Дерево рядом со злополучной крышей, в которое попал разряд, расщепилось вдоль по всей длине, загорелось и упало…

…Семён пробуждался под кроватью. В луже. Он обнимал батарею, хотя она и была холодная. Ещё не сезон топить… Проснулся от громкого и заливистого смеха. Смеялись все обитатели общежития во главе с комендантшей. Из-под соседней кровати вытекала такая же лужа и слышался глухой кашель ещё дрыхнувшего Тундры. В открытое окно ослепительно светило солнце.

Семён посмотрел на часы. Шесть десять. Занятия начинаются в восемь тридцать.

– Тундра, вставай! Погнали, – сказал он охрипшим голосом.

Прислал письмо Юрка.

Сейчас Семён уже не относился к письмам так, как раньше. Раньше дома, заглядывая в почтовый ящик и увидев конверт, он даже не смотрел отправителя, а просто нёс и отдавал родителям. Даже если, как потом выяснялось, письмо было от бабушки и наполовину адресовано ему, то просто достаточно было неполного пересказа мамы.

Теперь же он их ждал. Ждал с жадностью, любопытством и нетерпением. Может быть, поддавался общему чувству ожидания вестей из дома, а может, просто время пришло, чтобы понимать их суть.

Суть письма не в информации, которую оно содержит, хотя, безусловно, это тоже важно, а в тонком понимании того, что вот ещё недавно этот листочек держали руки человека. Человека, который тебе близок. Или, по крайней мере, интересен. А то и просто новый персонаж, которого нужно как следует понять, прежде чем ответить.

Время было уже около половины второго ночи. Только что поменял дневального. Самому спать было нельзя, так как в любой момент мог произойти обход дежурного по училищу. Надо быть во всеоружии. Во-первых, не положено. Во-вторых, жалко свободного времени, и, наконец, четыре курсанта были в самоходе, и надо что-то придумать, чтобы при обходе комар носа не подточил.

Юрка – человек искусства, художник. И письмо такое, будто писал Пушкин. Почерк мелкий, с вензелями и зарисовками на полях. Мы в школе чёртиков малевали, а он обязательно что-то романтическое.

«Опять повздорили с Жекой из-за какой-нибудь муры, – подумал Семён. – Вот и жалуются друг на друга в каждом послании». Только вчера расшифровывал Женькины каракули. Разбирал-то целый час, а выяснилось, что «Юрка не хочет его портрет рисовать! А ещё друг называется!».

Юрка всегда писал обстоятельно и обо всём. Так, что было интересно открыть конверт. Потянуло теплом города детства и почему-то визуально представилось, как Юрка меняет потёкший стержень в авторучке. Об этом факте говорило то, что первые строчки становились всё жирнее и жирнее, а потом цвет сменился с фиолетового на синий.

«Здравствуй, мой дорогой друг Семён! Вот решил написать тебе о нашем провинциальном житье-бытье. Ты, наверное, там, в своей Латвии, уже стал забывать своих друзей детства… (Семён скоро второй год как учился в рижской мореходке) …но мы-то тебя помним.

У нас всё хорошо. Родители живы-здоровы. Собака твоя вымахала, как шкаф. Вчера видел во дворе её. Иришка с ней гуляла. У-ух, животина! Клёвая порода водолаз! А помнишь, вам говорили, что девочки-водолазы не такие крупные? Какое там! Проглотит и не подавится. А мой Тошка вчера сбежал, пока я в художке был. Мы его всем миром тут искали. А знаешь, где нашли? За "Лестрансом" на пожарище склада драмтеатра. Помнишь, как вы там с пацанами штаб устроили и чуть сами все не сгорели?! Да уж. Получил я тогда от бати на орехи. Помнишь, это же я для вас ключ у него стащил? А вы меня ни разу туда даже и не позвали. Ну да ладно. Кто старое помянет – тому глаз вон! Кстати, о глазах. Жека твой получил вчера в глаз от меня. И поделом ему.

А что? Сидим мы с Мишкой и Вадькой во дворе у качелей. Так он подходит и говорит: "А давайте теперь я вместо Сёмы буду на всех стычках нашу банду представлять на правах лучшего друга?" Мы, конечно, удивились и чуть сразу ему сопатку не начистили, но Миха (ну ты же его знаешь!) предложил конкурс устроить. "Давайте, – говорит, – кто больше причин назовёт, почему он лучший друг Сэма, тот и капитан, а?" Мы обсудили немного и порешили, что так тому и быть.

