Но почему же кислица это «таёжный фугу»? При чём тут известная морская рыба?
Каждый, кто познакомился с тайгой, знает вкус кислицы, он в её названии. Приятная кислинка, это следствие содержащейся в растении щавелевой кислоты. Заячья капуста вкусна, но в тоже время ядовита, так же как рыба фугу, говоря по-русски – бурый скалозуб, или бурая собака-рыба. Чрезмерное употребление кислицы может привести к заболеванию почек и прочим опасным последствиям. Известны случаи отравления травоядных животных, в частности овец, со смертельных исходом. Однако в малых количествах кислица невредна, вкусна и даже полезна. Свежие листья заячьей капусты, это источник витаминов. Кроме того сок кислицы обладает антисептическими, ранозаживляющими свойствами.
Это была моя первая встреча с «таёжным фугу» в новом полевом сезоне. Маленькие листья-зонтики были так свежи и чисты, что невозможно было удержаться. Сорвал и с удовольствием съел с десяток. Пока хватит.
Пошёл дальше, подпевая себе на ходу:
Ах, как мы шли по Кандалакше,
Была дорога далека,
Как проносили судьбы наши,
В зелёных вещевых мешках.
В какие верили мы веры,
Таких теперь и не слыхать,
Как мы теряли чувство меры,
Теперь уж так не потерять!
Пройдёт некоторое время и лес наполнится грибами. Сначала появятся оранжевые лисички, а за ними – разноцветные сыроежки, чёрные грузди, сизоватые свинушки. Тысячи, миллионы разноцветных таёжных воронок. Мне показалось, что я уже чувствую их силу: она затягивала меня всё глубже в лес, встраивала в могучий круговорот Тайги.
Когда-то воронка была в каждом доме. Без неё на кухне было никак: молоко перелить, подсолнечное масло, воду, крупу, муку, сахар. Но я уже давно не вижу воронок – эмалированных железных, алюминиевых, пластиковых – на стене, подвешенных за ушко, или спрятанных в кухонные шкавчики. Теперь всё расфасовано в удобную, сподручную тару. Маленькие пачки и мини-мини упаковки. Даже вино можно купить в миниатюрной, игрушечной бутылке для гнома. Раньше мне и в голову не приходило, что мы, человечество, погрязнем с головой в пластиковых отходах и невозвращаемом в производственный круговорот стекле. Не мог я себе представить и уровня безразличия к этой проблеме с нашей, человечества, стороны.
Безразличие. Безличие… Без…
С трудом, но решительно выбрался мыслями из воронки печали: я же не грутить в лес пришёл! «Назвался груздём, полезай в кузов!» Тем более, что поводов для радости хоть отбавляй. Вот прокричала желна: большой, чёрный и стройный, как эфиоп, дятел. Красивейшая птица окрашеная в благородные гербовые цвета. Её голос: крю-крю-крю-крю клии… клии… – одна из визитных карточек нашего леса. Вот волшебная ель – дерево покрытое длинными прядями лишайника Уснеи, будто леший оставил на нём часть своей исполинской бороды. Вот высокий муравейник, а рядом, на мокрой земле, отчётливые следы рябчика. Интересно, зачем он сюда прилетал? Съесть немного муравьёв или чтобы с их помощью избавится от паразитов? Рябчикам хорошо известна спасительная сила муравьинной кислоты и они регулярно «купаются» в гнёздах этих насекомых.
Лес стал редеть. Сквозь просветы я заметил большую поляну, и вскоре вышел на неё.
Это просто сказка! Широкая, идеально круглая, изумрудная поляна, а по середине – высоченная ель!
Не спеша приблизился к ней. Обошёл вокруг. Потом ещё раз, и ещё. Всё никак не мог оторвать глаз от её стройной верхушки. Вруг одна из ветвей качнулась и с дерева с шумом снялся лесной голубь.
–Вот ты где! – крикнул я ему в догонку.
Птица быстро исчезла из вида.
«Снова голубь», – подумал я, и вспомнил, что перед отъездом в деревню несколько дней подряд замечал почтового голубя сидящего на фонаре под окном моей городской квартиры.
Откуда он взялся? Заблудился? Почему сидел целыми днями у моего дома и смотрел на меня? Может у него весточка была? Почтовый же! Кому? От кого?
Я встал на цыпочки и дотянулся до окончания нижних веток. Погладил еловую лапу – мягкую, тёплую, душистую.
