По мере того, как сдвоенный вагон троллейбуса огибал площадь, приближаясь к остановке, росло и напряжение ожидавших его граждан. Бросок от остановки к дверям троллейбуса надо было совершить максимально быстро, технично и, по возможности, первым или хотя бы в первых рядах. Если замешкаешься, то пропадёт всякий смысл этого действия. Промокнешь.

Люди всё больше уплотнялись к лицевой части остановки. Некоторых даже толпа выдавливала под дождь, но те активно сопротивлялись, работая плечами. Некоторые, поняв, что шансов пробиться в первые ряды уже не осталось, смирились и, отойдя в глубь навеса, решили ждать следующего.

Семён и Тундра, воспользовавшись тем, что были в форме, спокойно, по-моряцки вразвалочку, вышли под дождь и, обогнув остановку, встали перед всеми, вызвав недовольное бурчание первых рядов. Особенно возмущалась латышка бальзаковского возраста, одетая как официантка с привокзального буфета (а может, она ей и была).

Троллейбус, погудев, замер. Между этим моментом и открытием дверей был небольшой промежуток времени. Буквально секунда.

До истечения этой последней секунды никто не вышел из-под крыши. Только полная тишина и напряжённые лица говорили о решимости будущих пассажиров. Как только двери дёрнулись, предваряя открытие, плотная масса влажных и озлобленных людей ринулась к ним.

Семён и Тундра прямо припечатались к одной из дверей, но… они дёрнулись и… не открылись. Счастливчики, которые ворвались через другие двери, уже комфортно разместились в салоне и с интересом наблюдали в окна за развитием ситуации у невезучих.

– Молодой человек, ну, подтолкните же её! – закричала под одобряющий гул толпы латышка-«буфетчица», стоявшая по правую руку.

Семён зацепился пальцами за дерматин уплотнителя между створками и резко дёрнул на себя. То ли двери подались от рывка, то ли они и так уже открывались, а может, и всё вместе, но локоть Семёна с ускорением отлетел «буфетчице» прямо под глаз.

Этот эпизод остался бы совершенно не замеченным толпой, ввалившейся в троллейбус, ломая зонтики и снося со своего пути уже находившихся внутри, если бы не громкие причитания «буфетчицы», глаз которой моментально скрывался под огромным фингалом. Она всю дорогу до Иманты (видимо, ей дальше) ругалась по-латышски и по-русски, проклиная в основном себя и обеспокоенная главным вопросом: «Что же я мужу скажу?»

Семён, конечно же, извинился.

Между тем дождь становился всё сильнее.

Как уже давно договаривались, подойдя к общаге, бросили маленький камешек в окно мансарды, где находилась комната Иветты и Светы.

Для более точного понимания истории, видимо, необходимо описать здание общежития медицинского училища.

Это было небольшое двухэтажное здание ульманисовских времён, увенчанное мансардой с маленькой пристройкой в один этаж. В пристройке была столовая, первый этаж занимал актовый зал и всякие административные помещения. На втором этаже и в мансарде находились жилые комнаты, рассчитанные на проживание от четырёх до восьми студентов. Наверное, когда-то этот дом принадлежал одному хозяину, что подтверждало и то, что он находился в жилом частном секторе и стоял посреди довольно большого заброшенного сада с переросшими и неухоженными фруктовыми деревьями.

План всегда был такой. Подходили, бросали камешек. Дальше два варианта. Либо Светка с Иветтой выходили, и друзья все вместе куда-нибудь шли, либо ребята по водосточной трубе поднимались на крышу столовой и потом по карнизу добирались до окна. Семён всегда лез первым, так как Тундра был выше и крупнее. То есть на случай, если Семён сорвётся, он его должен был поймать. Но пока бог миловал…

Отреагировав на лёгкий звон стекла, отворилось окно, и, прикрываясь какой-то книжкой от дождя, выглянула Света.

– Мы уже и не думали, что вы придёте, – сказала она, пытаясь говорить громче шума дождя и одновременно не сильно. – Прикиньте, у нас из комнаты все девчонки поразъехались на выходные… Ну ладно, погуляйте ещё минут пятнадцать… Синька ещё не легла (так почему-то звали местную комендантшу).

Дождь усиливался, и где-то далеко загремел гром.

Друзья переглянулись.

