– Только не лысый, а с шевелюрой, – уточнил Василий.

– О, с зарплатой будем! – обрадовались все. – Сон в руку. Давай, Василий, дальше.

– На чём это я остановился. Да, луна…

И в самый сладкий момент засыпания… ну, когда в самый последний момент – раз! и дёргаешься – вдруг раздался звонок в дверь.

«Кого это принесло в такую позднень? Неужели в третью смену будут просить?» – подумал Василий. Такое иногда бывало на заводе. Даже, случалось, присылали дежурный автобус.

Василий как был, в трусах, пошёл открывать дверь, собираясь сказать посыльному всё, что думал про завод, и отдельно упомянуть про бочки.

Но потом он забыл и завод, и бочки, потому что ему понадобилось крепко продрать глаза. Сначала Василий увидел выдающийся бюст, а потом того, кто этот бюст принёс.

– Можно войти?

Василий отступил в глубь комнаты.

– Вам письмо. Она сказала, что Вы поймёте, потому что любите Пушкина.

Василий взял в руки скомканный клочок бумаги и расправил его.

В бумаге значилось:

Дальше было оборвано. Но Василий уже поднаторел в поэзии. Повертев записку и посмотрев бумагу на просвет, он угрюмо, но с пониманием ситуации спросил:

– Хорей?

– Ямб.

– Опять этот чёртов ямб! Что она хочет сказать?

– К ней муж внезапно вернулся. Володька. Она его услышала.

– У неё муж?!

– Володька. Тоже в нашем классе учился.

Василий замолчал, потрясённый. В уме он стал складывать все несуразности поведения поэтессы на предыдущих свиданиях. Сумма сошлась. Выходило, что он, Василий, обыкновенный дурак.

– Из плаванья вернулся?

– Из алиментов. Он от неё к матери убегал. Когда она сына Амфибрахием назвала. Он его с собой забирал.

Василий уже ничему не удивлялся.

– Амфибрахий – это по-гречески?

– Это поэтически. Размер такой.

– А-а… Дались же ей эти размеры…

Василий помолчал. Хотелось курить, но он помнил, что в заначке ничего нет. Гостья переступила с ноги на ногу. Чтобы хоть что-то сказать, Василий заметил:

– А у тебя ничего так… с размерами…

Подружка поэтессы скромно промолчала. Василий подождал и решил уточнить:

– Значит, мне дали отворот?

Подружка кивнула:

– Ты не беспокойся, мне тоже. Володька сейчас прогнал. Сказал, что я её совращаю.

– А ты совращала?

– Я её курить учила. И выпивать. Ну как бы с горя…

– Ну и как, получалось?

– Плохо. Как выпьет, так сразу в стихи…

– Я видел. Тяжёлый случай, – Василий вдруг увидел, что стоит в трусах и счёл нужным извиниться: – А я как выпью, так курить тянет. И прочее.

– Я всё принесла. И закуску.

– Надеюсь, не капусту? – вздохнул Василий.

И выдал-таки сегодня на пять бочек больше. Шестую мы ему не дали, так как рассчитывали на долгую, счастливую жизнь.

Стою, значит, на балконе, курю. Пепел стряхиваю за перила и наблюдаю, как он неторопливо залетает на балкон соседям снизу. Вообще-то обычно не любят соседей сверху. Но мы с Клавой не любим снизу. Они любят громкий рэп, а мы за это не любим их.

На дворе осень. В этом году ранняя, но пока тёплая. Листья жёлтые, трава жухлая, мухи сонные, собаки озабоченные.

Мне грустно. Во-первых, надо идти к зубному лечить левый коренной. А во-вторых, Клава только что в очередной раз оставила меня. Мне грустно оттого, что я не знаю, с чего начать? То ли с зуба, то ли с Клавы.

Тревожит меня Клава. В последнее время часто стала оставаться после работы. Говорит, занимается с двоечниками. Это по физкультуре-то! Врать не умеет, глаза отводит. Как добыть из женщины правду, если у неё нет мозгов? Решена ли человечеством эта задача?

Обычно Клава говорит, что уходит от меня за непробудную лень. А ведь я ничуть не ленивый. Просто я часто мыслить люблю. Сегодня есть о чём помыслить. Проснулся и нашёл от Клавы записку на переполненном доверху мусорном ведре: «Василий! Я ушла навсегда. Ты никогда, никогда не увидишь меня в своей жизни, пока не вынесешь мусор».

