Варнас хмыкнула. Пускай спустила бы своих псин – и что? Те бы с визгом умчались бы в противоположную сторону, дабы не быть порубленными мессером.
Ягенька пробурчала про нездоровою любовь матери к сукам. Наёмница, кстати, видала будки этих псин снаружи. Те охраняли стойла, да вход в корчму. Выводок ещё тупых щенков вовсю резвился, токмо бы под копыта не попали б Ромашки – они у неё подкованные. Щенята охоче порезвились и вокруг неё, когда она только приехала. Мамка их пустила к ней, только полизав её руку да принюхавшись.
- Так, ладненько, питьё для страждущих есть, таки молву можно продолжить. В общем, поехала я на западную границу, да в духе не том…
…
Варнас галопом мчалась среди лесных зарослей, напрягая слух всякий раз, заслыхав вой диких псов или волчий. Иногда по тракту в противоположную сторону встречали барские повозки, да одинокие рыцари с рунками наперевес поглядывали в её сторону. Покинула она столицу с тяжким грузом в груди. В сердцах на прощанье они с Вереск поругались друг с другом, и половины грешков не припомнив. Привычным властным голосом Вереск сыпала её пустословными проклятиями, в то время как Варнас не преминула напомнить магичке об её необузданном либидо.
Вереск всегда была взрывоопасной. Еще, будучи студенткой при академии магичек при своём дурном нраве она выводила своими выходками директрису. Та едва ли стерпела воровство древних свитков у себя под носом, в то время как она прознала об этом уже после того, когда Вереск освоила хранящиеся там знания и попалась на возврате украденного. Вереск всегда шла к своей цели, не чураясь никаких методов. Несмотря на все свои заверения, она никогда не могла обмануть Варнас в том, что большинство её свершений при князе были бесчестными и недостойными. Варнас, как и она, знала все грязные секретики дворцовских стен, чего уж там, многие слухи ей доводилось самой пускать, дабы Ольгерду было спокойней и веселее.
Рассекая тракт, напрягая налитые кровью мышцы, Варнас неохоче отделалась от всяких мыслей о магичке. Чего уж там! Грезила она теплыми летними ночами о ней в ложах при дворе Казимира. Лелеяла память о нежных устах, томно целующих её уставшую спину. Ромашка уже сама вела её вперед – руки женщины цепко держали поводья, да она сама была в другом месте. Там, где была княжеская магичка. В их том месте, запрятанном в воспоминаниях о далёком Севере. О стенах магических, садах, полных дивных трав, дух которых сводил с ума любого. Там, где вишня цвела и пела песни вместе с ветром. Теплый май и цепкие губы, маленькие ладони и льняное платье в собственных руках. Совсем зелёные, с глупыми улыбками, наивными мечтами, полными как его… юношеским максимализмом. И только были они две, не запятнанные кровью, слезами, тяготами жизни. И нескладная Варнас не могла оторвать своего взгляда от лисьей Вереск, не покидающей её объятий. И податливая Вереск не хотела ничего кроме длинных и угловатых рук вокруг своей талии.
Варнас замахнулась, резко дёргая за поводья. Ромашка от неожиданности встала на задние копыта. Различные живописцы бы отдали многое, чтобы запечатлеть этот момент, когда серьёзный и хмурый лик Варнас вперился в гриву лошади, руки от напряжения едва не кровили, молодая кобылица выставила на показ свои мышцы, сухожилья. Гнедая, с Юга, дивная иноземная красавица. Наёмница выглядела куда величественнее, чем всякие монархи и полководцы на полотнах. Сколько таких она видела? Бесчисленное количество. Да и знала, что дурость всё это была. Садились эти толстенькие и нескладненькие, худые и костлявые в своих одеждах на деревянный сруб, да и позировали мастерам кисти, которые, к слову, и вовсе часто не стеснялись подменять уродливых вельмож на красивых натурщиков.
- Прости, девочка. Тише-тише.
