокручивал в голове сказанное Брюсом и даже не услышал, как щелкнул замок на двери. Дальнейшая жизнь представлялась такой же беспросветной, как темнота перед глазами.

Доктор Нейтон, зайдя в свой кабинет, тяжело опустился в кресло. Разговор с Алексом был коротким, но тяжелым. Груз ответственности давил на плечи, заставляя мучиться сомнениями, действительно ли он сделал все. Вдруг можно было хотя бы частично спасти помочь Алексу? Он вновь и вновь прокручивал в голове детали, но исход не менялся: зрение нельзя было вернуть. И как ни тяжело было это сознавать, Алексу действительно придется с этим жить. Вроде крестник это понял, но принял ли? В этом Брюс сомневался. Он слишком хорошо знал его, чтобы поверить в такую быструю капитуляцию.

Конечно, он оказался прав. Буквально через час его срочно вызвали, потому что крестник крушил палату. Забежав к нему, Брюс увидел, как Алекс, опутанный проводами и капельницами, зажатым в руках стулом со всей силы бьет по кровати и аппаратам.

– Алекс, перестань! – Голос доктора Нейтона, громкий и зычный, не возымел никакого действия на пациента, который продолжал крушить мебель и технику. – Десять кубиков лоразепама, быстро! – крикнул Брюс медсестрам, которые столпились в коридоре, и парочка из них сорвалась с места. Однако подходить к буйному пациенту все боялись, поэтому Брюсу пришлось вызвать охранников, которые скрутили Алекса. После укола он отключился, аппаратуру срочно заменили, капельницу тоже. Брюс отдал распоряжение убрать в палате, а сам пошел звонить Дэну. Подобное поведение надо было пресекать на корню, Алексу требовалась помощь психолога. И только Дэниел мог заставить брата согласиться на консультации.

***

Дэн был на совещании, когда ему позвонил Брюс. Извинившись перед членами совета директоров филиала Сан-Франциско, он вышел в коридор, молча выслушал врача и с хмурым видом вернулся в конференц-зал.

– Господа! Как вы все знаете, недавно мой брат попал в аварию и серьезно пострадал. Сегодня он пришел в себя, и ему сейчас необходима моя помощь. А потому прошу меня извинить – я вынужден срочно вернуться домой. Все вопросы мы решим в ближайшие дни, сейчас я не могу думать о делах, простите.

Не обращая внимания на удивленные взгляды, Дэн собрал бумаги и вышел, на ходу заказывая билет на самолет.

***

Шеннон шла на поправку, но возвращаться домой решительно не хотелось. У нее уже созрел план, как избавиться от угрозы в виде будущего мужа, но для этого требовалось выйти из больницы. А она боялась. Здесь, в палате, она чувствовала себя под защитой. А там не было никого. Что с отцом – неизвестно, Энни уволили, в доме куча незнакомых людей и ненавистный Харридж, от которого ее просто выворачивало. Единственное, что ее удерживало от нового побега – угроза жизни ее отца. Кларисса больше не приходила к ней, медсестры сказали, что ее перевели в другое отделение (Шен подозревала, что это постарался Джонатан), и помочь было некому. Поэтому она стала морально готовиться к возвращению.

Пришедший врач подтвердил ее худшие опасения: через два дня ее выписывают, состояние больше не представляло опасений, сепсиса на пораженных тканях не наблюдалось, восстановление шло хорошо, и в целом прогноз был более чем благоприятный. Вот только это ее не радовало.

Подлил масла в огонь и Харридж, который явился вскоре после обхода и, елейно улыбаясь, сообщил, что обо всем договорился, свадьбу готовят, украшения будут, стол накроют… Ей осталось лишь выбрать платье из тех, что послезавтра доставят к ней домой для примерки. Шеннон скривилась, но кивнула – выхода у нее нет, нужно увидеть отца и убедиться, что он в порядке. А потом можно приступать к исполнению плана.

Дом встретил ее гробовой тишиной. Еще на подъезде Шен поняла, что многое изменилось. Сад, в котором раньше было буйство красок, сейчас выглядел заросшим и неухоженным, фонтан высох, а сам дом словно постарел и осунулся, напоминая дряхлого старца. А ведь еще пару месяцев назад это был мужчина в самом расцвете сил. Подавив горестный вздох, Шеннон постаралась взять себя в руки.