Вспомнился Новый Год. Калейдоскоп новогодних елок. Эхом отозвалась тень ощущения безвозвратно утраченного, неуловимого волшебства царившего в родительском доме в дни моего детства. Дело не в самих елях, они не изменились – всё такие же добрые и терпеливые. В нас, во мне, что-то изменилось. Надломилось.
Моё поколение не в силах подарить своим детям такой новогодний праздник, какой устраивали нам наши родители. Мы не выдерживаем неизвестной им спешки и нервотрёпки, тараканьего бега, в который двадцать первый век превратил нашу жизнь. Мы разрушаемся изнутри. Посмотрите на окна наших домов – в них темнота, все на работе. Я помню времена, когда вечерами в каждом окне горел свет.
Вспомнились родители, молодые биологи, кандидаты наук, наш дом на берегу одного из крупнейших озёр мира, пеликаны и фламинго пролетающие над балконом, луковицы торчащие из банок с водой на подоконнике, покрытые нежной зеленью ветки карагача в вазе – вместо цветов, скромность, в какой мы жили, одежда после старшего брата, которую я донашивал до дыр, очереди за худыми, синими курами и докторской колбасой, длинные списки желающих купить литературные серии классиков, фильмы про плохих бандитов и хороших милиционеров, сообщения об успехах ОБХСС. Вспомнилась доступность путешествий по огромной стране, добросердечность местных жителей встреченных во многих уголках необъятной Родины, высокий уровень добропорядочности в обществе, время, в котором редко кто проходил мимо грубости и хулиганства безучастно. Вспомнились безопасные, многочасовые прогулки и игры во дворе, День рыбака, постоянные гости: то мы к кому-то, то к нам кто-то. Чародейский Новый год, Морозко и Снегурка, разноцветные волнистые попугаи на ёлке – в этот день они летали по всей квартире. Зима, так зима: наиграешься в хоккей, забегаешь в подъезд, стряхивая густым, натуральным веником снег с валенок, снимаешь рукавицы и прижимаешь ладони к первой же баттарее. Мороз, так мороз! Руки, ноги оттают и тысячи «иголок» больно-больно колят в пальцы…
Высокая ель на поляне была так хорошо сложена, что немедленно захотелось взобраться на неё, на самую вершину. Подошёл к стволу, подпрыгнул до нижней ветки и подтянулся. «Интересно, как к этому отнесётся эндопротез в правой ноге?» – подумалось, но быстро забылось. Вверх, вверх, верх, раз, раз, раз, подтянулись! «Спой-ка с нами, перепёлка-перепёлочка. Раз иголка, два иголка, будет ёлочка. Раз дощечка, два дощечка, будет лесенка. Раз словечко, два словечко, будет пе-сен-ка!» «Вдох глубокий, руки шире. Не спешите, три, четыре. Бодрость духа грация и пластика!» «Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка, это флаг корабля! Капитан, капитан, подтянитесь! Только смелым покоряются моря!»
Взабравшись на верх, не мог сдержать улыбки.
–Эгегей!!! Лечу! – размахивал свободной рукой. – Взмывая выше ели, не ведая преград, крылатые качели летят, летят, летят!
С одной стороны передо мной раскинулось зелёное море торфяного болота, с другой – дремучая тайга.
Я внимательно осматривал окрестности. Мать родная! Какая красота!
В памяти зазвучала третья симфония Глиэра – «Илья Муромец», её величественное начало, знаменный распев и, моя самая любимая, третья часть. Мурашки по коже…
Далеко, на дереве возвышающимся над всеми иными, заметил что-то необычное. На его макушке чернел большой, округлый предмет.
–Да это же гнездо! – воскликнул. – Большущее! Видимо какой-то крупной хищной птицы. Всегда хотел найти такое! Настоящая удача!
Гнездо надо было неприменно разыскать, посмотреть на него снизу, а ёще лучше подняться к нему.
–Ну что, руки-ноги, справитесь? Не подведёте? – спрашивал, спускаясь вниз. – Ничего, прорвёмся! Есть ещё порох в пороховницах и ягоды в ягодицах! – говорил громко, посмеиваясь, крепко хватаясь руками за ветки.
Раз, раз, раз, вниз, вниз, вниз. «Спой-ка с нами, перепёлка-перепёлочка»…
