И я уже даже и приготовился. Жена, которую пришлось ввести в курс событий, нашла наш старый эротический справочник с полезными советами молодожёнам. Я заново его проштудировал, ориентируясь на пометки карандашом, которые мы с ней в своё время делали совместно. В стране так учили всех конспектировать классиков марксизма-ленинизма, и эти навыки нам с женой здорово пригодились при теоретическом освоении эротики.

Справочник был с картинками. Некоторые казались весьма весёлыми. Жена разрешила подарить справочник Василию. На время.

Но Василий опередил меня.

Однажды, когда переворачивали бочку, как раз в самый натужный момент, Василий вдруг спросил у меня, что такое хорей.

Хорей!

По гороскопу Василий стрелец, то есть, охотник. Вопрос застал меня врасплох, как застаёт тетерева на токý выстрел охотника, так сказать, влёт. Я уронил бочку себе на ногу. Спасло то, что ботинки у нас, сварщиков, окованы металлом.

Так выяснилось, что уже который вечер свидания Василий назначал поэтессе.

Вот, значит, как. Дошло в нашей бригаде уже до поэтесс.

– Это распад, – сказал бригадир, когда узнал об этом в обед.

Постепенно прояснились подробности.

Василий познакомился с поэтессой в очереди к зубному. Страдальческое лицо девушки в квадратненьких очёчках показалось ему загадочным и одухотворённым. Впрочем, в очереди к зубному у каждого такое лицо, так как у всех перед глазами проносится вся их жизнь и количество съеденного сладкого.

Но это лицо было особенно беспомощным. Девушка сидела с закрытыми глазами и что-то шептала. То ли пересчитывала порции мороженого, начиная с младшей группы детского сада, то ли просто молилась.

Василию тут же захотелось рассмотреть поближе данное лицо. Лучше в своей холостяцкой берлоге. Тем более что фамилия у девушки оказалась многообещающей.

– Нинон Блудницкая, поэтесса, – и девушка протянула ему левую руку, ладошкой вниз. А правой она держалась за щёку, где был зуб.

«Надо же, Блудницкая. А выглядит гимназисткой», – удивился Василий и, в который раз в своей жизни, подумал: «Как обманчива внешность у женщин».

Он машинально взял протянутую ему доверчиво руку, не понимая, что с этой рукой делать, когда она торчит вперёд ладонью вниз. Но тут он вспомнил кое-что из кинофильмов и понял, что это такой спецсигнал для дворянских поцелуев.

Дед Василия был, увы, совсем других корней. Поэтому Василий крепко пожал тонкую, с голубыми прожилками, руку простым пролетарским рукопожатием.

В тот же миг между их соединившимися руками проскочила искра энергии, неведомой по природе, но зато огромной силы тока. В этом месте рассказа сварщик Василий счёл нужным оценить мощь искры в понятных товарищам параметрах. Он сказал – примерно в 200 ампер.

У Василия сам собой прошёл зуб, и ему тут же захотелось провести сварочный шов между собой и девушкой.

– Василий, сварщик. Шестой разряд.

– Сварщик – это интересно, – задумчиво сказала девушка, которая тоже получила заряд, но неверно истолковала, что это зуб. – Сварщик, банщик, обманщик… Сварщик-коварщик…

Заряды были явно разной полярности. То есть конечные цели у зарядов изначально отличались.

Но, как известно, разные полярности притягиваются, как ни противятся их конечные намерения.

Начались будни осторожных и бурных ухаживаний. Осторожных со стороны поэтессы, но бурных со стороны холостого сварщика. Василий водил поэтессу в кино и вспоминал забытые из юности трогательные ощущения неловкости, когда его руку деликатно убирали с тёплой коленочки. К Василию вернулась молодость, а с нею и соответствующие молодые чувства.

Оказалось, девушка жила в его же дворе, в подъезде напротив. Это было очень удобно. Василий показывал ей, где его окно, потухшее от беспробудной холостяцкой жизни. Но девушка не понимала намёков и своего окна не показывала.

