Несколько секунд я помолчал, затем, пошатываясь, ухватился за край парты и вымолвил:

– Томас Элиот.

– Прекрасно, очень необычный выбор, изысканный вкус. Если вы знаете, о чем я, – обратился он с явной долей злобы к классу, который шумел пуще прежнего. – Итак, давайте же послушаем отрывок из стихотворения этого прекрасного, неземного поэта. Какое именно стихотворение? Вы принесли книгу?

Я проследил, как он отправился обратно к своему столу и сел на его край, не сводя с меня глаз.

– Вижу, что ни книги у вас нет, ни конкретного названия стихотворения. Что ж, будем угадывать по памяти.

Со вздохом я закрыл глаза и почувствовал, как боль от строк пронеслась во мне, полосуя, словно острым клинком, мою и без того израненную плоть. Стало больно, ком подкатил к горлу, и, казалось, открой я рот – оттуда вылезет она, рука моей матери.

Я встретил пешехода – он как будто

Ко мне гоним был предрассветным ветром

Вдогонку за скрежещущей листвой.

Когда же в обращенный долу лик

Вгляделся я со тщанием, с которым

Глядят на незнакомых в полумраке,

Узнал черты великих мастеров,

Которых знал, забыл и еле помнил;

На обожженном дочерна лице

Глаза у сей колеблющейся тени

Знакомы были так и незнакомы.

Начав двоиться, я его окликнул

И услыхал в ответ: «А, это ты!»

Еще нас не было. Самим собою

Я постепенно быть переставал,

А он в лице менялся, но достало

Вполне нам этих слов для узнаванья.

Так, подгоняемы вселенским ветром,

И для размолвки чересчур чужие,

Мы, встретившись в «нигде»,

ни «до», ни «после»,

На перекрестке времени, в согласье

Вышагивали мертвым патрулем.

И я сказал: «Мне чудо как легко,

А эта легкость порождает чудо.

Так объясни, чего я не постиг?

В классе воцарилась гробовая тишина то ли оттого, что никто не понял смысла того, что я сейчас рассказал, то ли оттого, что все были удивлены тем, что я рассказал так много на непонятном им языке, по непонятным им причинам.

– «Четыре квартета», – наконец нарушил молчание учитель. – Что ж, весьма неплохо, очень даже неожиданно, особенно услышать это из ваших уст, Драфт. Ну что ж, садитесь. Следующим, пожалуй, будет мистер Макгомери, – он обратился к мальчику, который активно что-то обсуждал с соседом по парте, и застал его явно врасплох.

После урока учитель задержал меня в дверях, сказав, что я обладаю «поразительной памятью» и что мне следует чаще ходить на занятия. Я уже собирался удалиться, как меня вдруг кто-то схватил за руку, резко выдернул из класса в школьный коридор и прижал к стене за дверью, наваливаясь всем телом.

– Мне до боли в животе понравилось, как ты читал эти строки, – кто-то прошептал мне эти слова в самое ухо, пока мы стояли в ярко освещенном и полном учеников коридоре.

– Что? – я посмотрел в его сторону, не успев разглядеть, кто это. Он, ничего не сказав, резко взял меня за руку и потащил в туалет. Затолкнул в кабинку и запер дверь. Только сейчас я заметил, что он был ниже меня на целую голову – я видел только его золотую макушку. Он начал расстегивать мне ширинку своими худыми, как палочки, ручками.

– Подожди, что ты делаешь? – я поспешил отстранить его.

Он посмотрел на меня немного удивленный, испуганный, с горящими щеками и приоткрытым ртом. Я увидел, что мальчишка был совсем еще юн. Несмотря на это, на его овальном, чуть по-детски пухлом личике вырисовывались совершенно невероятные глаза такой формы, которой я еще никогда не видел. Как будто художник, рисуя эти линии, сотни раз стирал и перерисовывал вновь, чтобы добиться правильных очертаний. В немного суженные глазные отверстия были вставлены прозрачно-синие глаза. Все это обрамляли золотистые ресницы толщиной с конский волос, такие густые, что их было видно даже на расстоянии. Чуть выше – того же цвета густые, продолговатые, чуть изогнутые брови. Бледный, с тонким, правильной формы носиком, заостренным подбородком и пухлыми чуть розовыми губами он производил впечатление мифического существа. На голове у него росла непослушная копна волос цвета меда, которая обрамляла фантастическое лицо.