– Не назад же ехать? – с надеждой спросил Тундра.

Семён пожал плечами, посмотрел на почти чёрное ненастное небо и отвернулся.

Форма уже промокла. Не насквозь, но достаточно ощутимо. Пока спасали тельняшки.

– Пойдём под карнизом того дома постоим, – сказал Семён, указывая на ближайшее строение.

– Да! – с радостной готовностью согласился Тундра.

– Десять минут. Не больше. А то окончательно потопнем.

– Угу.

– Хорошо, что ветер стих, – отметил Семён. Вода лилась с карниза точно вниз, не попадая на друзей. – Но это ненадолго. Обычно так бывает перед шквалом. Так что хватит спины пачкать. Надо залезать скорее.

Семён, в соответствии со вторым вариантом, полез по трубе. Достаточно быстро, хотя труба была мокрая и скользкая.

– Давай! – прошипел он Тундре. – Только тише. Видишь, свет только погасили.

Через три секунды Тундра уже был рядом.

– На счёт три я к карнизу, а через секунду ты… Только умаляю, не шуми!

– Ладно, – согласился Тундра.

Сказал, но тут же жутко загремел, шагая по железной крыше, как слон. Семён замахал на него кулаками, призывая остановиться, но было уже поздно. В одной из студенческих спален зажёгся свет, и её обитательницы испуганно завизжали в несколько голосов. Скоро к визжанию девчат добавился и строгий голос Синьки, призывающий всех замолчать и успокоиться. Потом открылось окно, и из него высунулась её не самая приятная физиономия, защищённая от дождя бигудями.

Путь назад был отрезан, но, пока шёл гвалт, друзья вскарабкались, несмотря на потоки воды, на крышу.

Дождь полил как из ведра. Семён наконец-то понял значение этого выражения. Ведь если выливать воду из ведра, то она не будет литься струями, а шарахнет одной сплошной массой. Вот и сейчас как ни старайся – не увидишь просвета. Как будто воздух превратился в воду. «Хорошо, что лето», – подумал Семён. Где-то вдалеке, видимо, на окраине Старушки, сверкнула молния, и только через пару секунд грохнуло и затрещало так, что можно было представить себя на передовой.

Не осталось ни одной сухой нитки.

– Знаешь, что если молния сюда попадёт, дому-то ничего не будет – всё в громоотвод уйдёт, а вот нас поджарит изрядно, – прокричал Семён.

– Понято! – крикнул Тундра и съехал на «пятой точке», вздымая кучу дополнительных брызг, прямо по водному потоку на крышу столовой.

Семён последовал за ним таким же образом.

Как только они оказались на плоскости, чуть-чуть приоткрылось заветное окно, и чья-то рука протянула зонт. Тундра двумя шагами немного приблизился к окну и забрал его.

– Пожалели, блин! – сказал Тундра и смачно сплюнул.

Порывы ветра усилились, было уже не смешно, разыгравшийся ураган угрожал сдуть с крыши незваных гостей.

– Может, домой двинем?! – прокричал Тундра.

– Ну уж нет! Хотя бы обсохнуть надо. Пришли – значит пришли! – громко и твёрдо отверг предложение Семён.

– Ну тогда присаживайтесь, сэр, – улыбнулся Тундра, указывая мокрой ладонью на покатый край крыши. – Судя по тому, что дали зонтик – нас ждут, но чуть позже.

Если бы кто-то наблюдал за ними со стороны, то картина выглядела бы преуморительной. Двое молодых людей в морской форме во мраке и всполохах молний сидели на крыше, взявшись всеми четырьмя руками за зонтик. А зонтик то и дело пытался либо вырваться из рук совсем, либо выворачивался наизнанку очередным порывом ветра. Толку от этого зонта было ноль. Он оказывал если только психологическую поддержку, так как дождь был сплошной и направлялся ветром не сверху вниз, а слева направо. Более того, ребята сидели на краю ската. Ноги стояли на плоскости крыши. Вода, заливаясь в брюки в районе спины, выливалась из штанин прямо в ботинки, как из четырёх водосточных труб. Стало холодно…

…Как всегда, сначала беззвучно сверкнула молния, превратив на долю секунды ночь в день. Потом раздался такой треск и грохот, что мокрые тела друзей от страха непроизвольно уподобились двум маленьким сцепленным трепещущим тушкам.