Разумеется, на крыльцо никто не вышел. Харридж, сидевший на переднем сидении, с завидной для его возраста прытью выскочил из машины, открыл ей дверцу и подал руку. Игнорируя его вытянутую ладонь, Шен схватилась за ручку двери и вышла. С бинтами было не очень удобно, но следовало привыкать – еще некоторое время нужно будет менять повязки. Картинно посетовав на это при выписке, Джонатан заверил ее, что к платью будут прилагаться длинные перчатки, которые все скроют. «Никто ничего и не заметит, дорогая», – сказал он и ухмыльнулся. На последнем слове Шен мысленно поморщилась, но постаралась ничем не выдать своих истинных чувств, иначе ее план полетит ко всем чертям. Лишь натянуто улыбнулась и постаралась побыстрее закончить с формальностями.

Подписав все бумаги на правах доверенного лица (документ, подписанный отцом, был предъявлен врачам в ее присутствии явно для того, чтобы она знала, кто на данный момент хозяин положения), Харридж крепко взял ее под локоть и повел к выходу. Всю дорогу она молчала, хотя Джонатан пару раз задавал какие-то вопросы, рассказывал о подготовке к свадьбе. Но, видимо, поняв, что ничего от нее не добьется, замолчал. Она тихонько выдохнула.

Поднявшись по ступеням крыльца, Шен потянула на себя тяжелую парадную дверь. Та скрипнула, и этот звук резанул по нервам.

– Папа! – забежав в холл, громко крикнула она, и эхо разнесло ее слова. – Ты где?

– Он, наверное, отдыхает, детка. – Джонатан подошел к ней сзади и схватил за руку. Шеннон обернулась и собрала всю волю в кулак, чтобы не выдернуть свою ладонь и не влепить пощечину наглому субъекту.

– Я вам не детка. И не дорогая, кстати, тоже.

– Ничего, скоро станешь. Скоро я получу право называть тебя так, как захочу, и никто не сможет мне помешать, даже ты. – Голос был тихим, но в нем звучала сталь, отчего Шен внутренне сжалась, а потом расправила плечи.

– Но не сейчас. – Всю силу своего презрения она вложила во взгляд, которым наградила своего жениха. Наверное, так смотрят на блоху или таракана, посмевшего залезть на твой ботинок. Ей очень хотелось раздавить его, как то самое насекомое, но… «Еще не время, подожди еще чуть-чуть», – уговаривала она себя, а сама всматривалась в коридор, уходивший вправо от лестницы. Она ждала, что покажется ее отец, но увидела совершенно другого человека.

– О, вот и она. А мы уже заждались. – Мужчина в белой рубашке с закатанными до локтей рукавами и в свободных светлых брюках оперся о перила и посмотрел прямо ей в глаза. От его взгляда где-то внутри зародился холодок и стал распространяться по телу. Но она твердо решила не отступать, и через несколько секунд холод в его глазах сменился интересом. Почему-то ей показалось, что этот мужчина (а судя по голосу, это был тот самый Кристофер) не так прост, как кажется. – Шеннон, я полагаю?

– Кристофер, я полагаю? – ответила она вопросом на вопрос и посмотрела на него с вызовом.

– А она бойкая. Смотри, как бы не заставила тебя под свою дудку плясать.

Крис отошел от перил и стал вальяжно спускаться. Он напоминал сжатую пружину, готовую распрямиться. А еще внушал какое-то необъяснимое чувство, которое свернулось внутри Шен тугим комком. От Криса исходил запах опасности. Но, в отличие от Харриджа, которого она ненавидела и презирала, этот человек не вызывал таких чувств. Да, она немного боялась, но скорее от того, что не знала, чего от него ждать. Он не вызывал отвращения. Наоборот, любопытство уже подняло голову.

– Еще чего, – фыркнул Джонатан позади Шен, однако она почувствовала в его словах некую неуверенность. «Вот и отлично, это мне на руку», – думала она, снова и снова прокручивая в голове детали плана. Следовало получше узнать этого Криса и разобраться в хитросплетениях их с Харриджем отношений – как бы он не помешал ей.