Ну и началось! Что только не всплыло на свет божий! Кстати, одна из причин, по которой я тебе пишу, именно в том, чтобы ты подтвердил некоторые факты.

– Да мы с Сёмой с первого класса вместе, а ты, Жека, – со второго, а Мишка – вообще, только в четвёртом пришёл! – сказал Вадик. И пошло-поехало.

Сёма, я для удобства буду писать факты и комментарии в скобочках, а кто что сказал, чтобы ты не запутался, отмечать так: Миха – М, Вадик – В, Женька – Ж, ну а я – это Я.

– А мы, вообще, в песочнице познакомились, – Я.

– А у нас мамы дружат, – Ж.

– А у нас не только мамы, но и папы, – В.

– Видел я, как они дружат. Семёнов папа твоего отчима с лестницы спустил у мамы на дне рождения, – М. (Сёма, это правда?!)

– Мама, папа… А кто ему втайне от всех помогал мореходку искать и к экзаменам готовиться? – М.

– Да что там искать и готовиться! Это же моя идея изначально была, про мореходку-то! – Ж.

– А кто его рисовать учил? – Я.

– А плавать, плавать-то? – Ж.

– А мы вместе на самбо ходили! – М.

– А мы – на хоккей! – Ж.

– А мы – на футбол! – Я.

– А мы всегда вместе "крапивный ход" от Пакли защищали. Чё-то я вас там не видел!!! – Ж.

– Я кровь сдавал после пожара! – В.

– А я, а я вообще, помните? Его из детского садика ещё забирал! – Я.

Джинсы ушивали; на катке дрались; …et cetera, et cetera…

В общем, шумненько, дружище, всё вспоминали. Естественно, со счёта сбились.

И тут Жека и говорит:

– А помните, у Сэмэна талисман был? Ну шарик этот его дурацкий. Он его ещё с собой всегда таскал!

– Да-а-а, – сказали мы.

– Так вы думаете, кому он его на хранение оставил? – сказал Жека и вытащил твой шарик из кармана. (Что? Ты, правда, ему оставлял или это он сам спёр?) – Ладно, черти, либо я капитан, либо запущу я его сейчас далеко-далеко и на вас же, оболтусы, потом и свалю. Пойди проверь.

Пацаны опять загалдели, и Жека зажмурился, замахнулся посильнее и забросил, Сёма, твой талисман далеко в траву.

Ну тут, извини, но я уже не сдержался и врезал-таки ему по сопатке.

Так что место твоё вакантно. С "паклевскими" пока Миха общается, а шарик твой я потом нашёл (пришлось, конечно, на пузе поползать). Так что он у меня. Не волнуйся.

В остальном всё по-прежнему. Пиши. Юра».

Семён вздохнул. Аккуратно сложил конверт и убрал его под фланку. «Понятно, что друзья всё же скучают… Ну зачем мордасы-то друг другу чистить? И с шариком этим муть какая-то, – Семён растянулся прямо на широченном подоконнике. – Никому я его не оставлял, а спрятал на пожарище за "Лестрансом" до каникул… Ладно, скоро домой поеду – разберусь… Гуревич, ты кричи громче, если обход, а я покемарю маленько…»

Полудрёма. Калейдоскоп в голове…

Накатили такие осязаемые воспоминания ещё довольно недавнего прошлого. А что ещё делать на «больничке»? Спать больше не хотелось. Бутеры, заботливо подаренные ребятами из роты, все сжевал. Книжка закончилась. Закончилась притом каким-то печальным концом. Зачем вообще писать книги, если они так заканчиваются? Может, именно поэтому и накатил позитив. А кроме как позитивом Семён эти воспоминания назвать не мог. Да и вообще, несмотря на непредсказуемые и невесёлые, на первый взгляд, концовки разных жизненных историй, они могли восприниматься более чем позитивно. Это смотря как их воспринимать. Вот и стала понятна возможность появления книжек с печальным концом. Может, это только для меня он печальный, а для автора или героя вовсе и нет.