Боян, разумеется, из «Слова о Полку Игореве», обязательной школьной программы в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого столетия. На уроках литературы «Слово» изучалось вдоль и поперёк.
Громко сказано – изучалось! Да я его только сейчас начал понимать: на сколько важна, для нас – русских, рассказанная в этом произведении история! Только сейчас я осознал, что когда князь Игорь Святославович ходил на половцев, моему предку, боярину Степану из Прус, новгородцу, было уже около тридцати пяти – для того времени возраст не отрока, а мужа.
Для науки и литературы «Слово о полку Игореве» открыл граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин, заядлый коллекционер памятников русских древностей. В детстве и юности я бывал в его усадьбах на Ярославщине. Одна из них, Андреевское, расположена на берегу живописной речки Ильд в бывшем Мологском уезде, ныне – Некоузском районе Ярославкой области.
Андреевское граф унаследовал в XVIII веке и солидно обустроил. Его дочка Наталья получила усадьбу в приданое когда вышла за туляка, участника походов Суворова и Кутузова, князя Дмитрия Михайловича Волконского, близкого родственника графа Льва Николаевича Толстого. Этот брак, состоявшийся по настоянию родителей, возможно был несчасливым. Сын Наталии, князь Михаил Дмитриевич отдал Андреевское дочери Лизе, которая в свое время вышла за муж за князя Анатолия Александровича Куракина.
Во время хозяйствования князей Волконского и Куракина имение достигло своего наивысшего расцвета. Усадебный комплекс включал в себя большой жилой дом, служебный корпус, парк с каскадными прудами, дубово-липовую рощу и сад с виноградниками и оранжереями, в которых зрели ананасы. Приусадебное хозяйство состояло из двух водяных и одной паровой мельниц, а также заводов: маслобойного, лесопильного и кирпично-черепичного.
Представить себе всё это великолепие в той замызганной, отвратительной, покосившейся, гнилой и пропитой деревне, которую застал я, в том понуром колхозном поселении с редкими элементами развалин былого торжества усердия, культуры и науки, было просто немыслимо! Освобождённые «угнетаемые» уничтожили и осквернили всё, не смотря на то, что именно «угнетатели» – Мусины-Пушкины-Волконские-Куракины – на свои средства построили и содержали двухклассное министерское училище, поддерживали чайную и народную библиотеки, родильный приют, помагали крестьянам разорившимся во время стихийных бедствий, участвовали в возведении и содержании церквей, их украшении и ремонтах. Сколько же страшного помнят деревья в частично сохранившимся парке бывшей усадьбы!
Ныне потомки Куракиных и Мусиных-Пушкиных живут во Франции. Внук князя Анатолия Александровича председательствует в комиссии по соответствии законов конституции этой страны. Сам же первооткрыватель «Слова о Полку Игореве», лучезарный граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин, по собственному желанию похороненный в своей великолепной усадьбе Иловна на левом берегу реки Мологи в двадцати трёх верстах от уездного центра, в 1941 году вместе с усадьбой и всем окрест оказался на дне Рыбинского водохранилища. Над его могильной плитой вьются рыбы и медленно, на ощупь, проплывают аквалангисты Русского географического общества. Просто фантастика какая-то, сюрреализм, Ваше Сиятельство!
В школе я всего этого не знал. В бывших мологских имениях русской аристократии – сегодняшних отталкивающих деревнях и колхозах – бывал исключительно по желанному «принуждению»: когда наш класс отправляли помогать Отечеству собирать урожай – брюкву, картошку, лён. Работа для молодёжи нетрудная, на бодрящем свежем воздухе, с непременной долей здорового соревновательного азарта.
Особую радость таким «экскурсиям» придавало то, что часть подростков, и я в их числе, могла приехать на место работы не на специально организованном автобусе, а на «своих» мотоциклах, которые мы, желторотые юнцы, брали из родительских гаражей без всякого согласования и разрешения. Отсутствие у школьников водительских прав не заботило ни учителей, ни колхозников, и ни кого иного. Мотоциклы в сельской местности воспринимались как более крупные и удобные велосипеды, а на велосипеде мог ездить каждый, даже сильно выпивший. Я приезжал «на картошку, да лён» на отцовском «Минске».