Однажды в такой вот момент размышлений мною был выведен очередной закон природы: во всякое переполненное мусорное ведро всегда можно пристроить ещё одну вещь, если она принадлежит противоположному супругу.

Я подумал и приписал: «Клава, прости меня, я больше не буду», скомкал и пристроил записку в это же ведро. Подумал и всё же решил его вынести. Но прежде зашёл на балкон покурить и ещё раз подумать – выносить или не выносить. То есть возвращать Клаву или не возвращать.

Продолжаю курить и оглядывать двор. Всё то же. Трава жухлая, мухи сонные.

Вдруг возле балкона взбудоражилось какое-то марево, проснулись ближайшие деревья. Но тут же всё утихло, а прямо у перил обнаружилось нечто мне незнакомое. Батюшки! Прилетела летающая тарелка! И прямо мне на балкон. Небольшая, размером с колесо от моего трактора «Беларусь».

Ну как на балкон… Зависла в воздухе рядом с балконом и даже не трепещёт. Из неё протянулся какой-то щупалец и ухватился за перила.

Не показываю, что удивился, курю дальше. Понимаю, что исторический момент для всей планеты. Сейчас за мной наблюдают внеземные цивилизации, и я должен соответствовать. Но чувствую, что к желанию вынести ведро прибавилось ещё и желание забежать по пути в туалет.

Из тарелки вылез зелёный гуманоид. Небольшой, мне по пояс. Небольшой-то небольшой, но я так прикинул – в этой его тарелке, на мой взгляд, ему тесновато.

«Как он, интересно, справляет там естественные надобности? Летел, небось, тысячи световых лет, преодолевал парсеки. А выйти не моги», – подумал я. Вслух же сказал, как читал в книгах моего детства:

– Приветствую тебя, о, неопознанный посетитель моей планеты Земля! Меня зовут Василий, тракторист. Имею три грамоты – за трудовые успехи и моральное поведение в быту!..

«Взаимно, – отвечает инопланетянин, – я из созвездия Андромеда, с планеты Тетлан, маркитант. По-вашему, коммивояжёр. За трудовые успехи имею проблемы».

«Как же он разговаривает? – подумал я, – если рта совсем не раскрывает?»

«С тобой разговаривает мой мыслепереводчик. А зовут меня Йохомнененужномакаронычлучшененаливат».

«Имя чем-то знакомое. Не из наших ли гаражей?» – подумал я. У нас в гаражах по вечерам, если задержаться на часок – с машиной или, там, с моим корешом Крапоглазовым, и не такого гуманоида можно встретить. – А всё же, почему я его слышу, если у него и рта совсем нет?»

«А зачем нам рот, если можно общаться мыслеформами. Это легко, попробуй пошевелить мозгами».

«Резонно», – подумал я и выплюнул окурок. Тот почему-то не полетел вниз, а завис на уровне перил, рядом с тарелкой. Впрочем, что тут удивительного: тарелка вон висит, почему бы не висеть окурку.

Я попробовал пошевелить головой, где, как знал, до этого были мозги. В голове зашумело, забулькало и зазвякало. Оказалось, шевелить мозгами легко. Мы с Крапоглазовым в его гараже примерно так и общаемся.

«Послушай, о, землянин тракторист Василий. У меня такая проблема. За мной гонятся злобные Гончие Псы из одноимённого созвездия. И хотя только за сегодня я преодолел тысячи световых лет, но оторваться так и не смог. Ты должен меня… как это по-русски… скрыть. Можно, я пройду в туалет?»

«Вон, оказывается, как они справляют. К соседям просятся. Справится ли мой унитаз с ихней тысячесветолетней нуждой? – подумал я, а вслух сказал:

– У нас, о, неопознанный Йохомнененужномакаронычлучшененаливат, если правильно по-русски сказать, «скрыть» будет означать – заначить. Связано немножко с денежками, а лучше с чем-нибудь ещё. Я понятно объясняю? От жены, от Клавы, за-на-чить. От тёщи Аввакумовны, ейной мамы, тоже заначить. От Гончих Псов, получается, крепко заначить. Балалайка-жвачка-заначка… Ладно, проходите, неопознанный. И учтите, там цепочки, извиняюсь, нет. Проржавела, я шнурок от ботинка привязал, дёргайте за шнурок. А смывать дважды надо, ибо унитаз покачивается.