Плечо наёмницы свело резкой судорогой.

- Нечего спать, когда в твоих объятиях женщина. Особенно если это требовательная магичка.

- И ещё та сучка.

- Сделаю вид, что не слышала.

Варнас прекрасно знала, что Вереск могла устроить ей более приятное пробуждение без прецедентов. В зависимости от её поведения в постели женщина уже знала, чего стоило ожидать от магички следующим утром. В тот раз она была слишком ласковой, слишком податливой – ничего хорошего не предвещали эти стоны, ласки и укусы. Целоваться Вереск не любила. Это было странно бы для любого другого, но в поцелуе дева выражала свою привязанность. Мало кто помимо Варнас удостаивался такой чести, да и она получала такое поощренье далеко не всегда.

Варнас резко поднялась с постели и перегнулась через широкую кровать, выставляя на показ жилистую спину в шрамах, в поисках дублета. Подцепив его пальцами, она ловко вытащила письмо – единственную причину по которой она оказалась в столице. Магия момента разрушилась в тот самый миг, когда голубые глаза зацепились за этот кусок пергамента с княжеской печатью. Поджав губы Вереск стала наблюдать за одевающей белье, а потом и штаны, Варнас. Ровно до того момента, как расцарапанная спина не скрылась за песочной рубахой. Портрет матушки, смеха ради висевший в её опочивальне, выражал осуждение. Вечно дочечка профукивала своё счастье по глупости своей. На те, советница княжеская! Девка дурная – и дурость эту время не вышибло.

- Надеюсь, ты прислала за мной гонца не для того, чтобы провести ночь сладострастия.

Варнас решила не церемониться. Уже давно минули дни, когда она бегала за Вереск хвостом, вымаливая у неё прощение.

- Нет, - Вереск окончательно проснулась, - для тебя есть важное поручение от княжеской короны, - покинув постель, она одним взмахом руки наколдовала себе атласное красное платье с золотой расшивкой, - Ольгерд очень беспокоится за свою репутацию.

Надевая сапоги Варнас нахмурилась. Знавала она политику старого князя – жестокую, временами даже деспотичную. С соседями он был остр на язык и редко шёл на компромиссы. Зачастую это провоцировало конфликты на границах. Внутренняя политика Ольгерда заботила больше. Всякий мятеж или намёк на свержение он подавлял своей тяжелой рукою. К союзникам он относился трепетно – всячески поощрял и задабривал. Князь хотел покинуть мир только с одним условием – в постели от старости. И не более. Потому его уже немолодые сыновья с нетерпением ожидали кончины отцовской, чтобы побороться за корону, в то время как его внуки проходили царскую службу.

Ольгерд мог натворить многое. Но за последние несколько лет он уже редко выставлял напоказ свой характер. Никакого показного повешанья на главной площади, отравлений неверных чиновников или приказа на отбор земли у знати. Возраст, несомненно, брал своё. Варнас также была осведомлена обо всех политических интригах за спиной у старого князя. Сторонники подчищали за ним дерьмо, а недоброжелатели поливали грязью, шепча малой знати о том, что тот собирался отобрать у них титулы. Что же такового уже стряслось, что её вызвали по время отдыха, когда она даже уже не служила короне?

- Как и любой другой монарх. Обсудим это в твоей спальне?

Скомканные простыни, сбитые подушки, аромат двух тел.

Нет, опочивальня магички не была местом для обсуждения столь важных дел. Они обе это понимали. Захватив остальные вещи и мессер Варнас пошла следом за Вереск. Их по дороге перехватил довольный Матиас, уведомив, что Ромашку отпоили и расчесали, и, уточнив, не желали ли госпожа Вереск и Варнас провести завтрак на крытой веранде. Варнас тут же отказала, спросив, ли могла кухарка Вереск приготовить ей с собой паёк в путь.

- Всенепременно. Матиас, передай Тильде, чтобы та собрала мешок с провизией для нашей гостьи, что лично до меня, то я не откажусь от вчерашнего пирога и травяной настойки из клубники.

Варнас заметила недовольство Вереск. С чего было оно вдруг? Давным-давно они обе сошлись на том, что не имели притязаний друг на друга. И если одна из них решила бы связать себя узами брака с кем-то другим, то так тому и было. Ни Вереск, ни Варнас не имели права претендовать на тело и дух друг друга.

Матиас исчез на месте. Спустившись вниз, магичка повела наёмницу в свой кабинет. Обставлен он был богато: стеллажи с древними свитками, артефактами со всего Севера. На стене напротив окна висела карта всех известных земель. Стол был дубовым крепким, таким сбитым, с множеством ящичков. Рядом стоял резной высокий стул, обитый бархатом. Столешница пустовала. Вереск не села за стол, а подошла к витражному окну. Полупрозрачные стекла открывали вид на город. Женщина стала напротив неё, по привычке положив руку на мессер.

- Недавно при дворе служил один чиновник. Немолодой, опытный, Цветославом звать его. Заведовал он княжеской документацией. Ты человек осведомленный, знаешь, что дворец княжеский на два лагеря поделён: верных короне и языков злых. Цветослав же притворялся союзником Ольгерда до недавнего времени. К глубокому сожалению, он сбежал из дворца с важными документами.

- Изволь спросить, куда же подался этот Цветослав?

- Наши шпионы видели его у границ с Вотчинскими землями. Видимо, он направлялся в один из вольных городов. Судя по всему, во Рандербург.

- И что из этого касается меня?

Магичка обернулась к ней. Давно женщина не испытывала такого взгляда на себе. Вереск смотрела на неё, пронзительно, своими голубыми очами, разделяя на составляющие, продумывая тысячу и один план, чтобы уговорить наёмницу согласиться на это грязное дело. Варнас знала, чего от неё собиралась потребовать магичка, также знала, что сама согласится на это, вот только растянуть хотелось немного всё это, чтобы Вереск помучалась тоже. Вот только она не ожидала увидеть в глазах собеседницы мольбу. Она не просила, она молила глазами, чтобы Варнас согласилась. И женщина не понимала, чем руководствовалась советница князя: своими чувствами или же долгом перед короной?

Много лет прошло с последнего раза, как они стояли в том самом кабинете на тех самых местах. Сколько новых баллад и песен насочиняли менестрели. Сколько битв и смертей поглотили Северные княжества. А у них ничего не менялось. Вереск как всегда заставляла её поступать как ей того не хотелось, а Варнас подавляла в себе растущий как пожар гнев, злость на то что магичка ещё считала, что в праве просить что-либо. Слишком много боли они успели причинить друг другу. Варнас никогда не прощала, а Вереск не просила прощения.

Быть может, всё и было бы по-другому? Не совершай ли они ошибки, не принимая неверных решений, и не плюя на чувства друг друга. Но обе женщины знали, кем были, сколько всего было поставлено на кон, чьи жизни могли быть разрушены. Они пожертвовали многим: одна – во имя короны, другая – ради народа.

А стоило ли?

- Если ты согласишься, то ты приступишь к исполнению казни предателя короны. Найдёшь Цветослава, выпытаешь, что он собирается сделать с документами, если ещё не уже, и потом казнишь.

Звучало понятно. Но зная, какие лисы водились среди княжеских придворных, не стояло надеяться на лёгкую добычу. Варнас тоже была такой при дворе. Юркой мечницей, а после состояла в особом отряде князя. Всё слышала, видела, хранила тайны стен и совершала различного рода указы Ольгерда и советников. Одним словом – палачом она была княжеским и совершала суд над чиновниками, а крайне изредка даже – над особами княжеской крови.