Ещё немного погодя, наёмница неспешно повела кобылу вперёд. Им обеим стоило отдохнуть немного, ведь впереди леса сгущались, а значит, и от границ с землями Вотчинского Ордена было недалеко. Там – на приграничье, шастала всякая напасть. Часовые с обеих сторон часто пропадали в чащобах и редко, кто находил их останки. Да и сами они был виноваты в этом. Если бы не извечные битвы, да поле брани Ольгерда с ландмейстером, то эти бы земли не заполонили твари из тёмных сказок. Варнас не то, чтобы не любила своё дело. При князе Варнас в основном занималась делами чиновшискими, вооружившись не сколь мессером, сколь своим языком. Нищенским, то есть делом наёмничим, она подрабатывала, когда князь или советники не нуждались в её услугах. Знания о магическом ремесле во многом поспособствовали её работе. Поэтому гвардейцам или гонцам приходилось залазить в такие жопы мира, чтобы оторвать её от изучений артефактов и ловлей на нечисть. Оставив свою дворцовую должность, Варнас отправилась на Юг, где вовсю рубила болотниц и упырей своим мессером. И никаких заговоров, интриг и шпионажа не было в лесах, на полях и у побережий рек и озёр. Такая работёнка была по душе Варнас. Да только Юг был жестко и бесчестен. Люди Ольгерда и Казимира часто насаживали друг друга на пики, оставляя целую кровавую нить на границе. Река Неретва была мирной и тихой с широким руслом. Да только люд человеческий был уродлив и агрессивен – орошал её постоянно кровью, да и вся рыба оттуда уплыла. Так и стала Неретва условной границей, хотя земли Ольгердовы начинались куда подалее, да только наёмники Казимировы уже во всю орудовали на там побережье. Дела княжеские Варнас не интересовали. Поехала она туда лишь по делам своим личным. И дел там нашлось много. Казимир оказался на удивление дружелюбным с ней, несмотря на отставную службу при Ольгерде. Он охотно поделился своим беспокойством насчёт бестий. И Варнас принялась выполнять работу, которая ей нравилась. Вот и множество динар увезла с собой оттуда.
На границе с Вотчиной дела обстояли иначе. Варнас знала насколько были опасны лесные топи. Многие смотрильщики и часовые с годами стали её знакомыми. С некоторыми она даже делилась тайнами охотничего на бестий ремесла, дабы те сами могли разобраться с ночными тварями, да и упырями, что прятались у рек.
Вотчинские земли были по-своему красивы. Северные промерзлые земли, холмы и равнины с длинными и высокими перевалами. Леса росли в основном на границе, да и самом севере – у морских побережий. Холодная степь была типичным пейзажем для Вотчины, как и высокие крепости на горизонтах. По дороге часто можно было встретить алтари Солнцебога, возведённые для защиты от морока и злых сил. Пашни пшенные и подсолнечные приветливо встречали летом путников и зимой сиротливо и пусто выглядывали в окошках хат сельских. Мельницы величественно махали своими крыльями под ветрами. Варнас по-своему любила эти суровые земли.
К ночи Варнас доехала до границы. Блокпост вотчинских рыцарей затесался невысокой башенкой на балке – впереди виднелся складный кирпичный мост с пыльной дорогой. Жаровни приятно грели взгляд наёмницы – последнюю деревню у границы она видела два дня потому. Часовые остановили её с алебардами наперевес. Знавала она таких. Молодые и наглые важничали, мастаки и уже давно пропившие свою жизнь без вопросов пропускали к мосту. В тот раз Варнас повезло.
- Позднее время, друг! Куда спешишь?
Варнас скинула с себя капюшон, чтобы часовые ничего не заподозрили.
- В Рандербург, господа. Дело неотложное. На границе чего-нибудь слышно?
- Да-да, Варнас, знаем тебя – спросишь, так и поскачешь далее.
Одним из часовых был Ханс. Его Варнас ещё помнила молоденьким мальчишкой, снувающим в лесах. Можно было даже сказать, что женщина даже спасла его от лап его собственного любопытства. Вотчинский паренёк, свято верящий в Солнцебога, был неплохим мечником и добросовестно служил ландмейстеру. Варнас слегка наклонилась с седла. Ханс понял намёк и подошел ближе. Его напарник сонно оглядывался на башню. Там должно было быть теплее и уютнее чем снаружи.