Во время «перекуров» мужская часть «садоводов и огородников» деловито обступала «припаркованые» машины и со знанием дела обсуждала у кого «моцик» помощнее и покрасивее, а у кого труба пониже да дым пожиже. Где уж тут до бывших имений русской аристократии, особенно при полном учительском и колхозничьем умолчании!
Следует подчеркнуть, что наша школа развлекала учащихся не только сладкой брюквой, мокрым льном и скользкой картошкой. Так как «градообразующими предприятиями» нашего посёлка являлись Институт биологии внутренних вод АН СССР и Геофизическая обсерватория Института физики Земли АН СССР, в нём часто бывали интересные гости. Некоторые из них заглядывали «на огонёк» в наши классы.
Хорошо помню встречу с художниками «Союзмультфильма». Один из них был автором русского образа Гурвинека. Мелом на школьной доске график быстро изобразил всеми любимого персонажа. Какой это был восторг: это тот человек, который рисует самого Гурвинека! Того самого Гурвинека! Помните его? Ну как же! – «Клуб Весёлых человечков»: Карандаш, Самоделкин, Незнайка, Петрушка, Гурвинек, Чиполлино. Вспомнили? Это же целая серия незабываемых мульфильмов и журнал «Весёлые картинки» в придачу! «Чтобы пыль не лезла в нос, нужно сделать пылесос!» – до сих пор повторяю я, прибирая квартиру и вспоминая робота Самоделкина. Кстати, автор «Приключений Чиполлино», итальянец Джанни Родари, тоже побывал в нашей школе. Много лет спустя, сидя на веранде небольшого дома расположенного на одном из адриатических островов, я читал своим детям другое его произведение – «Джельсомино в Стране лжецов», и тогда неожиданно вспомнил: «Дети, а ведь я лично познакомился с автором этой книги!» Они не хотели мне верить: «Как? Когда? Где?»
Были и другие встречи. Бывало разное, но всё же…
Но всё же, как бы не были мне дóроги «Пионерская зорька», «Пионерская правда», «В гостях у сказки», «Весёлые картинки» и продукция «Союзмультфильма», уже тогда, в раннем детстве, главной моей любовью, ба! – страстью!, была природа: растения и животные, леса, степи, горы и моря. Сколько себя помню, я всегда был среди животных, а они всегда были рядом со мной.
В возрасте пяти-шести лет, я собрал свои первые зоологические коллекции. В степи Сары-Арка ловил жуков чернотелок, а в горах Тянь-Шаня – разноцветных, поразительной красоты бабочек. На берегу озера Балхаш находил, а в домашней тишине систематизировал, мелкие, но очень красивые ракушки водных улиток и двустворок, ещё не зная, что некоторые из них, это уже вымершие виды – сотни лет вода в озере солонела и не все, когда-то многочисленные, моллюски смогли это пережить.
Моя любовь к природе всячески поощрялась родителями. Отец, возвращаясь из экспедиций с полным рюкзаком фазанов, кекликов, бульдуруков и вяленых сазанов, всегда привозил мне подарки: клюв колпицы, шкурку ондатры, коготь туркестанского тигра купленный у туземцев, шипящую словно змея степную черепаху, лопоухого пустынного ёжа, юркого джунгарского хомяка. На полках в моей комнате, среди фигурок животных вылепленных из пластилина, жили в спичечных коробках жуки-вонючки (выделяющие при испуге резкий, тяжёлый запах), в термосе на балконе плавали лягушки, а в клетках с канарейками бегали длиннопалые пустынные ящерицы.
Очарованный торжественными телерепортажами об очередных покорителях космоса, я с неменьшей радостью и замиранием сердца ждал новых встреч с телесериалом о приключениях дельфина Флиппера, «Клубом путешественников» и, конечно, телепередачей «В мире животных».
Ведущий последней, Василий Михайлович Песков, в неизменной кепке и фотоаппаратом на груди, был моим кумиром. Когда у него появился соведущий – Николай Дроздов – я был искренне возмущён. Как я только не называл господина Дроздова, про себя и вслух! Не нравился он мне и точка. Потом привык, и даже проникся к нему уважением.