Немного обомлев от неожиданности, я с трудом пытался преодолеть эту разверзнувшуюся пропасть между реальностью и медленным утеканием в его бездонные глаза.

– Что я делаю? – переспросил он и медленно засунул мой средний палец в свой маленький, еще по-детски невинный ротик и начал его сосать, прикрыв свои большие глаза, что сделало его еще больше похожим на живую куклу или на ангела…

Я не верил своим глазам. Как что-то настолько прекрасное может быть таким бесцеремонным и порочным? Поспешно вырвав свой палец из его рта, я отпихнул мальчишку от себя, явно не рассчитав силу. Тот отлетел, как тряпичная кукла, и ударился о кафельную стену.

Ударился он явно сильно, потому что от боли начал сползать на пол, при этом посмеиваясь.

– С чего ты взял, что я позволю тебе сделать это? – спокойно спросил я.

– Да брось, – он потирал затылок и морщился от боли, – не строй из себя невинность. Все прекрасно знают, что ты не брезгуешь ни мальчиками, ни девочками. Или я не в твоем вкусе?

– Тебе разве не противно?

– А тебе? – он нагло посмотрел мне прямо в глаза.

Отрывки ночи в доме у Дэни вдруг замелькали перед глазами какими-то голограммами: серо-зелеными, бледными стволами деревьев, расплывчатыми, со страшной действительностью того, что осталось в моем прошлом.

Я подошел к нему довольно резко. Он немного испугался, когда я начал поднимать это тонкое тело, сжимая острые, худые плечи.

– Ты делаешь мне больно, – прошипел он мне в лицо.

– Ты сделал мне еще больнее, – внимательно посмотрев ему прямо в глаза, понимая, что моя боль не имеет ничего общего с наивной тупостью этого мальчика, ничего более не сказав, я с яростью толкнул дверь, сломав защелку, и поспешил покинуть здание школы.

Через некоторое время в туалет зашла девушка в высоких синих чулках, надетых на стройные худые ноги, такого же цвета юбке, натянутой на живот, и в белой рубашке, на которой был герб школы. Она раскачивающейся походкой направилась к кабинке, где сидел тот самый мальчишка в похожей униформе, только вместо юбки на нем были синие брюки.

– Ну что? – спросила она, заглядывая в кабину и наблюдая, как парень почесывает себе плечо. – Досталось тебе, а я ведь предупреждала! – она полезла в свою сумку, достала сигарету и закурила.

– Откуда мне было знать, что он окажется таким агрессивным, – парень протянул руку, достал из ее рта сигарету и затянулся.

– Это же Юкия Драфт, а не просто мальчик вроде тебя, от него можно ожидать чего угодно. Знаю только одно: просто так тебе не удастся прорваться сквозь эту оболочку. Он не просто смазливое личико, если ты понимаешь, о чем я.

– Похотливые приемчики, которым ты меня обучила, явно на него не действуют, – парень наивно, по-детски, надул свои пухлые губы и выпустил из них дым.

В туалет зашли парни и остановились как вкопанные от присутствия девушки в их кампусе, да еще и в мужском туалете, без стеснения и страха курящей вместе с…

– Чего уставились? – спросила она, откидывая свои темные каштановые волосы.

– Ладно, пошли отсюда, – парень встал, вырвал из ее рта сигарету и кинул в унитаз, – а то проблем не оберемся потом.

– Блондэйл, ты нарвешься, клянусь, тебя исключат из школы! – заявил Дэю, коренастый парень в очках с толстой оправой, на что Аманда показала ему средний палец и обняла друга за тонкую талию.

– Так ты что-нибудь почувствовал? – Дэй вывел Аманду во двор школы, провожая ее до женского кампуса.

– У него необычные глаза, – с каким-то восторгом проговорил парень. – Они притягивают к себе, как магнит.