После кино, у подъезда, она читала Василию сумбурные стихи. Василий догадывался, что свои. Из содержания стихов прямо выходило, что сегодня вечером ему ничего не обломится, разве что лёгкий поцелуй, да и то в щёчку. Взамен ожидаемых более сильных ощущений ему предлагалось «…петь, кружась под луной, хороводясь в метелице звёзд». Василию же хотелось чего-нибудь более внятного. Он мучился, а в попытках хороводиться со звёздами проявил себя бездарем и отъявленным саботажником.

В какой-то из вечеров, проводив поэтессу, Василий пришёл к выводу, что без повышения культурного уровня у него ничего не получится. Придя домой, он нашёл старую детскую книгу с оторванной обложкой, неизвестного автора, и принялся учить: «…У лукоморья дуб зелёный…» Но, в конце концов, заснул, утомлённый вечерними переживаниями, на: «В темнице там царевна тýжит…»

Вот тут-то, наутро, Василий и спросил у меня, что такое хорей. До поэтессы он не знал, что у стихов, как у наших бочек, бывает размер. Я, как мог, объяснил, помогая себе линейкой и штангенциркулем.

Дополнительно Василий спросил у меня, можно ли рифмовать «штангенциркуль» и «куркуль». Он задумал написать про каждого из нас, своих товарищей, стихи. Начать с бригадира. Я сказал, что если про бригадира, то можно.

Весь день Василий варил и что-то бубнил себе под нос вместо пения. Мне он сказал, что пригласил поэтессу домой, и она обещала прийти… но потом как-нибудь. На радостях Василий хотел выдать и шестую бочку сверх нормы, но я, помня наставления бригадира, остановил.

Без подробностей о намерениях Василия поэтически увековечить товарищей, я обнародовал новости. Бригада в ожидании вдохнула, а выдохнуть решила после того, как у Василия получится результат.

Результат был на следующий день. Но о нём придётся поподробнее.

Когда поэтесса обещала прийти, то предупредила, что любит читать стихи только в замкнутом пространстве, где хороший звук. Василий заверил её, что звонкое эхо с его стороны обеспечено. Последняя жена Василия оставила ему только матрац, и стены резонировали даже от шороха безопасной бритвы по щетине.

Поэтесса пришла в тот же вечер. Но с подружкой.

– Это моя одноклассница, – представила поэтесса подружку, забыв назвать имя.

– Очень приятно, – сказал ошарашенно Василий. Для него появление подружки означало крах намерений и дополнительное беспокойство. Прежде всего, с точки зрения закуски. Закуски катастрофически не хватало, Василий не подготовился к визиту.

– Василий, – сказал он с озадаченным видом.

– А я знаю. Сварщик-коварщик.

Василий понял, что в этой компании о нём знают всё. Но подружка была такой живой и полненькой, что Василий смирился. Зато теперь его глазу было, где отдохнуть, после любезной Нинон Блудницкой, которая не оправдывала своей фамилии даже в типовых женских размерениях, то есть, не дотягивала до 90-60-90. А вот подружка в кое-каких ключевых размерах заметно выигрывала.

Холодильник на кухне был так пуст, что отдавал эхом и годился для чтения в нём стихов. Бойкая подружка, по гороскопу тоже стрелец, проявила следопытную настойчивость и нашла в холодильнике начатый кочан капусты, а к нему и ещё немного еды.

Попутно одноклассница, как принято у закадычных подруг, выдавала секреты своей крепкой дружбы с поэтессой. Нет, конечно же, она всячески старалась представить подругу в выгодном свете, но получалось, как обычно у женщин.

– Мы с Нинон сейчас отказались от еды. Вообще. Никакой обжираловки.

– Совсем? – обрадовался Василий такому упрощению хлопот по устройству стола. – Может, хоть выпьете?

– Едим, конечно. Но исключительно только с пользой. Главное в продукте – его форма. От неё самая польза. Вот посмотрите, Василий, на Нинон. Видите?

– Да, вижу, – соглашался Василий, не отрывая глаз от присевшей перед духовкой подруги. В духовке Василий держал посуду, что удалось спасти от жены.

– Я придерживаюсь мнения, что ей надо увеличить бюст. Значит, она должна есть капусту.

– Согласен. Я тоже всегда придерживаюсь за бюст! – горячо поддержал подружку Василий.